"Хороший секс трудно забыть, а я ничего не помню": полный текст скандального интервью принца Эндрю (фото, видео)

«Я — увлекающаяся натура. Всегда стремлюсь узнать что-то новое»

— Ваше королевское высочество, мы приехали сегодня в Букингемский дворец в связи с чрезвычайно необычными обстоятельствами. Обычно мы обсуждаем с вами вашу работу, вашу службу как члена королевской семьи, но сегодня вы избрали для разговора другую тему. Впервые вы согласились говорить об этом. Почему вы приняли такое решение сейчас?

— Потому что было трудно выбрать время раньше для разговора о мистере Эпштейне и всем, что с этим связано. Мы беседовали с Newsnight примерно шесть месяцев назад и говорили как раз о моей работе. А потом, к сожалению, ни у меня, ни у вашей программы не было возможности до сегодняшнего дня встретиться снова. Теперь такая возможность появилась, и я рад видеть вас здесь.

— Как вы уже сказали, разговор пойдет о вашей дружбе с Джеффри Эпштейном. Когда она началась, как вы познакомились?

— Что же, это было в 1999 году. Нас познакомила его подруга, которую я знал раньше по университету. Не могу сказать, что нас связывала тесная дружба. Скорее, мы стали друзьями благодаря другим людям. И хотя я часто бывал в Соединенных Штатах, виделись мы с ним далеко не каждый раз. Не могу сказать, что мы провели много времени вместе. Полагаю, я встречался с ним один или два раза в год, возможно, однажды это было три раза за год. Бывало такое, что я прилетал в США, а его не было в тот момент в стране. И он говорил: «Почему бы тебе не остановиться в одном из моих домов?» Я обычно отвечал: «Это очень мило, большое спасибо». Но называть его моим очень, очень близким другом было бы, возможно, с очень большой натяжкой. У него была невероятная способность собирать вокруг себя выдающихся людей. Поэтому я посещал его званые обеды, на которых можно было встретиться с академиками, политиками, сотрудниками ООН. Хочу сказать, это были весьма достойные американцы.

— Именно это вас привлекало?

— Да.

— Переспрашиваю, потому что в обществе сложилось мнение… Вас называют «принцем вечеринок». Для этого есть основания?

— О, думаю, так можно говорить с большой натяжкой. Не знаю, почему я заслужил такой титул, потому что я… на самом деле, я никогда не пропадал на вечеринках. В начале 80-х я оставался холостяком довольно долго. Но потом женился и был счастлив, у меня не было потребности развлекаться таким образом. И то, что я наведывался в гости к Джеффри, не имело никакого отношения к вечеринкам, это точно.

— Вы сказали, что не были с ним близкими друзьями, но можно было назвать его хорошим другом? Вы ему доверяли?

— Да, думаю, можно, но я не искал никогда дурных знакомств, если вы понимаете, о чем я. Я — увлекающаяся натура. К тому же стремлюсь всегда узнать что-то новое. В то время, когда мы познакомились, я как раз уволился с флота. А военно-морская служба — это довольно изолированное занятие. Ты находишься в море большую часть времени. Уйдя с флота, я стал специальным представителем королевской семьи по вопросам международной торговли и инвестиций. И мне хотелось узнать как можно больше о том, что происходит в мировом бизнесе. Это еще одна веская причина поддерживать отношения с Джеффри, гостить у него. Это давало мне возможности бывать на Уолл-стрит и в других подобных местах и узнавать то, что было жизненно важно для меня в тот период.

— Но он тоже гостил у вас. В 2000 году был в Виндзорском замке и в Сандрингеме. Ваше приглашение открыло ему путь в самое сердце королевской семьи.

— Хочу подчеркнуть, что это было приглашение от меня лично, а не от королевской семьи. И помните о том, что приглашал я не его одного. Скорее, это было приглашение от меня моей знакомой по университету, которая была его девушкой. Только по этой причине он оказался в числе гостей.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вы устроили вечеринку в Сандрингеме в честь дня рождения девушки Эпштейна Гислейн Максвелл?

— Нет, это был охотничий уик-энд.

— Охотничий уик-энд…

— Именно, просто охотничий уик-энд и ничего больше.

— Но Эпштейн был тогда гостем и в Виндзорском замке, и в Сандрингеме…

— Да, да.

— А мы теперь знаем, что он привлекал несовершеннолетних девушек к занятию проституцией, к оказанию секс-услуг.

— Мы знаем об этом теперь, а в то время не было никаких признаков того, что он этим занимался, ни здесь, ни в США. Во всяком случае, ни я, ни кто-то из моих знакомых не замечали подобного. Повторяю, ни малейших признаков этого я не видел ни во время наших встреч с ним в США, ни даже тогда, когда останавливался в его домах. Совершенно ничего такого. А я, если вы помните, был в то время патроном кампании NSPCC's Full Stop, целью которой было избавление детей от насилия. Я хорошо знал все внешние признаки подобных вещей, но не видел их там.

«Даже если там и происходило что-то, я в этом не участвовал»

— Итак, вы поддерживали с ним отношения, встречались не раз, гостили у него много раз и ничего такого не видели, что могло бы вызвать у вас подозрение…

— Ничего.

— На протяжении всего времени…

— Ничего.

— Напомню еще, что вы бывали на борту его частного самолета.

— Да.

— Бывали на его частном острове.

— Да.

— Бывали в особняке Гислейн Максвелл в лондонской Белгравии.

— Да.

— В мае 2006 года был выдан ордер на арест Эпштейна по обвинению в сексуальном насилии в отношении ребенка.

— Да.

— А в июле он был приглашен в Виндзорский замок на празднование 18-летия вашей дочери Беатрис. Зачем вы это сделали?

— Потому что я пригласил Гислейн. Но это не столь важно. Не думаю, что в тот момент… Нет, я совершенно точно не знал, отправляя приглашение, о том, что происходит в США. Масс-медиа еще не освещали выдачу ордера, а он сам мне об этом не говорил.

— Он не обсуждал с вами тот факт, что его намерены арестовать?

— Нет.

— То есть он явился на вечеринку к вам, зная, что полиция проводит расследование в отношении его.

— Полиция? Я не совсем уверен в этом. Не знаю. Видите, в этом и заключается проблема, я действительно ничего не знал об этом.

— Тогда этим занималась полиция Палм-Бич.

— Боюсь, я ничего не знаю об этом. Проблема в том, что все это происходило в США. Я никогда не был частью этого и ничего не знал.

— В 2008 году он был признан виновным в принуждении несовершеннолетних к занятию проституцией, а также в посредничестве. Его посадили в тюрьму. Это был ваш друг. И вы ничего об этом не знали?

— Я прекратил все контакты с ним, узнав, что он находится под следствием. Это было в конце 2006 года. И мы не общались до 2010 года. Это одна из тех неприятных вещей, через которые иногда приходится пройти каждому из нас. И за которые потом стыдно… Уверяю вас.

— Значит, никаких контактов?

— Никаких.

— За все то время, что он отбывал срок, ни единого звонка, письма, ничего такого?

— Нет, нет и нет.

— Его освободили в июле 2010 года, уже через несколько месяцев — в декабре — вы побывали в его доме в Нью-Йорке? Зачем? Почему вы гостили у человека, осужденного за сексуальные преступления?

— Хороший вопрос. Я сам задаю его себе с тех пор, как это произошло, как это стало достоянием общественности. Спрашиваю себя, зачем я поехал к нему, было ли это правильно? Могу сказать вам, что сделал это с одной единственной целью — заявить ему, что нас больше не должны видеть вместе, потому что он был осужден. Я советовался с рядом людей. Мнения были разные — встречаться с ним или нет. Какое-то время я обдумывал вариант телефонного разговора. Советники считали его предпочтительным. Но я решил, что это будет трусостью. Я должен был поехать, увидеть его и объясниться. И я отправился в Нью-Йорк. Это была не главная цель моей поездки. Накопились другие дела. Но я выбрал время для того, чтобы встретиться с ним. Мы прошлись по парку и поговорили. Кстати, вот та фотография, которую опубликовали все массмедиа, ее сделали во время той нашей прогулки. Я сказал: «Слушай, из-за того, что случилось, не думаю, что будет приемлемо продолжать поддерживать наши отношения». Во время того разговора мы достигли взаимопонимания и решили, что больше не будем общаться. И я уехал, по-моему, на следующий день и больше никаких контактов с ним не поддерживал.

— Что он вам сказал, когда услышал, что вы разрываете дружбу?

— Я бы это описал как понимание. Он не стал углубляться в причины, говорить о том, что совершил. Сказал, что принимает мою позицию. Добавил, что признал свою вину, понес наказание и отбыл его. Сказал, что ему нужно продолжать жить. Я ответил: «Да, но, боюсь, что мы больше не сможем видеться и общаться. Это вряд ли было бы умно с нашей стороны».

— Кто рекомендовал вам тогда разорвать вашу дружбу? Эта идея исходила из Букингемского дворца? Это была королева? Ее Величество была в этом замешана?

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет. Это исходило из… Ну, было несколько человек… кто-то из моих помощников, друзья, члены семьи, с которыми я обсуждал эту тему. Они говорили, что мне следует проявить инициативу, встретиться с ним. Я должен был сказать ему: «Все, это конец».

— Это был декабрь 2010 года.

— Да.

— Он устроил вечеринку, чтобы отпраздновать свое освобождение и пригласил вас в качестве почетного гостя.

— Нет. Я не пошел. О, в 2010-м… Точно не было никакой вечеринки по случаю его освобождения. Так, небольшой ужин. Человек восемь или десять, не больше. А если потом была вечеринка, то я об этом ничего не знаю.

— Значит, вы были почетным гостем на ужине.

— Ну да, это был ужин, хотя вряд ли об этом можно говорить столь официально. Хорошо, да, я был там… на ужине, да.

— Я задаю все эти уточняющие вопросы, потому что хочу разобраться вот в чем. Вы сказали, что поехали к нему, чтобы разорвать ваши отношения, и провели в его нью-йоркском особняке несколько дней. Хотелось бы знать, как долго?

— Но я же говорил, что у меня в Нью-Йорке были и другие дела.

— Но жили вы в его доме…

— Да.

— В доме человека, отсидевшего за сексуальные преступления.

— Это было удобное место. Я имею в виду, хочу сказать, что обдумывал эту ситуацию множество раз. Сейчас я понимаю, учитывая все, что мы теперь знаем, что это было, безусловно, неправильно с моей стороны. Но в то время мне казалось, что я поступаю правильно, достойно.

— В то время, в те несколько дней, как утверждают свидетели, особняк посетили многие юные леди. Они приезжали и уезжали. Есть видео, как Эпштейн заходит в свой особняк в сопровождении нескольких девушек. И в это самое время вы находились в этом же доме. С друзьями.

— Я никогда… Хочу сказать, что даже если там и происходило что-то подобное, я в этом не участвовал. И отношения к этому не имел. Хочу, чтобы вы поняли, что это за особняк. Мне он напоминал железнодорожный вокзал, потому что там постоянно кто-то появлялся и кто-то уходил. Не знаю, чем они там занимались. Я в этом не участвовал. Боюсь, мне нечего комментировать, потому что я на самом деле ничего не знаю.

— Тогда же там гостил Джон Брокмен, литературный агент. Сейчас он рассказывает, что видел вас там. Вам массировала ноги юная русская. Это было?

— Нет.

— Вы абсолютно уверены или вы не помните?

— Да, абсолютно уверен.

— Значит, Джон Брокмен лжет?

— Я не… не стал бы… Я не знаком с мистером Брокменом и не знаю, о чем он говорит.

— Но вы утверждаете, что никакая русская девушка никогда не массировала вам ноги в доме Эпштейна?

— Никогда.

— Простите, но это довольно странный способ разорвать дружбу. Провести четыре дня в доме, ужинать там. Очень странный способ.

— Мне трудно объяснить это. Думаю, вы абсолютно правы. Но правда состоит в том, что я на самом деле поехал к нему ради этого и принял приглашение на ужин. И наша прогулка в парке. Все это было частью разрыва отношений.

— Давайте поговорим об этой прогулке в Центральном парке. О той, когда вас сфотографировали вместе. Некоторые ваши друзья уверены, что Эпштейн подстроил все это. Он хотел, чтобы вас с ним сфотографировали. Вас не беспокоит то, что он пытался вас использовать?

— И снова мы говорим сейчас о свежей информации, которая появилась уже после его самоубийства. Мы, лично я, мои люди не нашли ни единого свидетельства того, что прогулка в парке была подстроена. Ничего, что доказывало злой умысел. Думаю, кому-то просто повезло сделать этот снимок. Там было много моих телохранителей. Они не заметили никого, кто специально поджидал нашего появления. Кстати, на снимке видны те, кто обеспечивал мою безопасность. Да, он мог это задумать, но…

— Хочу спросить, вы допускаете, что были частью плана Эпштейна по его публичной реабилитации?

— О нет! Я так не думаю. Если это так… Если снимок был сделан с такой целью, то это… это не согласуется с тем, что произошло потом.

— И все же я не могу понять, почему вы тогда публично не заявили о разрыве дружеских отношений с ним? Не объяснили публично, почему так решили? Возможно, вас тревожило то, что он мог скомпрометировать вас?

— Нет, нет.

— Вы сожалеете о той поездке?

— Да.

— Вы сожалеете о том, что дружили с Эпштейном?

— Нет, даже сейчас. Причина в том, что благодаря этой дружбе познакомился со многими людьми, отношения с которыми очень ценю. Узнал от него или благодаря ему очень много полезного. Но хочу снова подчеркнуть, что мы никогда не были близкими друзьями. И останавливался я у него дома только из-за его девушки, не из-за него.

— Тот декабрьский визит, это был единственный раз, когда вы с ним виделись после вынесения ему обвинительного приговора?

— Да, да.

— Значит, вы его больше не видели и не разговаривали с ним?

— Нет.

— Ни разу после того?

— Нет, звучит забавно, но в 2010 году я решил с ним встретиться… прежде всего, чтобы сказать ему… Послушайте, я не спешил, не летел сломя голову. Прошло достаточно времени с момента его освобождения и нашей встречи. У меня были дела. И я полетел, чтобы поговорить с ним.

— И остаться в его доме, в доме осужденного за сексуальные преступления?

— Я мог легко остановиться в другом месте, но там было удобно. И мы с ним не разговаривали больше после той прогулки в парке. Дом большой и, как я уже сказал, там постоянно была суета. Он куда-то исчезал, потом появлялся. Но я не следил за его перемещениями. У меня были свои дела.

«Мы не знаем, чья эта рука у нее на талии»

— Июль нынешнего года, Эпштейн арестован по обвинению в организации проституции и сексуальном насилии в отношении десятков несовершеннолетних девушек. Одна из них, Вирджиния Робертс…

— Да.

— Она обвинила вас. Она утверждает, что встретилась с вами в 2001 году, ужинала с вами, вы танцевали в ночном клубе Tramp в Лондоне. А потом она отправилась в дом в Белгравии, принадлежащий Грислейн Максвелл, вашей подруги, чтобы заняться сексом с вами. Ваша реакция?

— Я не припомню вообще, чтобы был знаком с этой леди. Не знаю ее.

— Не помните, что встречались с ней?

— Нет.

— Повторяю ее слова. Она познакомилась с вами в 2001 году, вы ужинали вместе, танцевали, вы угощали ее спиртным, вы были вместе в ночном клубе Tramp в Лондоне, а потом отправились домой к Грислейн Максвелл в Белгравии, где занялись сексом.

— Этого не было.

— Вы помните ее?

— Нет. Не припоминаю. На самом деле, практически уверен в том, что никогда не был с ней в клубе Tramp. В этой истории есть ряд нестыковок. Одна из них — я понятия не имею, где находится бар Tramp. И я вообще не пью. И не покупаю никому алкогольные напитки в барах, в которых никогда не был.

— Вы не помните, как танцевали в Tramp?

— Нет, это невозможно, потому что в тот вечер, когда все это якобы происходило, я был дома с детьми.

— Вы так хорошо помните тот вечер? Это какая-то важная дата?

— Да, поскольку, как я понимаю, мы говорим о 10 марта. И я был в тот вечер дома. Мы ходили с Беатрис в Pizza Express. Там была вечеринка примерно с 16:00 до 17:00. Герцогиня была в отъезде, а у нас с ней есть одно простое правило — когда кого-то нет дома, другой всегда подстраховывает и сидит с детьми. Поскольку я был свободен уже от моей службы в Королевском флоте, соблюдать это правило стало намного проще.

— И все же, почему вы так хорошо запомнили тот вечер? И ваш поход в пиццерию?

— Потому что посещение Pizza Express весьма необычная вещь для меня. Я был там всего пару раз и помню каждое из этих посещений очень отчетливо. Иногда, когда кто-то хочет мне напомнить что-то, то говорит: «Это было накануне Pizza Express». И я сразу вспоминаю.

— Следовательно, вы абсолютно уверены, что вечером 10 марта были дома?

— Да.

— А она отчетливо помнит, что была с вами, и описывает как вы танцевали.

— Нет.

— Вы так сильно потели, что ей пришлось принять ванну.

— Вот тут есть небольшая проблема в ее рассказе. У меня есть одна специфическая особенность. Я не потею. Не потел тогда, хотел сказать. Врачи говорят, это как-то связано с ранением, которое я получил в войне за Фолклендские острова. Это огнестрельное ранение. И только длительный курс лечения, множество различных процедур, помогли мне совсем недавно снова начать потеть.

— Может быть, Вирджиния Робертс ошиблась с датой? Может так быть, что все это, о чем она рассказывает, происходило в другой день?

— Нет.

— Вы совсем ее не помните?

— Нет.

— Вы не помните, что встречались с ней, или не помните ее?

— Нет, я… Я не помню, чтобы был с ней знаком.

— Она все хорошо помнит. Для нее это было важнейшее событие. 17-летняя девочка танцует в Tramp с одним из главных представителей королевской семьи.

— Этого никогда не было.

— У нее есть фото с вами.

— Да, да.

— Вы обнимаете ее за талию.

— Да.

— Вы видели фото?

— Я видел фотографию.

— Как вы это можете объяснить?

— Я не могу, потому что… я совершенно… я не понимаю, когда была сделана эта фотография. Не помню.

— Вы узнаете себя на этом снимке?

— Да, очень трудно не узнать самого себя.

— Ваши друзья предполагают, что фото может быть поддельным.

— Думаю… Мы провели ряд исследований и пришли к выводу, что нет возможности доказать, настоящая это фотография или фейк. Дело в том, что это фото сделано с другого фото, которое, в свою очередь, сделано с еще одного снимка. Доказать нельзя, но я не помню, чтобы я встречался с ней и, тем более, обнимал.

— Но возможно, что это вы на снимке, это ваша рука лежит у нее на талии?

— Это я, но моя ли рука находится в этой позиции… Я не могу сказать… Но я не помню, чтобы подобный снимок когда-либо был сделан.

— Мир увидел фото, которое, по словам Вирджинии Робертс, сделал Эпштейн в доме Грислейн Максвелл…

— Это еще одна проблема. Я ни разу не видел Эпштейна с фотоаппаратом в руках.

— Думаю, это был фотоаппарат Вирджинии Робертс. Она даже назвала его модель — маленький Kodak. Она дала его Эпштейну, чтобы он сфотографировал, как вы ее обнимаете.

— Послушайте, я не помню, не помню, чтобы кто-то делал этот снимок. Не помню, чтобы когда-либо поднимался наверх в этом доме. Судя по всему, снимок сделан наверху. Я не уверен… Точнее, не полностью уверен… Хочу сказать… Мы не знаем, чья эта рука у нее на талии…

— Вы хотите сказать…

— Просто я совершенно не припоминаю, чтобы такой снимок когда-либо делался.

— Почему вы думаете, что это может быть чья-то еще рука? На фото вы стоите рядом с ней.

— Да, это точно я. Хочу сказать, что это моя фотография, но я не верю, что она сделана в Лондоне, потому что всегда, когда я выхожу в Лондоне из дома, я надеваю костюм и галстук. А эта одежда, это обычно моя дорожная одежда. Я так одеваюсь, когда отправляюсь в поездку… чаще всего за океан. У меня много фотографий, где я одет так…

— Давайте проясним ситуацию. Вы думаете, что это фото — подделка?

— Никто не может доказать, подлинная это фотография или нет, но я не помню, чтобы такой снимок когда-либо был сделан.

— И вы не помните, чтобы ваша рука…

— Нет.

— Чтобы ваша рука лежала на талии девушки в доме Грислейн Максвелл когда-либо, не обязательно в тот самый день?

— Извините меня, но я, как член королевской семьи, не фотографируюсь в таких ситуациях. Я не тот, кто привык демонстрировать свои симпатии на публике. И это лучшее объяснение, которое я могу дать, относительно того, почему эта фотография не могла быть сделана так, как рассказывается.

«У нас с ней не было никаких сексуальных контактов»

— Почему люди не должны верить в то, что вы там были?

— Простите, почему… Что?

— Я пытаюсь понять, вот фото, сделанное в доме Грислейн Максвелл, она сама стоит на заднем плане. Почему люди не должны верить в то, что вы были там в тот вечер?

— Им хотелось бы в это верить, но фотография сделана наверху дома, а я не думаю, что хоть раз поднимался наверх у Грислейн.

— Вы уверены в этом?

— Да, потому что столовая и все остальное, куда пускают гостей, находится на первом этаже. Я затрудняюсь сказать что-либо еще относительно этой фотографии. Если когда-нибудь всплывет оригинал этого снимка, тогда, возможно, мы сможем отгадать его загадку. Сейчас это невозможно.

— Но вы категорически утверждаете, что не помните вашу встречу с Вирджинией Робертс, ваш ужин с ней?

— Да.

— Ваш танец в клубе Tramp?

— Да.

— Ваш секс с ней?

— Да.

— Секс в спальне в доме в Белгравии?

— Я категорически утверждаю, что этого никогда не было.

— Вы не помните, чтобы у вас был любой сексуальный контакт с Вирджинией Робертс тогда или в любой другой день?

— Ничего такого не было.

— Уточняю все это, потому что она в своих официальных показаниях, зафиксированных в суде в 2015 году, утверждает, что занималась с вами сексом трижды. У нее нет никаких сомнений по этому поводу. Она заявила, что первый раз это было в Лондоне, когда ее специально доставили к вам. Второй раз в доме Эпштейна в Нью-Йорке.

— Полагаю, в апреле, правильно?

— Она сказала, что спустя месяц или около того после первого раза.

— Я думаю, она назвала день, когда я был в Бостоне. Сначала я прилетел в Нью-Йорк на ужин, который устраивал The Outward Bound Trust. Потом на следующий день отправился в Бостон. А она называет именно этот день. А когда я вернулся в Нью-Йорк из Бостона, они уже были на его частном острове. Так что не сходится, это вообще не могло произойти.

— Но есть свидетель. Это Джоанна Сьоберг. Она утверждает, что вы были в том месяце у Эпштейна в Нью-Йорке.

— Возможно, был. Я припоминаю, что… да, я прилетел, чтобы посетить генеральное консульство, которое расположено немного дальше по Пятой авеню. Но я не оставался у него. Возможно, зашел ненадолго. Но не оставался.

— Давайте повторим. Вирджиния Робертс утверждает, что занималась с вами сексом трижды. Первый раз в Лондоне, второй раз в доме Эпштейна в Нью-Йорке. Третий раз это было на его частном острове. И это был групповой секс, в котором участвовали семь или восемь других девушек.

— Нет.

— Нет — по каждому из трех случаев?

— Да, абсолютно по каждому.

— Почему она говорит такое?

— Меня это тоже интересует, но я понятия не имею, ни малейшего.

— Она дала официальные показания в американском суде.

— Хмм, хмм.

— Вы хотите сказать, что не верите ей, что она солгала?

— На этот вопрос очень трудно ответить, потому что я не знаю, чего она добивается. Но я категорически утверждаю, что не помню, чтобы мы с ней встречались. Не помню, чтобы кто-то делал ту фотографию. И я настаивал и настаиваю на том, что у нас с ней не было никаких сексуальных контактов.

— Она о вас говорила в суде в августе нынешнего года? Цитирую: «Он совершенно точно знает, что сделал, и я надеюсь, что он честно признается во всем».

— Мой ответ — мне не в чем признаваться.

— Предположим, Вирджиния Робертс смотрит сейчас наше интервью. Что бы вы ей сказали?

— Мне нечего ей сказать. Мне приходится быть толстокожим. Когда кто-то выдвигает такие обвинения, мне нужно быть толстокожим и продолжать жить так, будто ничего не происходит.

«В доме Джеффри не было несовершеннолетних девочек. Во всяком случае, тогда, когда я там находился»

— Уточним, существует ли такая возможность, что у вас мог быть секс с несовершеннолетней или юной особой женского пола, которую вам предложил Джеффри Эпштейн в одной из своих резиденций?

— Нет, и хочу уточнить со своей стороны. Я считаю, что настоящий мужчина запомнит хороший секс с женщиной. Такой секс очень трудно забыть, даже если очень захотеть. А я не помню ничего из того, что она рассказывает. Я выворачиваю мозги наизнанку, но не могу вспомнить ничего. Прокручиваю все снова и снова и ничего. Потому что этого никогда не было.

— Управляющий дома Эпштейна заявил в суде во Флориде, что вы посещали его резиденцию в Палм-Бич примерно четыре раза в год. И ежедневно переписывались.

— Четыре раза в год?

— Так он сказал под присягой в суде.

— Нет.

— Я просто хочу понять, когда вы пускаетесь в воспоминания сейчас, есть ли возможность, что эти ежедневные переписки были не с Эпштейном, а с одной из девушек, которых он сексуально эксплуатировал?

— Нет, что вы… Я хочу… Нет, конечно, нет. И я совершенно точно не летал в Палм-Бич три или четыре раз в год.

— А сколько раз вы там бывали?

— В общей сложности, возможно, раза четыре за все время, что мы были знакомы. И это по той причине, что он… видите ли, он чаще бывал в том доме, чем в других.

— То есть вы с ним чаще встречались там?

— Да, но я не летал туда специально ради этого. Проездом. Мог провести день, не больше.

— Букингемский дворец делал официальное заявление, в котором подчеркивалось, что вы ни разу не видели ничего подозрительного в доме Эпштейна и не принимали ни в чем таком участия.

— Да, да.

— Юристы, представляющие интересы Вирджинии Робертс, утверждают: «Невозможно было проводить время в обществе Джеффри Эпштейна и не понимать, что происходит».

— Когда люди оказываются в одном обществе с такими людьми, как я, они начинают вести себя несколько иначе. Прежде всего, я не искал подобных вещей. Я там бывал совершенно с иными целями. Если предположить, что у меня были именно те цели, то, возможно, люди бы намекали мне. Но этого не было.

— «Невозможно было не понимать, что происходит…»

— Послушайте, я живу в Букингемском дворце. Это такое место, где постоянно происходит какое-то движение. Слуги, секретари. Я привык к этому. В домах Джеффри Эпштейна тоже всегда было много народу. Но я же не должен был у каждого спрашивать, что он или она там делает. Я общался с ними совершенно нейтрально, если вы понимаете, о чем я. Доброе утро, добрый день… Я же не спрашивал, почему вы здесь, куда это вы идете?

— Но вы же обратили бы внимание на появление в Букингемском дворце сотен несовершеннолетних девочек!

— О, Господи! Простите, я бы заметил их и в доме Джеффри. Но их там не было. Во всяком случае, не было тогда, когда я там находился. Возможно, он менял свое привычное поведение, зная, что я должен заглянуть к нему. Простите, но вы предлагаете мне спекулировать о том, о чем я не знал.

— Вы выглядите совершенно уверенным, говоря все это. Если все это правда, вы бы согласились повторить все это под присягой?

— Как любой из нас, я должен буду посоветоваться с юристами, прежде чем принять такое решение или согласиться. Но если меня принудят и если юристы дадут утвердительный ответ, я буду готов сделать это.

— Вы сами сказали, что остается много вопросов без ответов. Все, кто как-то замешан в этой истории, хотят в ней разобраться до конца. И ваша помощь была бы неоценима.

— При определенных обстоятельствах, да, я бы сам хотел получить ответы. Потому что вокруг происходит много всего странного и неприятного. Но, боюсь, я не тот человек, который способен пролить свет на все это по целому ряду причин. И одна из них состоит в том, что я не владею достаточной информацией. За то короткое время, что я бывал у этих людей, я не заметил ничего, что могло бы говорить о том, что они пытаются что-то скрыть и занимаются чем-то предосудительным, когда меня нет рядом.

— Юристы Вирджинии Робертс говорят, что хотели бы получить от вас официальное заявление. ФБР проводит активное расследование. Вы готовы сделать такое заявление?

— Снова повторю, что мне нужно посоветоваться с юристами. Все будет зависеть от них.

— Эпштейна нашли мертвым.

— Да.

— В тюрьме.

— Да.

— В августе этого года.

— Да.

— Какой была ваша реакция на это?

— Шок.

— Некоторые считают, что он не сам свел счеты с жизнью.

— И снова скажу, что я не тот человек, который должен отвечать на эти вопросы. Насколько я понимаю, сомнения строятся вокруг перелома шейных позвонков, или что-то вроде того. Возможно ли такое, когда человек вешается сам. Боюсь, я не эксперт в этих вопросах. Я приму то, что скажет коронер. Если он скажет, что это было самоубийство…

— Он мертв, его подруга Гислейн Максвелл, ваша старая знакомая, несет ответственность за его поведение. Так считают жертвы.

— Мне нечего сказать вам по этому поводу.

— Но, как вы считаете, она должна ответить на ряд вопросов, чтобы прояснить свою роль в этой истории?

— Если есть вопросы к Гислейн, это ее проблема, отвечать на них или нет. Боюсь, я не в том положении, чтобы комментировать данную ситуацию и давать ей советы.

— Когда вы с ней разговаривали последний раз?

— Весной или летом, кажется, летом.

— О чем?

— Она была в Лондоне, устраивала какую-то встречу.

— Несмотря на то, что он уже был арестован и против него были выдвинуты тяжкие обвинения?

— Нет, нет, нет! Вспомнил, это было ранней весной. А когда его арестовали?

— В июле.

— О, то было точно до июля.

— И это был последний раз, когда вы с ней говорили?

— Да, да.

— Вы обсуждали Эпштейна?

— Нет. Забавно, правда? О нем не говорили вообще. А с чего вдруг? Тогда еще его имя не мелькало в новостях…

— Эта история нанесла вред королевской семье, Ее Величеству?

— Не думаю, что это как-то вообще затронуло королеву. Это касается меня. Если бы у меня была возможность дать ясные ответы на ваши вопросы, а не те, что я дал сегодня, я бы сделал это с радостью. Но я, как и большинство людей, пребываю в неведении…

— Спасибо, Ваше высочество.

— Большое спасибо вам.

Ранее «ФАКТЫ» публиковали эксклюзивное интервью с Хиллари Клинтон и ее дочерью Челси. Миссис Клинтон, проигравшая президентские выборы Дональду Трампу, откровенно рассказала, как ей удалось сохранить брак с Биллом Клинтоном после громкого скандала с Моникой Левински.

Больше интервью в рубрике «Только в «ФАКТАХ» читайте здесь.

Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ»

Читайте нас у Facebook

Зробіть «ФАКТИ»
обраним джерелом
у Google News