В Сумах социальные службы забрали десятилетнюю девочку у матери
— Мы с дочерью шли по улице и встретили школьного социального педагога, — рассказывает 34-летняя сумчанка Татьяна (имя изменено. — Авт.). — Педагог попросила пройти вместе с ней в службу по делам детей — якобы для разговора. Там мне показали решение Сумского исполкома. «Немедленно отобрать ребенка у мамы», — было написано на листочке. Мы не успели ничего понять, как Кристиночку стали отрывать от меня. Дочь зарыдала, у нее началась настоящая истерика. Я тоже плакала. Но мне пригрозили: «Вызовем милицию, и тогда у вас будут проблемы еще и с ней.
…С Татьяной мы встретились в кафе в центре Сум. Высокая миловидная женщина явно стеснялась своих покрасневших рук.
— Сегодня целый день провела под дождем: устроилась в одну фирму распространять рекламу, — объяснила Татьяна. — Обещали заплатить, но в итоге я не получила ни копейки. В городе найти работу практически невозможно. А в социальной службе мне сказали: пока не устроитесь, ребенка не увидите.
Мы с дочкой живем вдвоем в двухкомнатной квартире. Два года назад умерла моя мама, ее бабушка, и у нас не осталось никого.
— Отец девочки участвует в ее судьбе?
— С ним я развелась через год после рождения Кристины. Он сказал, что жил со мной временно, и ушел. Теперь платит двести гривен алиментов, иногда дает еще гривен сто пятьдесят. И все.
Пока моя мама была жива, нам с ней удавалось уговаривать Кристиночку пойти в школу. Бывало, мы буквально гонялись за ребенком по комнатам. Только натянем на Кристину колготки, отвернемся за кофтой — она уже все с себя сняла. Когда бабушка умерла, дочь категорически отказалась ходить в школу.
— Почему? Может, ее обижают учителя или дразнят дети?
— Кристина очень стеснительная, в коллективе чувствует себя скованно. Говорит: «В школе плохо, шумно». Она любит читать, рисовать, но на уроки идти отказывается, начинает паниковать, разбрасывать вещи. Были случаи, когда дочь сбегала с уроков. Наказывать Кристину не могу, у нее очень ранимая психика. Может, дочери нужно индивидуальное обучение? Я в детстве тоже была стеснительная, но 10 классов окончила…
В прошлом году школа подала на меня представление в службу по делам детей. Оттуда пришли, обследовали наши условия. Сказали, что в квартире все нормально, но плохо то, что я безработная. Не скрою, иногда приходится просить милостыню возле церкви. Но если пойду работать, с кем будет ребенок?
В прошлом году после проверки нас оставили в покое. А в этом забрали дочку в центр реабилитации. Кому от этого стало лучше? Кристине? Да она рыдает все время! Когда я ее навещаю, не отходит от меня ни на шаг. «Мамочка, миленькая, забери меня домой. Хотя бы на выходные, поспать в своей постельке». Пытаюсь объяснить, что не отказывалась от нее. Что как только устроюсь на работу, ее отпустят домой. Конечно же, укоряю: «Вот видишь, ты в школу не хотела ходить, тебя и забрали». Она опустит голову и молчит.
— В реабилитационном центре вам предложили обследовать девочку?
— Мне сказали, что ей нужно пройти специализированное обследование в Ромнах (в детском стационаре психиатрической больницы. — Авт.). Но я не дала согласия. Зачем ребенка отправлять на целый месяц в такое место? Конечно, чиновники хотят себя обезопасить. Они даже пытались меня подкупить будущими деньгами: мол, дочке дадут группу инвалидности и вы будете получать тысячу гривен пенсии. «Вам что, тысяча гривен не нужна?» — чуть ли не кричали на меня в центре реабилитации. Нет, такой ценой не нужна. Если бы дочь можно было бесплатно обследовать здесь, в городе! Ведь без справок от врачей Кристину нельзя перевести на индивидуальное обучение…
А в последнее время меня вообще перестали пускать к дочери. Я узнала, что она лежит с температурой. Попыталась выяснить, как она, у врача, уточнить, чем ее лечат. «Она в изоляторе, на карантине, — только и сказали. — Мы никого к ней не пускаем». Каждый день езжу туда, постою в коридоре, отдам передачу — и домой. Сердце разрывается. Дочка лежит одна, больная, плачет, ждет маму. А я только и могу, что бегать и заглядывать в окна… И в том, что дочь захворала, меня обвинили: вы ее в школу не пускали, вот у нее и нет иммунитета.
Мне сказали, что проблема номер один — то, что дочь не ходила в школу. Мол, я не выполняю родительские обязанности. Пока Кристина находится в центре, нужно устроиться на работу и принести справку. Иначе мне дочери не видать. Знают, что я одинокая, бесправная. Вот и делают, что хотят.
«ФАКТЫ» встретились и с другими участниками конфликта. Директор центра реабилитации, где уже три недели находится Кристина, разговаривать с журналистом поначалу не хотела. Требовала бумагу с разрешением от социальных служб. Но уже через минуту рассказала свою версию случившегося. А в конце разговора для меня даже провели небольшую экскурсию.
Сразу скажу, что центр произвел благоприятное впечатление. Светлые, недавно отремонтированные комнаты, новая сантехника и мебель. Видно, что персонал прикладывает много усилий, чтобы дети, в большинстве своем из неблагополучных семей, смогли здесь набраться сил.
— Поймите, мы желаем Кристине только добра, — говорит директор Центра социально-психологической реабилитации Лариса Прудиус. — Когда она к нам поступила, это был запуганный ребенок, который боялся даже поднять глаза. Выяснилось, что десятилетняя девочка не умеет элементарных вещей: одеться, застегнуть пуговицы, завязать шнурки. Она не знала, что перед сном нужно мыться… Наши воспитатели всему этому ее научили. Но почему это не сделала родная мама?
Насторожило и то, что девочка живет в своем замкнутом мире. Она рисует странные картинки, страшные маски. Ни на минуту не расстается со своей игрушкой, даже на улице. В самые первые дни мы предложили маме более детально обследовать психоэмоциональную сферу ребенка. Для этого девочка неделю должна была находиться под специализированным наблюдением в Ромнах. Но мама отказалась, а без ее согласия мы не имеем права направлять туда ребенка. Сейчас, после трех недель у нас, такой необходимости уже нет. Кристину осматривал психиатр и не обнаружил серьезных проблем.
Девочка подружилась с другими детками, играет с ними в куклы, поет на музыкальных занятиях. В выходные у нас была игровая программа, и Кристина с удовольствием в ней участвовала. Я ей пообещала, что в День святого Николая будет утренник, и она обязательно будет выступать.
У нас сложилось впечатление, что мать специально не пускала ребенка в школу, из-за этого Кристина погрузилась в воображаемый мир. Мы постоянно пытаемся объяснить маме, как важен для ребенка детский коллектив, социальная адаптация. Когда будет утренник, покажем Татьяне, чему девочка научилась, как ей нравится петь вместе со всеми детками, читать стихи.
Но отпускать ребенка домой на выходные пока рано. Кристина только начала меняться в лучшую сторону. Кстати, у нас она с удовольствием ходила на уроки. Правда, забывала по дороге из школы застегивать куртку и потому заболела. Сейчас она с ангиной лежит в изоляторе. Мы не пускаем к ней маму не из вредности, а из-за карантина. Всеми силами пытаемся помочь Татьяне исправить ситуацию. Я предлагала ей работу — в ближайшем от нас жэке требуется дворник. Мать сказала, что это ей не подходит.
— Кристина читает, имеет хороший словарный запас, пересказывает тексты, решает простейшие математические задачи, — уточнила психолог центра Галина Курченко. — А вот с восприятием мира, общением у девочки сложности. Она не умеет делать элементарных вещей. Видимо, чрезмерная опека мамы не давала ей возможности проявить самостоятельность. Мама изолировала дочь от социума, а ребенку необходимо общение со сверстниками.
Больше всего о проблемах этой семьи известно учителям и руководству школы, которую хоть изредка, но посещала девочка.
— К нам Кристина пришла во второй класс, — рассказала журналистам директор сумской школы № 25 Лидия Голуб. — Пропуски участились в четвертом классе. В прошлом году из девяти месяцев учебы девочка была в школе только три месяца, в этом году — только три дня. Сначала мы пытались сами работать с мамой. Потом обращались за помощью в службу по делам детей, криминальную милицию, социальные службы. Татьяна не реагировала. Она давала расписки, что обеспечит посещение школы дочерью и устроится на работу. Но ничего не менялось. Жаловалась, что им нечего есть, просила денег у классного руководителя. Несколько раз школа и родители ей помогали. Передавали овощи, фрукты, собирали пакеты с едой, помогали деньгами. Но при этом мама не хотела устраиваться на работу. Она нашла другой путь решения финансовых проблем — просить вместе с дочкой милостыню под церковью.
— Ребенок интеллектуально сохранен, но запущен, — говорит учитель начальных классов Светлана Прокопчук, три года обучавшая девочку. — Не думаю, что Кристине показано индивидуальное обучение. Если бы она посещала школу, то училась бы хорошо. Но только девочка начинала привыкать, адаптироваться в классе, как снова пропускала школу. Хотя я видела, что Кристине было интересно то, что у нее получалось. Появлялось желание учиться, улучшалось настроение. Я рассказывала об успехах маме, а та твердила: дочка не хочет ходить в школу. И все время жаловалась, как им тяжело без денег. Мы нашли Татьяне работу дворника неподалеку от школы, чтобы она могла провожать дочь в школу. Татьяна, сказала, что устроилась, но на работу так и не вышла.
В службе по делам детей заверили, что знают эту семью давно. Познакомились с Татьяной, когда та несколько лет назад пришла к ним просить денег.
— Молодая здоровая женщина рассказала нам, как тяжело ей живется с ребенком, что иногда даже нечего есть, — рассказали сотрудницы службы по делам детей. — Мы помогали, находили вакансии. У Татьяны нет образования, кроме школьного, поэтому работу она могла получить только неквалифицированную. Но от такой категорически отказывалась. А когда узнала, сколько платят нам, сказала, что за такие деньги она бы на работу не пошла.
— Нашей службой подготовлены документы и исковое заявление в Ковпаковский районный суд об изъятии у матери ребенка без лишения родительских прав, — говорит начальник службы по делам детей Сумской обладминистрации Валерия Феркалюк. — До решения суда ребенок будет находиться в реабилитационном центре. Если в судебном порядке девочку отберут, она получит статус ребенка, лишенного родительской опеки. Девять месяцев Кристина сможет провести в центре реабилитации. За это время мама должна исправить ситуацию и предоставить документы, что она способна обеспечивать дочь всем необходимым. Ровно год назад на заседании комиссии по правам ребенка мы предлагали женщине оформить девочку временно в центр на реабилитацию, чтобы за это время трудоустроиться. Татьяна даже письменно нас заверяла, что обязуется найти работу. Но ничего не изменилось. Мать продолжала попрошайничать, втягивая в это дочку. А это уголовно наказуемо. Татьяна должна понять, что ей срочно нужно менять свое отношение к жизни и ребенку.
— Когда ко мне за помощью обратилась мама и я увидел решение исполкома Сумского горсовета, то смутила формулировка: «изъять несовершеннолетнего ребенка в связи с угрозой жизни и здоровью», — рассказывает представитель общественной организации «Родительский комитет Украины» Олег Борисенко. — Это очень серьезное обвинение. Обычно за такими словами должна стоять проблема, которая может закончиться смертью ребенка. Но часто чиновники пишут эту фразу как шаблон, чтобы оправдать свои действия. Хотелось бы узнать: есть ли реальная угроза, и может ли она быть доказана? Если нет, тогда почему забрали Кристину? Главные обвинения — девочка не посещает школу и в семье мало доходов. Но это не тот случай, когда ребенка нужно лишать матери.
Если социальные службы заостряют внимание на семье, то с этого момента она — семья — защищена хуже, чем преступники. В уголовных делах есть адвокаты, предусмотрена презумпция невиновности. Когда же приходят социальные работники, родители оказываются наедине с ними. У службы мало рычагов, чтобы оказать реальную помощь. В лучшем случае они помогут устроиться на биржу. А вот функций жандармов у них предостаточно: нагрянуть, составить протокол, отобрать. Если мамочки начинают скандалить, писать жалобы, то очень быстро выпадают из поля зрения соцслужб. Татьяна защитить себя не может. Наоборот, ее уже довели до такого состояния, что она все время плачет. При этом реальной помощи никто не предлагал. С работой дворника, на которую ее все посылают, она может не справиться по состоянию здоровья. Здесь должны подключиться все мы — город и общественность. Ведь в здоровом обществе сильные всегда помогают слабым, а не втаптывают их в грязь.
Что касается девочки. В центре реабилитации говорят, что их насторожили странные рисунки. А что должен рисовать ребенок, которого отобрали у мамы? Сейчас Кристина заболела, ей плохо, одиноко. Маму к ней перестали пускать совсем. Она сидит в изоляторе, как в тюрьме. Кто-нибудь подумал, что девочка чувствует, каково ей там? Это домашний ребенок, который любит маму. Здесь, в центре, она получает психологическую травму, оставшись без родного человека. Но кого это волнует? Маме даже не говорят, чем дочь лечат, какие препараты она принимает. И это при том, что мать не лишена родительских прав!
Я считаю, что если этой семье помочь, то все закончится благополучно. Им нужно дать шанс. А потом уже делать выводы и принимать такие крайние меры, как изъятие ребенка.
7057Читайте нас у Facebook
