Надгробная плита с изображением голубя увековечивает память о человеке богобоязненном, а колонна, увенчанная пальмовой ветвью, — о заслуженном гражданине
Настоящая революция в погребальной сфере произошла, когда на киевских погостах появились скульптурные композиции
Чтобы живым рассказать об умерших, мастера, изготавлявшие надгробные памятники, издревле использовали символы. За многие века у кладбищенской символики сложилась столь интересная история, она так насыщена и богата выразительными средствами, что изучением ее занимались многие серьезные ученые. Известно, в частности, исследование мемориальной скульптуры искусствоведов Ермонской, Нетунахиной и Поповой. Читая его, начинаешь понимать, как много мы могли бы узнать о наших предках, если бы знали язык кладбищенской символики.
Если на гранитной плите вы увидели голубя, а на мраморной колонне — виноградную лозу, то знайте: это не просто украшение. Виноградная лоза — символ самого Христа, который говорил своим ученикам: «Я — есмь истинная виноградная лоза, а вы — ветви». Пальмовая ветвь — знак прославления заслуг умершего. За венками и букетами из роз и маков стоит цветочная символика. На старых надгробных плитах часто встречаются изображения птиц и рыб. Птица — это голубь, символ души человека, глубоко верующего, рыба — из известной евангельской сцены насыщения толпы пятью хлебами и двумя рыбами.
Самые распространенные изображения на стелах — те, что символизируют безвременный уход человека: это может быть сломанное дерево или цветок…
По выразительности со стелами и плитами конкурируют обелиски. В переводе с древнегреческого обелиск — это «луч», но лучи могут иметь самый разный вид. Одна из оригинальных форм — это пламя свечи. А на Байковом и Лукьяновском кладбищах встречаются обелиски в виде крестов, как бы выросших из древесного ствола. Это суть родовые деревья, а «спилы» в местах ответвлений — умершие предки.
Надгробные плиты делались загодя и приобретались родственниками умерших уже по потребности, поэтому не разнообразят кладбищенский пейзаж. Стелы же и обелиски частенько изготавлялись под определенный заказ — тут играл роль вкус заказчика. Но настоящая революция в погребальной сфере произошла, когда на киевских погостах появились скульптурные композиции. Моду на них привезли итальянцы. В Киеве заявили о себе «Фабрика памятников и умывальников» Риццолатти, «Каменный брод» Корчакова-Савицкого, фирмы Кьянелли и Скьявони. Со временем Скьявони уступил дело основоположнику династии резчиков и скульпторов Виктору де-Векки. Но век тому выпал недолгий, и дело перешло в руки его невестки Надежды, вдовы покойного сына.
Надежда де-Векки была незаурядной женщиной. Закончив Петербургскую консерваторию, и преподавала, и выступала с сольными фортепианными концертами. А тут — погребальное дело. Но творческая натура Надежды во всем ищет неординарные решения. Она сама ездила в Италию, Швецию, покупала материалы и инструменты для изготовления памятников. Привезла в Киев даже мастера — известного итальянца Сольтарини Мадотти.
«Не говори с тоской: «Их нет!» — Но с благодарностию: «Были!»
Со временем в организации семейного дела Надежде стали помогать сыновья Евгений и Константин, получившие специальное образование. И с 1907 года фирма приобрела название «Вдова де-Векки с сыновьями». Исследователи отмечают, что изделия фирмы — памятники, бюсты, надгробные плиты — пользовались огромным спросом. Изготавлялись в мастерской и другие вещи — иконостасы, камины, подоконники, лестницы из гранита и мрамора…
В 1908 году на Международной выставке современной промышленности в Риме вдова де-Векки получила золотой крест, золотую медаль и почетный диплом. А в 1913-м — большую серебряную медаль Всероссийской промышленной выставки, состоявшейся в Киеве.
«Госпожа де-Векки по примеру Западной Европы стремится к созданию памятников высокой художественной ценности», — писала о фирме вдовы и ее сыновей газета «Киевлянинъ». К одному из немногих сохранившихся памятников, изготовленных фирмой, — академику живописи Николаю Пимоненко — меня провожает заместитель директора Лукьяновского историко-мемориального заповедника Любовь Стенник. Ангел из белого мрамора бьет в набат. Современник, скорее всего, отметит некоторую непропорциональность фигуры ангела. Но нужно сделать поправку на стандарты столетней давности.
- Где похоронена сама Надежда де-Векки, неизвестно, — говорит Любовь Григорьевна. — Как сказано в сводке отдела пропаганды Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России, под расстрел она пошла в одном списке с содержателем гостиницы, присяжным поверенным и публицистом, имена которых современному читателю мало о чем скажут — это было в 1919 году.
Однако настоящими жемчужинами киевских кладбищ были работы, выполненные не в мастерских. К примеру, вошли в историю надгробные памятники, выполненные скульптором Иваном Мартосом. В роду Мартоса были резчики, так что первые уроки мастерства он, скорее всего, получил дома. Но серьезную подготовку прошел в Петербурге, а затем в Риме. В Москве и Петербурге сохранились скульптуры Мартоса, увековечившие память многих родовитых граждан России. В Киеве его работ не осталось. А жаль. Известный композитор Михаил Глинка говорил, что «… мраморное надгробие, сделанное руками И. Мартоса, плачет». При этом все, кому довелось видеть произведения скульптора, говорили, что они не вызывают чувства отчаяния и безысходности. Это роднило их с известной эпитафией:
«О милых существах, которые сей свет
Своим присутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: «Их нет!» -
Но с благодарностию: «Были!»
Многие зажиточные киевляне не ограничивались установкой памятников — заказывали часовни. Только на территории Байкового кладбища их числилось более тридцати: православные, католические, лютеранские часовни несли на себе печать как религиозной традиции, так и почерка мастера. А строители были именитые. Например, Владимир Николаев, известный как автор памятников Богдану Хмельницкому и Михаилу Глинке. Он же приложил руку к проектам 27 зданий общественного назначения, в число которых вошли Купеческое собрание (нынче филармония) и больница для чернорабочих (нынче «Охматдет»), трапезная палата в Киево-Печерской лавре и Владимирский собор.
Строил часовни и Владислав Городецкий, которого современники знают, в частности, по костелу на улице Красноармейской и дому с химерами на улице Банковой.
Часовни становились храмами памяти: близкие приходили сюда помолиться за души усопших. А сегодня храмами памяти можно назвать и сами старые киевские кладбища. Их могилы — это страницы непростой истории нашего народа.
1880Читайте нас у Facebook
