Виталий масол: «у меня на заводе в смене было тридцать молодых девчат, и я -- холостяк -- ими руководил»
Виталию Масолу удалось дважды войти в «правительственную реку» в ранге премьер-министра. Правда, в первый раз эта должность называлась по-другому -- глава Совета Министров УССР. Накануне президентских выборов 1994 года он вновь был назначен на этот пост, но уже в независимой Украине. А поскольку команда Леонида Кравчука проиграла, то и Виталий Масол подал заявление об отставке. Сегодня с ним консультируются молодые политики, его узнают на улицах и просят дать автограф к единственной написанной им книге (мемуары Виталий Андреевич, подобно многим отошедшим от большой политики персонам, принципиально писать не собирается). Самой большой неожиданностью накануне 75-летнего юбилея стало для Виталия Масола награждение его орденом Ярослава Мудрого IV степени.
«Меня приглашал в Москву Николай Рыжков на должность министра финансов, но я дважды отказывался»
-- Виталий Андреевич, вы заранее узнали о награждении?
-- Нет, это было неожиданно. Но перед самим юбилеем меня предупредили, чтобы ждал высоких гостей. После смерти жены свой день рождения я не отмечаю. Тогда ко мне на дачу в Конче-Заспе в семь утра первыми приехали поздравить старые друзья. Чуть позже домой на Десятинную прибыл с поздравлениями премьер-министр Виктор Янукович и вручил орден Ярослава Мудрого. Потом сели за стол, подняли тост, выпили по рюмочке… Мне как бывшему премьер-министру было чисто по-человечески приятно, что обо мне не забыли!
-- Виталий Андреевич, я знаю, что в свое время председатель Совмина СССР Николай Рыжков приглашал вас в Москву на должность министра финансов. Если бы вы тогда приняли его предложение, сейчас вас поздравлял бы Михаил Касьянов…
-- Я родился на украинской земле, здесь мои корни. Кроме того, мне нравилась работа председателя Госплана Украины, а работу в качестве директора Новокраматорского машиностроительного завода вообще считаю своей любимой. Предприятие работало стабильно, и мне один мой начальник планово-экономического отдела как-то сказал, будто я управляю заводом, словно на пианино играю, знаю, где и какую клавишу нажать. Вы не поверите, о чем я сожалею сейчас. У нас были прогнозы выполнения годового плана, и за 9 лет руководства заводом я их «подкопил» в сейфе достаточно. Когда уходил «в верхи», переезжал в Киев, отдал их начальнику того самого планово-экономического отдела. Сейчас бы я с удовольствием эти данные пересмотрел.
Так что отказался от «московского повышения» сознательно. Прежде всего, мне нравились взаимоотношения здесь, на Украине. И потом у меня начала складываться семейная жизнь, появились в столице друзья, здесь же были мои братья, родители. И я весьма благодарен своей покойной жене за то, что она сказала: «Виталий, что мы с тобой будем делать в Москве? Ты уедешь на работу, а я?.. » Знакомых у нас там не было, а в нашем возрасте -- когда за пятьдесят -- обзаводиться новыми очень сложно. Супруга моя родом из Смоленска, в Киеве работала в Институте транспорта и никаких выдающихся должностей не занимала.
-- Расскажите, как ухаживал за своей будущей женой председатель Госплана.
-- Познакомились мы в Госплане. Несколько раз виделись, потом завязался роман. Ухаживал за будущей супругой долго. Какое-то время мы даже жили в гражданском браке. Дело в том, что я долго расходился с первой женой. В те времена, как вы помните, было очень строго с «моральным обликом», но даже несмотря на гражданский брак, меня назначили председателем Госплана Украины! Позже, в середине 80-х, когда распространились слухи о том, что председатель Совмина УССР Александр Ляшко, возможно, будет уходить на пенсию, первый секретарь ЦК Компартии Украины Владимир Щербицкий и мой близкий друг Валентин Згурский по-дружески посоветовали мне (а мы к тому времени уже несколько лет жили с женой в гражданском браке): «Не пора ли тебе все это дело узаконить?» В тот же день мы с супругой расписались и прожили много лет дружно и счастливо.
-- Виталий Андреевич, как вы поняли, что это именно та женщина, с которой нужно связать свою жизнь?
-- Прежде всего я обратил внимание на ее отношение ко мне, к себе, вообще к окружающим. Я видел, как она заботится о людях и совершенно равнодушна, как теперь говорят, к материальным ценностям (хотя, как вы понимаете, в то время я был довольно обеспеченным человеком). Даже когда я покупал ей подарок ко дню рождения или привозил что-то из командировки, она говорила: «Зачем? У меня все есть!». Она проложила путь к моему сердцу своим постоянным женским вниманием. Ведь это так трогательно, когда, провожая на работу или встречая со службы, тебя целуют, всегда обед готов… Мы с ней пережили самые трудные времена -- Чернобыльскую катастрофу, когда сразу после взрыва я был в эпицентре в течение двух недель, а она не знала, где я, что со мной. Потом длительные забастовки шахтеров в Донбассе, и опять я уезжал туда на неделю. Затем так называемую перестройку. Супруга никак не могла понять, почему пикетируют Кабмин с требованием моей отставки.
Сейчас я очень тоскую по жене. Даже умирая (она шесть лет болела -- онкозаболевание), она думала не о себе. Все время беспокоилась, что же будет с внучкой, с братьями, сестрами. Она знала, что умирает. Однажды, придя домой, я увидел, что все свои вещи жена развесила и разложила в идеальнейшем порядке.
Если вы помните, в 1998 году я проиграл выборы, но мне было не до них. Нине предстояла сложная операция, после которой, по словам врачей, ей нужны были не столько лекарства, сколько психологическая поддержка. Я спросил у жены, чего она хочет, и она попросила меня показать ей мир. Спасибо моим друзьям, которые помогли финансово. Мы с супругой побывали на Ниагаре, в Майами, Пуэрто-Рико, Китае, Эмиратах, Хельсинки, Лондоне, и за три месяца до ее смерти состоялась последняя поездка -- в Вену. Для меня это было очень важно.
Сейчас со мной живет родная сестра. После смерти мужа я попросил ее переехать ко мне на Десятинную. Квартира-то большая! Иногда, наблюдая за сестрой, я невольно думаю: «А как бы это сделала Нина? Что бы она сказала?» Всю жизнь я посвятил карьере, а теперь вот жалею, что жене не доставало моего внимания. С первой женой, думаю, у меня именно из-за этого не сложились отношения…
-- С первой женой вы общаетесь?
-- Нет, хотя она и живет в Киеве, я не виделся с ней 25 лет. Последний раз встречались на свадьбе у нашего внука. А вот с сыном мы дружим, он часто бывал у нас в гостях. Он бизнесмен. Недавно у меня родился правнук.
-- Виталий Андреевич, уже после своей отставки вам приходилось встречаться с лидерами студенческой голодовки на Крещатике?
-- Конечно. Мне приятно, что люди до сих пор меня помнят. Вчера, например, при выходе из ресторана отеля «Салют», где обедаю после смерти жены, ко мне подошел незнакомый молодой человек. «Виталий Андреевич, вот у меня ваша книга «Упущенный шанс», дайте пожалуйста, автограф», -- говорит. Представляете, через десять лет человек меня нашел. Книга-то вышла 30-тысячным тиражом и моментально разошлась, даже у меня остался всего один экземпляр.
«Моя супруга только два раза была со мной на официальных приемах»
-- Сейчас жены политиков -- это публичные персоны. А вам приходилось с супругой бывать на приемах высоких гостей?
-- В те времена это было не принято. Высоких гостей обычно встречал только первый секретарь ЦК. Правда, когда в Киев приезжал премьер-министр Канады Брайан Малруни, мы с супругой были на официальном приеме. А еще когда столицу Украины посетила с визитом Маргарет Тэтчер. Это сейчас политические лидеры за границей проводят больше времени, чем у себя дома. На отдых с женой за рубеж я ездил только один раз -- еще при Союзе. Мы отдыхали в 1987 году на Кубе. А чуть раньше, в 1982-м, мне во второй раз предложили перейти на работу в Москву -- первым заместителем при председателе Госплана СССР Николае Байбакове. Я опять отказался. Вот сейчас езжу по Киеву и вижу: вот это архитектурное решение я принимал лично, а вот за это нам был маленький «втык»…
-- И за что же, интересно, вам был «втык»?
-- Помните место, где сейчас Набережное шоссе между мостом Патона и мостом метро? Там же свалка была! И мы со Згурским решили, что надо навести порядок. Сначала спорили, сколько делать полос движения -- четыре или шесть. Щербицкий тогда сказал: «Зачем вы планируете дорогу в шесть полос? Кому она нужна?» Мы ему объяснили, что хотим еще построить железнодорожный вокзал возле Броваров, поэтому пропускная способность трассы должна быть хорошей. Когда же началась реконструкция Набережного шоссе, то дорогу, естественно, перекрыли, в том числе и для правительственных делегаций. Згурскому тогда порядком досталось. Когда Щербицкий его отчитывал, я все время дергал Валентина за полу, чтобы он чего лишнего не сказал. Но криков, каких-то оскорблений никогда не было.
Щербицкий всегда делал замечания в дружеской форме и в сослагательном наклонении: «Надо бы ускорить то-то, надо бы побеспокоиться о том-то… » Помните, в конце 80-х, когда мы хотели реконструировать Крещатик, какую дискуссию по этому поводу подняли газеты? Мы начали с теперешней Европейской площади и возле Украинского дома слева построили жилой дом, который идеально вписался в архитектуру района. А сейчас, посмотрите, что делают! Рядом с одноэтажным домом «бухают» небоскреб в 30 этажей! Я такого нигде в мире не видел, хотя побывал более чем в сорока столицах мира.
-- Кстати, вы помните свою первую зарубежную поездку?
-- В ранге первого заместителя Госплана Украины я посетил Женеву в 1973 году. Был поражен развитием транспортной инфраструктуры, количеством гостиниц. Остальное мне как экономисту было понятно, в чем секрет их изобилия. Раньше у нас как было: в магазинах пусто, а в холодильниках густо, то есть цены на продукты были очень занижены. Поэтому излишек денег люди вкладывали в меха и золото. А сейчас наоборот -- цены подняли, а зарплату так опустили, что у человека нет возможности купить необходимое. Одной их крупных экономических ошибок правительства СССР, по-моему, было то, что при плановой системе в течение 30 лет могли не меняться цены. На мясо, например,они держались с 1962-го по 1990 год на одном уровне. Но на Бессарабке за 4 рубля можно было купить самое шикарное, при том, что в магазинах мяса не было.
«Перед обесцениванием вкладов у меня на сберкнижке было около сорока тысяч рублей. Часть я «спас», купив «Волгу»
-- Виталий Андреевич, признайтесь, в период перестройки у вас на сберкнижке большая сумма пропала?
-- Тысяч сорок. Будучи директором завода, я получал довольно большую зарплату -- 500 рублей, со всеми надбавками выходила тысяча в месяц. Высококвалифицированный рабочий имел 300--400 рублей, а средняя зарплата составляла 200. Не забывайте, что в 1990 году мне было 62 года, и я готовился к уходу на пенсию. Естественно, допускал возможность каких-то потрясений. Но, честно говоря, не ожидал, что и. о. главы правительства Российской Федерации Егор Гайдар разрушит все своим указом о повышении цен на топливо, после чего вклады и обесценились. Правда, еще в 1989 году я успел купить «Волгу». Меня тогдашний председатель Совмина СССР Николай Рыжков спросил: «У тебя машина есть?» -- «Нет» -- «Если хочешь купить -- пиши заявление», -- посоветовал он.
-- А почему надо было писать заявление Рыжкову?
-- Я же был председателем Совмина УССР и подчинялся, естественно, Москве. Все оказалось не так просто. Только с подписанным заявлением Рыжкова я смог купить в Москве «Волгу», а потом пригнать ее сюда.
-- А сейчас, наверное, ваш внук ездит на этой «Волге»?
-- Ну что вы, ее давно нет. Вместо нее я купил «Мазду», на которой езжу до сих пор. Таким образом я успел «спасти» часть денег. Кроме того, я старался покупать вещи, которые не утратят ценности -- белье, костюмы, шапки, дубленки. Раньше в спецраспределителях для номенклатуры были определенные ограничения: можно было купить не более двух шапок и двух дубленок в год. Будучи директором завода, я имел две шапки. Представляете, шапка из норки стоила 20 рублей, и за квартиру я платил 25 рублей при зарплате в 500. Естественно, на книжке накопилась определенная сумма. В тогдашнем ателье для партноменклатуры «Коммунар» шил костюмы. Хорошо то, что не приходилось ждать в очереди. Иногда обращался к Воронину, а сегодня одежду покупаю в небольшом магазинчике по улице Грушевского.
-- Вы помните, когда первый раз увидели Щербицкого?
-- Он прилетал к нам на Новокраматорский завод во время моего директорствования. И что интересно, первое впечатление о нем и последующее, когда мы уже были хорошо знакомы, ничуть не разнились. Это был руководитель высокого ранга, но прежде всего -- Человек. Мне ведь пришлось побывать во многих переплетах -- и с женой разводился, и конфликты по работе были, и анонимки на меня писали. Но Щербицкий никогда не рубил сплеча, всегда во всем разбирался и скрупулезно обо всем расспрашивал. Он умел так организовать работу, что хотелось работать. Когда в середине 80-х Михаил Горбачев начал менять систему управления и планировал кое-какие министерства переподчинить, мы с секретарем ЦК Титаренко поехали на прием к секретарю ЦК КПСС Егору Лигачеву. Он продержал нас в приемной 40 минут, а потом вышел и говорит: «Ну, пошли!» Я не сдержался и отвечаю: «Нет, Егор Кузьмич, так нельзя. Вы нас пригласили, продержали в приемной, а теперь хотите с нами разговаривать?» Лигачев, правда, покраснел. А Титаренко мне потом высказывал: «Зачем ты так себя ведешь?» Когда я позже снова собрался ехать в Москву «решать вопросы», Щербицкий мне позвонил и спросил: «Виталий Андреевич, ты один, без Титаренко, справишься?» Я поехал один и все решил. Вот это лучший пример отношения Щербицкого к людям: он не навязывал мне секретаря ЦК, а спрашивал моего согласия.
С Леонидом Брежневым мне встречаться не довелось, а вот с Михаилом Горбачевым имел возможность говорить семь раз -- в Крыму, когда с началом антиалкогольной кампании Генеральный секретарь ЦК КПСС приезжал с «инспекцией». Ну, мы тогда и «потерзали» его -- задавали ему вопросы о республиках, о языке, о борьбе с алкоголизмом… Щербицкий разрешал напрямую общаться с Горбачевым, хотя тогда это было не принято. Нужно было решать проблему самостоятельности республик, но я был категорически против любой шоковой терапии. Хотя, не скрою, подписание Беловежских соглашений стало для меня болезненным, и прежде всего потому, что сейчас я вижу, как десятки миллионов людей стали нищими. Несмотря на экономические программы Явлинского и других реформаторов.
«Партийные охоты и рыбалки я никогда не любил. Моей отрадой было сесть за руль»
-- Глава Верховного Совета Белоруссии Станислав Шушкевич в одном из интервью признался, что его пенсии хватает только на пачку чая и килограмм колбасы. А какая пенсия у вас?
-- Было время, когда у нас тоже были такие пенсии. Сейчас у меня пенсия -- 90 процентов от должностного оклада премьер-министра -- в соответствии с Законом о государственных служащих. Сегодня я возглавляю благотворительную организацию «Миссия «Украина -- известная».
Мне больно оттого, что страна, которая раньше производила 6 миллионов тонн сахара в год, сейчас закупает миллион тонн за рубежом, а своего производит только миллион.
-- Виталий Андреевич, вы до сих пор следите за политической ситуацией. Скажите, можете ли вы, если что-то, на ваш взгляд, не так, набрать по «вертушке» кого-то из руководителей и все ему рассказать?
-- В принципе, могу. Но зачем? От активной политической деятельности я давно отошел, а современные игры в политику меня не интересуют. Иногда я даю экономические консультации. Со мной часто советовался бывший премьер-министр Виктор Ющенко. Мои старые хорошие знакомые экс-вице-премьер Василий Роговой или бывший министр внешнеэкономических связей Андрей Гончарук иногда мне помогают, иногда я им -- советами.
-- Знаю, что у вас был небольшой конфликт с Георгием Крючковым, тогдашним заведующим отделом ЦК КПУ, когда он на заседании доложил о том, докладывал, какие дачи себе «отгрохали» работники Госплана. А сегодня вы поддерживаете отношения с Георгием Корнеевичем?
-- Он приходил ко мне на юбилей, выпили по рюмочке. Но тогда это был не личный конфликт, по всей стране в то время развернулась борьба с дачами, начатая Горбачевым. Крючков принес мне фотографии этих особняков, мол, посмотри, как твои подчиненные живут. Мы поехали на места, посмотрели. Оказалось, что на фотографии -- одно, а в жизни -- совсем другое. Дело в том, что существует такой метод фотосъемки «снизу вверх». Тогда обычный дом кажется дворцом. Кампания по борьбе с дачами закончилась, пострадали два-три человека. Им «срезали» лишний метр в высоту (в советское время существовали нормативы по высоте дач. -- Авт. ).
-- Советская партийная элита умела не только работать, но и хорошо отдыхать. Вы тоже принимали участие в партийных охотах и рыбалках?
-- К партийной элите как таковой я никогда не принадлежал. Я ведь хозяйственник. А на охоту ездил всего пару раз с тогдашним мэром Киева Валентином Згурским. Я не любитель охоты. За всю жизнь подстрелил только зайца и лису, и то еще в Краматорске. И не любитель рюмочку опрокинуть. Супруга моя любила собирать грибы, мы компанией на двух машинах выезжали в лес. Наберем маслят, белых, дома поджарим, и тогда уже можно немножко водочки. Отдушиной от работы у меня была езда на машине. А поскольку в голове всегда были цифры, то только за рулем мог расслабиться.
-- Виталий Андреевич, вы из семьи сельских учителей, а на завод помощником мастера как попали?
-- Мои родители отличались своей оригинальностью: в каждом селе или городе, где они жили, у них рождался ребенок. Ведь тогда учителей переводили на новое место каждые четыре года. Я родился в Олишевке Черниговской области, во время войны семья была в эвакуации, а затем опять вернулась в Чернигов. В это время правительство объявило о подготовке кадров для народного хозяйства. В Киевском политехническом институте тогда был подготовительный факультет, куда можно было поступить после восьмого класса, что я и сделал. Затем сдал экстерном экзамены, которые считались одновременно и на аттестат зрелости, и вступительными в институт. После окончания политеха я получил назначение на столичный станкозавод. Но ректор института и руководитель моего дипломного проекта посоветовали перевестись на завод в Краматорск, поскольку считали, что там мне будет легче сделать карьеру.
Приехал в Краматорск под вечер, всю ночь протолкался на вокзале, а утром поехал на завод, куда надо было добираться на трамвае около пяти километров. В отделе кадров сказали: иди технологом. Но я не очень любил эту работу, тогда мне предложили быть помощником мастера в механическом цеху. Через месяц меня уже назначили мастером. Интересно было: в смене тридцать молодых девчат и я -- холостяк -- ими руковожу. Труднее всего работалось в третью смену. Она начиналась в двенадцать ночи, а заканчивалась в семь утра. Сколько раз так было: прихожу, а девчата стоят, балагурят. Я им: «Девочки, работать!» -- нехотя расходятся. А потом мы пришли к «консенсусу»: перед сменой 20 минут разговоров, зато потом ударный труд. Мне стало интересно, о чем же они говорят: «Ну как же, мы на танцах были! Впечатлениями надо поделиться». С тех пор старался поддерживать в коллективе особый психологический климат, никогда не кричал, не бегал…
Читайте нас у Facebook
