Удар по самолету — и приборы вышли из строя: как погиб известный летчик-испытатель Сергей Горбик
Последним, кто видел Сергея Горбика живым, был единственный уцелевший в том полете член экипажа, инженер-экспериментатор Николай Фомин. Почувствовав опасность, командир приказал ему покинуть машину.
— В тот день все начиналось нормально, — вспоминает заслуженный работник промышленности Украины Николай Фомин. — Накануне, в понедельник, мы успешно отлетали программу. Утром 13 октября получили зарплату. Потом ребята отправились в бассейн. Михалыча (Михаила Михайловича Трошина) забыли в бассейне. Пожилой бортинженер замешкался в раздевалке, экипаж сел в автобус и укатил на аэродром. Вскоре Трошин сам позвонил: «Мне приезжать?» В тот день наш экипаж стоял в резерве на полеты. Все надеялись раньше вернуться домой.
Возле самолета встретил Сергея Горбика. Он поинтересовался делами. «По нашей части все нормально, Сергей Александрович, — говорю. — Накануне были дефекты аппаратуры, их устранили». «Значит, полетим», — сказал командир.
Программу испытаний, подобную той, которую предстояло выполнить, Сергей Горбик отрабатывал раньше на «Мрії», но она летала меньше, и у нее не было грубых посадок. А наш «Руслан» однажды пришлось сажать без выпущенной передней ноги шасси, потом ремонтировать фюзеляж… Кое-кто до сих пор считает, что именно это со временем привело к трагедии.
Полетели на запад, в район Коростеня, до 150 километров от Киева. Отработали имитацию отказов системы органов управления сначала с меньшей скоростью — около 350 километров в час. Проверяли надежность элеронов. Затем на высоте пять тысяч дошли до максимальной при таких испытаниях приборной скорости — 530 километров в час. Примерно на таких скоростях «Русланы» летают на высоте девять-десять тысяч метров. Но чувствовалось, как на развороте самолет подвергается сильнейшим перегрузкам. И вдруг — мощнейший удар впереди по самолету. Пошла сильнейшая тряска, вибрация… Командир взял штурвал и набрал высоту шесть тысяч метров.
От тряски мешок с моим парашютом подскакивал почти на полметра вверх. Стрелки приборов на приборной доске метались так, что невозможно было распознать показания скорости, высоты.
Я понял, что случилось нечто серьезное и мне лучше быть при парашюте. А он, в нарушение инструкции, находился в хвосте. Пришлось на несколько секунд отсоединиться от связи и сбегать за ним. Снова подключился и слышу голос Юры Дмитриева: «Командир, кок оборвало!» Затем — голос Горбика: «Не работают приборы скорости и высоты. Посмотрите, может, у кого-нибудь хоть что-то показывают…» Я обошел четыре этажерки с приборами в моем отсеке. На всех стрелки бешено вращались то в одну, то в другую сторону. На некоторых — по кругу.
* Николай Фомин: «Погибшие ребята до сих пор у меня перед глазами»
— Докладываю командиру, что в задней кабине приборы воздушно-скоростной группы не работают, — продолжает рассказ Николай Андреевич. — Гляжу в иллюминатор влево — там сплошной туман.
В течение 10—12 минут до моего прыжка экипаж пытался спасти самолет. Как потом оказалось, поток встречного воздуха разорвал носовой обтекатель, под которым была электропроводка бортового оборудования и испытательной аппаратуры. Обломки обтекателя попали в двигатели и два правых практически не работали. Надо было обеспечить симметрию тяги, но рули и элероны плохо слушались.
Командир дал команду мне, ведущему инженеру по летным испытаниям Сергею Бабину и инженеру-экспериментатору Юрию Педченко покинуть самолет. Для меня до сих пор загадка, почему Сережа и Юра стояли с парашютами у входа в шахту аварийного люка, а он оказался закрытым. Возможно, его заклинило…
Мы летели над Полесьем. А посадка производится так: задирается нос, и первый удар на себя принимает хвост. Горбик, наверное, посчитал, что первым должен покинуть борт я, поскольку находился в задней части фюзеляжа.
Переспросил: «Командир, из задней кабины прыгать?» — «Прыгай, только кольцо сразу дергай», — ответил Горбик.
Я надел теплую куртку, кепку, встал на колени перед шахтой, смотрю вниз и слушаю переговоры экипажа. Так не хотелось покидать ребят…
Проскользнув головой вниз по четырехметровой наклонной шахте, я вывалился из самолета, дернул кольцо и бросил взгляд на удалявшийся «Руслан». Думал: ну вот, напросился на прыжок. Ребята сейчас дотянут до Бородянки и разъедутся по домам. А я как из этого леса выбираться буду?
Попал между двух огромных сосен. Кроны прошел, они погасили купол, увидел землю — и со свистом загремел вниз! 12—13 метров свободного падения, примерно высота седьмого этажа…
Ударился ногами, затем пятой точкой, потом грудью об колени — аж дыхание сбило. Сознание не терял. Когда задышал, пощупал рукой землю. Мягкая! Листья дуба, мох, иголки… Немного дальше — стволы упавших деревьев, пенек… Боль во всем теле ощущал дикую.
В небе проплыл «Антей». Это догонял «Руслан» летчик-испытатель Василий Самоваров со своим экипажем. Он работал в зоне испытаний по своей программе, но услышав по радио, что у нас неприятности, поспешил на помощь.
Штурман «Антея» Володя Спасибо (он погиб через несколько лет в Испании при тушении лесных пожаров на самолете Ан-32П в составе экипажа Геннадия Братыщенко) потом рассказывал, что они увидели парашют, отметили мое местонахождение на карте и передали координаты для аварийно-спасательной службы.
Читайте также: Летчик-испытатель Артем Куликов: «Меня и других авиаторов спасли своей гибелью Сергей Горбик и его экипаж…»
Все надеялись, что Василий Андреевич подскажет что-нибудь Горбику. У турбовинтового «Антея» скорость менше, чем у «Руслана». Но он все-таки догнал Ан-124, сообщил его скорость, высоту, сопровождал до конца. «Тяни на себя или на лес садиться будешь…» — помню слова Самоварова из записи «черного ящика». А Горбик ответил: «На лес и садимся, куда же денешься…» После — треск, шум, чей-то неразборчивый голос и фраза Горбика: «Стоп всем двигателям!» К сожалению, при посадке удар оказался таким мощным, что баки с 60 тоннами керосина взорвались. Вокруг загорелся лес.
Самолет упал в тринадцати километрах от меня. Я ничего не слышал. То ли был оглушен, то ли лес погасил звуковую и ударную волны. Ребята с Ан-22 рассказывали: «Руслан» снизился, начал стричь, затем рубить лес, потом показался огонь справа — загорелись, фюзеляж пошел гофрами, как гармошка, сломался посередине, кабину и переднюю часть развернуло влево, а хвостовая еще немного проползла по земле и замерла, упершись в стволы деревьев. Все поглотили пламя и дым.
Меня через час нашли ехавшие на «Запорожце» жители села Хомивка Радомышльского района Житомирской области Николай Терещенко и Зинаида Акулинкина, брат и сестра. Они сообщили в ближайшую воинскую часть, и за мной прислали скорую помощь…
А ребята и сейчас у меня перед глазами — Сергей Горбик, без команды которого я не прыгнул бы, второй пилот Виктор Подсуха, штурман-испытатель Виктор Солошенко, бортинженеры-испытатели Михаил Трошин и Юрий Дмитриев, бортрадист-испытатель Анатолий Крючек, ведущий инженер по летным испытаниям Сергей Бабин, инженер-экспериментатор Юрий Педченко…
* Сергея Горбика в испытатели пригласил сам Олег Антонов
Заслуженный летчик-испытатель СССР Сергей Горбик был одним из первых киевлян, с которым судьба познакомила другого известного украинского летчика-испытателя, Героя Украины Александра Галуненко.
— В мае 1975 года после окончания Школы летчиков-испытателей в подмосковном городе Жуковском я получил направление в Киев, в ОКБ Антонова. Прилетел в Жуляны на транспортном Ан-26 с двумя большими ящиками вещей. Однокашник по летной школе дал адрес своего товарища Сергея Горбика. Дескать, у него дома можно будет оставить на первое время пожитки.
Приезжаю на грузовике, который вез мои ящики вместе с другими, куда были упакованы комплектующие для авиазавода, к дому Горбика. Услышав мою просьбу, он согласился. Но тут на пороге возникла его теща. Увидев в окно полный грузовик ящиков, она запротестовала. Пожилая женщина не расслышала, что речь идет всего о двух ящиках. Этого не понял и Сережа! Но возразил теще. Пошел со мной за ящиками и удивился, когда мы занесли в квартиру только два. Потом со смехом рассказывал товарищам, как я напугал его тещу.
Откуда в нем такие благородство, человечность, готовность прийти на выручку? Возможно, оттого, что Сергей вырос на Колыме, в суровом краю, где люди, чтобы выжить, всегда помогают друг другу.
После восьмого класса он работал бульдозеристом на золотом прииске, учился в вечерней школе. Мечтал стать летчиком, хотел поступать в военное летное училище. Но Никита Хрущев существенно сократил армию. Горбик поступил в Харьковский авиационный институт. В аэроклубе стал летчиком-спортсменом, мастером спорта по высшему пилотажу.
После института работал инженером на летно-испытательной станции соседнего серийного авиазавода. Однажды предприятие посетил Антонов. После окончания официальной части Горбик подошел к Олегу Константиновичу и попросился в летчики-испытатели. Генеральный конструктор пообещал уточнить ситуацию с кадрами. В тот же день Горбика пригласили в ОКБ на должность бортинженера-испытателя.
Читайте также: «На огромном „Руслане“ Курлин выполнял фигуры высшего пилотажа»
Но Сергей хотел сидеть за штурвалом. Для этого надо было попасть в Школу летчиков-испытателей. А там требовались люди с опытом полетов на реактивных машинах, которого у Сергея не было. Горбик обратился в военкомат с просьбой направить его в Саранский авиационный учебный центр. Но чиновники военкомата решили направить его в стройбат.
Сергей написал письма Ворошилову, Микояну, Хрущеву. Попал на прием к начальнику летного отдела ЦК ДОСААФ Украины, и тот позвонил военкому: «Ты бы посмотрел, как этот парень летает! Не губи ему жизнь!»
Отучившись в Саранске, Горбик получил квалификацию летчика-истребителя. Ходатайство принять его в Школу летчиков-испытателей подписали генеральный конструктор Олег Антонов, заслуженные летчики-испытатели СССР Герои Советского Союза Юрий Курлин и Иван Давыдов.
* Полет «Мрії» с кораблем «Буран» стал мировой сенсацией
— Высокое мастерство молодого пилота позволило заслуженному летчику-испытателю СССР, лауреату Ленинской премии Владимиру Терскому взять Горбика вторым пилотом для подъема первого реактивного антоновского самолета Ан-72, — продолжает Александр Галуненко. — Затем Сергей не раз летал командиром этой машины и ее глубокой модификации, предназначенной для научно-исследовательских работ в условиях Крайнего Севера и Арктики — Ан-74. В 1986 году забрал со льдины в Северном Ледовитом океане, где базировалась научная экспедиция «Северный полюс-27», участников 700-километровой трансполярной экспедиции под руководством исследователя Севера Дмитрия Шпаро, впервые дошедшей до Северного полюса на лыжах.
Льдина к тому времени треснула, погода испортилась. Но Горбик откладывать полет не стал — в лагере полярников были обмороженные и больные. Двумя рейсами полярников и лыжников эвакуировали на Большую землю.
Там, на Крайнем Севере, мы с Сережей возили и группу артистов, среди которых был Михаил Жванецкий. Однажды на подлете к Якутску заклинило шасси. Членам экипажа с трудом удалось их вытолкнуть вручную. Позже во время встречи с нами Михаил Михайлович пошутил: «Вы думали, что мы не догадывались, что происходит с шасси. Мы не хотели вас огорчать, что знаем об этом…»
И когда мне поручили формировать экипаж для подъема «Мрії» — самого большого в мире самолета Ан-225, я не задумываясь предложил кресло второго пилота Сереже. Он был профессионалом от Бога. Мы сначала «летали» на тренажере-имитаторе. И когда в конце 1988 года взлетели на «Мрії», особой разницы не ощутили.
Оправдались расчеты конструкторов и во время полетов с космическим кораблем многоразового использования на спине. Мы с Сережей и другими членами экипажа даже не ожидали, что «Мрія» с «Бураном» произведут такой фурор в Москве и Киеве, где мы совершали промежуточные посадки по пути с космодрома Байконур на международный авиасалон в Париж. В одном только полете мы с Горбиком установили за три с половиной часа сразу 110 мировых рекордов.
Такие люди, как Сергей, украшают жизнь. Нам его всегда будет не хватать.
Как сообщали «ФАКТЫ» ранее, в августе этого года украинский самолет-гигант «МРІЯ» завершил масштабный проект в Латинской Америке.
Читайте нас у Facebook
