Вдова Дмитрия Гройсмана: "Мне дают понять, что интересоваться обстоятельствами смерти мужа не стоит"
В Винницкую правозащитную группу, как и раньше, когда ее возглавлял Дмитрий Гройсман, спешат люди со своими проблемами. Чаще всего просят помощи, пережив пытки, исчезновение близких, вынужденное бегство из родных мест. Светлана Побережец, вдова Дмитрия, став координатором Винницкой правозащитной группы, вместе со своими единомышленниками пытается помочь всем пострадавшим. Женщина много работает, но все же никак не может смириться со смертью мужа…
— Светлана, после того как Дмитрий умер, вы сообщили, что у него была неизлечимая болезнь сердца, которая и стала причиной смерти. Родители же связывали уход из жизни своего единственного сына с его активной гражданской позицией и правозащитной деятельностью.
— Это было лишь мое предположение, что Дмитрий умер из-за болезни. Он действительно был нездоров, принимал медикаменты, которые всегда носил с собой. Но многое из того, что случилось после его ухода из жизни, вызывает у меня подозрения. В служебную командировку в столицу я проводила его утром 5 августа 2013 года, к вечеру он обещал вернуться домой. Как только сошел с поезда, стал «вне зоны». А ближе к полуночи мы узнали, что случилось непоправимое.
На следующий день после того, как мужа не стало, следователь Днепровского районного управления милиции Киева Луценко открыл уголовное производство по факту умышленного убийства. Обычно такова, как объяснили мне, практика, когда человек в молодом возрасте умирает при невыясненных обстоятельствах. К сожалению, следователь так ничего и не выяснил. Он отказался признать меня потерпевшей, не предоставил возможность ознакомиться с материалами уголовного производства. Из документов, которые я прочитала в суде, следовало, что тело Дмитрия было обнаружено патрульным в одной из столичных квартир. Протокола допроса милиционера в материалах не оказалось. Непонятно также, каким образом Дмитрий попал в эту квартиру, оказывали ли ему медицинскую помощь, вызывали ли «скорую», чтобы констатировать смерть, в котором часу все это произошло… Отец Дмитрия ездил по указанному в материалах уголовного производства адресу, но дверь никто не открыл. А соседи, с которыми ему удалось пообщаться, не слышали, чтобы в этой квартире кто-то умер.
На мои вопросы об обстоятельствах смерти мужа следователь странно улыбался и все повторял: «А вы уверены, что хотите это знать?» Удивило, что все личные вещи Дмитрия следователь почему-то отдал столичному адвокату, с которой муж некоторое время поддерживал деловые отношения, причем отдал в день открытия уголовного производства. Ноутбук и два мобильных телефона, диктофон, банковские карточки, рубашка и другие мелкие вещи, находившиеся в сумке, остались неисследованными. В материалах дела имеется расписка о получении адвокатом этих вещей на основании договора о сотрудничестве с Дмитрием. Но ведь оба они юристы и не могли не знать, что договор утратил силу в связи со смертью Дмитрия. К тому же я сомневаюсь, что такое соглашение было заключено. Подпись на нем принадлежит не мужу, договоров сроком на шесть лет он никогда не заключал. Более того, второго экземпляра в офисе Винницкой правозащитной группы не оказалось. Адвокат так и не отдала мне Димины вещи. Как-то я позвонила ей на мобильный, но она ответила, что говорить нам не о чем. Создается впечатление, будто заинтересованные лица тщательно зачищали следы.
— Но ведь принадлежавшие Дмитрию ноутбук, мобильные телефоны дороги вам как память о нем.
— Не только. Они могли стать и вещественными доказательствами в данном уголовном производстве. Ведь можно было установить все звонки на мобильный Дмитрия в день его смерти и накануне, поинтересоваться записями на диктофоне, исследовать эти предметы на отпечатки пальцев или какие-то вещества. Возникает логический вопрос, почему следователь так быстро избавился от этих вещдоков, ведь на тот момент выводов о причине смерти у него не было.
О неправомерных действиях следователя я пожаловалась в прокуратуру, но получила ответ, что никаких нарушений он не допустил. Уголовное производство по факту смерти моего мужа закрыто в связи с отсутствием состава преступления. Тогда я обратилась с жалобой в Днепровский районный суд Киева. Рассматривавший жалобу судья отменил постановление о закрытии уголовного производства, поскольку в нем не было заключения судмедэксперта о причинах смерти Дмитрия. Судья указал и на многие другие нарушения законодательства, допущенные следователем во время проведения досудебного расследования. Материалы уголовного производства были переданы следователю для устранения этих нарушений, однако он указания судьи проигнорировал и повторно вынес постановление о закрытии дела.
Я вынуждена была снова обжаловать это постановление в Днепровском районном суде. Еще раз ознакомившись с материалами, убедилась, что ни одно из указаний судьи не было выполнено. К делу лишь было приобщено заключение судмедэксперта, в котором значилось, что причина смерти Дмитрия — сердечная недостаточность. Но как только прочитала заключение, у меня возникло еще больше вопросов. Дата рождения Дмитрия в заключении судмедэкспертизы не совпадала с его паспортными данными. Описанная экспертом одежда, которая в момент проведения экспертизы якобы была на муже, не принадлежала ему и совершенно отличалась от той, которая зафиксирована на фото с места происшествия.
Обычный человек, наверное, не заметил бы, а вот я, врач-реаниматолог с многолетним стажем, обратила внимание, что экспертом нарушены нормы законодательства, которые регулируют правила проведения судебно-медицинского исследования, поскольку не были изъяты и исследованы образцы всех органов и в должном количестве, как это указано в «Правилах проведения судебно-медицинских экспертиз». Срезы почек, в которых могли быть обнаружены токсины, если Дмитрия отравили, вообще не были представлены для исследования. Образец его крови был доставлен в неопечатанной пробирке, кровь исследовалась лишь на наличие этилового спирта. Считаю, результаты экспертизы, проведенные таким образом, не могут считаться действительными.
Увы, доводы о нарушении моих прав и сомнительной судмедэкспертизе уже другой судья Днепровского района посчитал несущественными и отказал в удовлетворении жалобы. Уголовное производство по факту смерти мужа в очередной раз закрыли. Поддержала это решение и коллегия Апелляционого суда Киева, посчитавшая, что данных, которые бы свидетельствовали об уголовном правонарушении, недостаточно. Судьи констатировали также, что сомневаться в заключении эксперта не приходиться, поскольку проводил его специалист с высшим медицинским образованием, имеющий пятый квалификационный класс.
Мы с адвокатом готовим материалы в Европейский суд по правам человека. Я пытаюсь понять, почему мое вполне объяснимое желание узнать, что на самом деле случилось с мужем, вызвало столько сложностей?
— Вы общались со свидетелями смерти Дмитрия?
— О том, что есть две свидетельницы его смерти, я узнала из материалов уголовного производства. Ими оказались сотрудницы одной из киевских правозащитных организаций. Дмитрий в тот день приехал к ним, чтобы обсудить некоторые вопросы наших клиентов, а также возбужденное против него самого «порнодело». Только непонятно, почему он собирался обсуждать эти дела с людьми, которые не являются юристами? К сожалению, эти женщины почему-то избегают встречи со мной.
— За два дня до того, как Дмитрия не стало, должно было состояться последнее заседание Винницкого городского суда по его уголовному делу.
— Дмитрия обвинили в распространении порнографии. Правоохранители, перевернувшие все вверх дном в офисе Винницкой правозащитной группы и у нас дома, скорее всего, пытались найти злоупотребления в нашей работе по оказанию помощи сомалийским беженцам. Не нашли. Зато обнаружили в блоге Дмитрия фото статуэтки фаллоса, возвышавшейся на Конституции Украины. Этим снимком Дмитрий хотел предостеречь чиновников, насилующих Конституцию, ворующих у народа. Правоохранители же усмотрели в этом криминал. На протяжении почти трех лет в суде рассматривали возбужденное в отношении мужа уголовное дело. Он тщательно готовился к каждому заседанию. Процесс отбирал у Дмитрия много сил и здоровья, отвлекал от правозащитной деятельности. Скорее всего, именно этого и добивались правоохранители, затеявшие судебную тяжбу.
Когда мужа не стало, поддерживавшая государственное обвинение прокурор предложила закрыть дело в связи со смертью Дмитрия, но мы с адвокатом настаивали на оправдательном приговоре. В суде адвокат огласила последнее слово моего мужа. В этой речи он опроверг все обвинения в свой адрес, подкрепив доказательствами. Заявил, что не чувствует себя виновным, но не боится тюремного заключения, потому что и в местах лишения свободы будет заниматься правозащитной деятельностью. Вскоре в Винницком городском суде был оглашен приговор. «Оправдать из-за отсутствия состава преступления!» — провозгласил судья Юрий Ковбаса. Получается, к уголовной ответственности пытались привлечь заведомо невиновного человека.
После похорон Дмитрия к его родителям обратилась адвокат той самой столичной правозащитной организации, сотрудницы которой фигурировали как свидетели в уголовном производстве по факту смерти. Она утверждала, что необходимо привлечь к уголовной ответственности лиц, виновных в незаконном преследовании Дмитрия, предлагала свою помощь. Родители отказались от ее услуг, сказав, что поможет адвокат Дмитрия, представлявшая его интересы в судебном процессе. А спустя некоторое время мы узнали, что с заявлением в прокуратуру Винницкой области таки обратилась одна из свидетельниц смерти мужа. В результате были открыты уголовные производства относительно двух винницких следователей, директора художественного музея, предоставившего искусствоведческую экспертизу с заведомо ложными выводами, из-за которой Дмитрию было предъявлено обвинение, а также прокурора, утвердившего обвинительное заключение. Я понимаю, согласно нашему законодательству любой гражданин, узнавший о правонарушении, может обратиться в силовые структуры. Но почему же в таком случае «правдоискательница» не известила нас, семью Дмитрия?
Мы с адвокатом Натальей Гурковской вынуждены были присоединиться к судебному процессу, когда уголовные производства в отношении двух фигурантов были закрыты. По нашему ходатайству постановления об их закрытии отменили. Примечательно, что представители силовых структур, которые теперь отвечают в суде за превышение служебных полномочий, продолжают утверждать, дескать, это было их убеждение, что Дмитрий совершил преступление, поэтому и возбудили уголовное дело. А вот на мой вопрос, почему же не обжаловали оправдательный приговор, оглашенный Дмитрию посмертно, отмалчивались.
— Дмитрий как-то заметил, что был готов к любому исходу этого позорного уголовного дела.
— Он предполагал, что его бросят за решетку или устранят физически. Основания так говорить у него были. Ему много раз угрожали, как-то избили в подъезде собственного дома, по окнам квартиры стреляли. Его жизнь все время была под угрозой. Недаром действует конвенция ООН «О защите прав правозащитников», к которой присоединилась и Украина, ведь у нас правозащитников преследуют, похищают, убивают.
— Светлана, по вашим окнам стреляли, когда мужа уже не было в живых?
— Да, теперь пытаются запугать и меня. Обстреляли окна квартиры, мой автомобиль. Стрелков милиция так и не нашла, и правонарушение вот уже несколько месяцев остается нераскрытым. Кроме того, мне периодически звонят незнакомые люди и пытаются объяснить, почему происходят некоторые неприятные вещи в моей жизни. Советуют подумать о своем будущем, не осложнять его. Дают понять, чтобы перестала интересоваться обстоятельствами смерти мужа, ведь его не вернуть. Но как же можно вычеркнуть двадцать лет нашей с ним совместной счастливой жизни, забыть о нем, верном друге, заботливом отце? Не могу спокойно жить, не зная, что с ним случилось. Верю, все равно когда-нибудь эта тайна будет раскрыта.
Фото из семейного альбома
8089Читайте нас у Facebook
