Узнав, что конный отряд некоего капитана наумова учинил переполох в ставке гитлера под винницей, сталин сказал: «не капитана -- генерала наумова! Подготовьте документы… »
В годы войны по оккупированной фашистами Украине ходила молва о советской кавалерийской воинской части, которая своими стремительными рейдами приводила в ужас немецкие гарнизоны многих городов. Однажды конники в армейской форме внезапно появились под Винницей возле ставки Гитлера. Фашисты думали, что это советский десант. Начался такой переполох, что эхо докатилось до Берлина и Москвы. Фюрер был вынужден отложить свой приезд в Украину.
Сталин велел разведке узнать, что же это за храбрец такой. Когда вскоре ему доложили о конном партизанском соединении, которое создал бывший окруженец капитан Наумов, вождь воскликнул: «Не капитан Наумов! Капитан не мог этого сделать. Генерал Наумов! Подготовьте документы… »
В этом году выдающемуся партизанскому полководцу Герою Советского Союза генерал-майору Михаилу Ивановичу Наумову исполнилось бы 95 лет. Но уже 29 лет его с нами нет. Накануне печальной даты корреспондент «ФАКТОВ» попросил поделиться воспоминаниями об этом замечательном человеке заслуженного учителя Украины Петра Васильевича Жудру -- бывшего командира Радомышльского партизанского отряда, в 1943 году входившего в состав соединения Наумова, и дочерей Михаила Ивановича Галину Михайловну и Валерию Михайловну Наумовых. Жаль, старший сын Владислав Михайлович живет далековато, в Тольятти…
«В болотах Белоруссии нам вместо соли пришлось посыпать пищу… минеральными удобрениями»
-- Моя партизанская биография, наверное, типична для многих из тех, кто в первые месяцы войны воевал и оказался в окружении, -- вспоминает Петр Жудра. -- В июне сорок первого я был лейтенантом, служил в должности командира взвода управления артиллерийской батареи. Тогда, на границе, мы дали немцам прикурить. Затем получили приказ отступать. Под Уманью снаряды кончились, нас окружил противник. Пришлось орудия вывести из строя и выбираться из «котла» налегке.
Через линию фронта перейти не удалось. Пять дней и ночей я шел на Житомирщину в родную Белую Криницу. К родителям сразу не пошел -- боялся, что кто-нибудь узнает и выдаст семью офицера.
Товарищи юности рассказали, что полицаи зверски замучили рабочего стеклозавода Авоськина -- безобидного малограмотного многодетного трудягу-еврея. Мы решили отомстить за невинную душу. И за всю нашу поруганную землю. Это решение поддержали моя сестра Надя (позже погибла в гестапо), другие ребята. Отряд постепенно рос.
Всякое, конечно, случалось. Были удачи и поражения из-за недостатка опыта или предательства. А еще… Пуля вражеская не достанет -- так цинга. И голодать приходилось. Но особенно страдали, когда не было соли. За ее горсть готовы были отдать пистолет или даже сапоги. Однажды разведчики обнаружили в поле кучу старых, еще довоенных, минеральных удобрений. Они оказались на вкус солоноватыми. Варили в котелке зерно ячменя и посыпали удобрениями. Уж больно соли хотелось…
«Расстрелянный трус, из-за которого погибли товарищи, оказался… родственником Берии»
-- Вместе с нами против фашистов сражались батальон армян и взвод югославов, перешедшие на сторону партизан, -- -- продолжает рассказ Петр Васильевич. -- С югославами, кстати, после войны был интересный случай. Я уже работал в Радомышле директором школы. Вдруг -- телефонный звонок из Москвы: «Петр Васильевич, я сотрудник посольства Югославии в СССР, в таких-то числах буду в Киеве, не могли бы вы подъехать и встретиться со мной, рассказать, как воевали наши югославские товарищи?.. » А в те годы отношения между нашими странами были натянутыми. Все это меня озадачило. Приехав в Киев, я пошел посоветоваться к Наумову. Михаил Иванович свел меня с офицерами шестого отдела МГБ Украины. «Встретиться с сотрудником посольства надо, -- сказали гэбисты. -- Расскажите, как славно воевали его земляки. Но ни в коем случае не называйте фамилии, адреса».
Я так и сделал. Человек, назвавшийся сотрудником посольства, и позже звонил, все выпытывал, не переписываемся ли с кем-нибудь. Но ничего от меня так и не узнал. Наумов мне сказал, что, скорее всего, некоторые из них были потом завербованы советской разведкой. А когда отношения между странами испортились, их разыскивала контрразведка СФРЮ.
-- Ваш отряд поначалу входил в состав Киевского партизанского соединения, которым командовал Иван Хитриченко -- тоже известная личность. А как вы попали к Наумову?
-- Да, Иван Александрович был храбрым, умным человеком с очень драматичной судьбой. Однажды он приказал расстрелять труса, который бросил пост, увидев приближающихся карателей, не предупредил нас и удрал на коне. Погибли несколько партизан.
И вот через пару лет, когда я снова воевал на фронте, меня неожиданно вызвали в особый отдел штаба армии. Смотрю -- в комнате сидят три холеных полковника. «Мы из инспекции НКВД СССР. Знаете Хитриченко?» -- спрашивают. -- «Да, отвечаю, -- знаю… » -- «Помните бой у села Липники, после которого был расстрелян такой-то? Как вы считаете, Хитриченко правильно поступил?» -- «Нет, -- говорю, -- неправильно!» Полковники аж привстали. «Этого гада надо было не расстрелять, а повесить!» -- уточняю свою позицию.
Меня отпустили. Но та история продолжилась и после войны, когда Хитриченко стал работать начальником милиции Киева.
Расстрелянный предатель оказался родственником самого Лаврентия Берии! Моего бывшего командира вызвали к нему в Москву. И оттуда Иван Александрович домой не вернулся -- его посадили, даже не сказав, сколько лет дали. Десять лет мы с Наумовым и другими товарищами добивались справедливости! У Михаила Ивановича из-за этого было немало неприятностей. Ведь он служил в этой же системе МВД… Но таким уж всегда оставался человеком: если надо выручать попавшего в беду товарища, о себе не думал.
Наши пути с Наумовым впервые пересеклись в 1943 году, когда его соединение прибыло под Киев. Я увидел настоящего армейского генерала! Его бойцы и командиры тоже были одеты в военную форму, все при званиях, при погонах, армейская выправка, дисциплина железная… И все соединение -- на конях верхом или на тачанках -- молниеносно наносило удары по врагу и так же быстро уходило. А я ведь тоже был офицером. И моя душа заныла, попросился к Наумову.
«При отступлении один старик подарил отцу книгу Дениса Давыдова»
-- Впервые на Украину папа попал еще в 30-е годы, во время срочной службы, -- рассказывает дочь генерала Наумова Галина Михайловна. -- Там, в Шостке, он и познакомился с мамой. В 1937 году у них родился Славик -- наш старший брат. Мама говорила, что он спас ей жизнь. Благодаря ее беременности отца не послали на Колыму охранять лагеря ГУЛАГа. А там климат и условия жизни были такие жуткие, что не только дети, многие взрослые женщины не выживали!
Перед войной отец окончил пограничную школу и служил в Киеве. Но кабинетная «паркетная» служба ему не нравилась, попросился на границу. Он, очевидно, знал, что начнется война. Ибо где-то за месяц до 22 июня отправил маму и Славика в Шостку. Мама уже носила под сердцем меня. И, прощаясь во Львове на вокзале, папа бросил фразу: «А встретимся мы в Берлине!» Он, бедный, думал, что война будет недолгой. Многие военные так считали. Когда немцы были уже на Левобережье Украины и мама обратилась в военкомат, чтобы ей как жене офицера помогли эвакуироваться, ее обозвали паникершей.
По пути в Россию поезд с эвакуированными женщинами, детьми и стариками разбомбили. Уцелели только два вагона, в одном из которых ехали мама со Славиком, бабушка и еще пятеро родственников. Мама говорит, что летчик пожалел. Первый немецкий самолет четко положил бомбы на вагоны. Приближался второй, и они ждали своей участи. Но «их» самолет пролетел мимо, не стреляя, а бомбы сбросил на лес. И среди немцев были люди.
В эвакуации беременную маму и ораву родственников -- всего восемь человек -- никто не хотел принимать на постой. Сжалилась некая пьяница Семеновна.
16 ноября сорок первого родилась я. В этот день панфиловская дивизия остановила немцев под Москвой. А маме принесли сообщение, что ее муж пропал без вести. Это было равносильно похоронке. Мама пошла к гадалке: «Вернется твой муж в блеске и славе. На серебряной птице прилетит… »
Папа действительно первый раз прилетел к нам в 1943-м на самолете! Увидела его мама -- и в обморок упала. Ведь все слезы выплакала. А набедовались! Самым большим лакомством считалась печеная свекла. Однажды уже после войны, когда времена наступили посытнее, родители со Славиком пошли в гости. На столе -- угощенье разное, дорогие конфеты. «Славик, ешь конфеты», -- говорит хозяйка. А Славик не берет. Хозяйка кладет конфету возле него. Он взял и спрятал ее в карман. И тихо промолвил: «Для Гали… »
«Из мужчин рода Наумовых выжил один отец»
-- А Галя была настоящим военным ребенком, -- вступает в разговор младшая дочь генерала М. И. Наумова Валерия Михайловна. -- Малюсенькая крошка словно чувствовала, что семья живет не в своем доме, ни звука, ни писка не издавала, два месяца лежала молча, тихо-тихо в одеяльце на двух стульях. Пока однажды не перевернулась и упала. Тогда родственник дядя Сережа сделал люльку. Кстати, он работал на военном заводе. Приносил домой куски фланели, которой обматывал тело под рубашкой, чтобы вынести за проходную. Из той фланели мама шила Гале пеленки. И плакала. Ведь папу долго считали погибшим. Кстати, с войны не вернулись три его родных брата и пятеро двоюродных и троюродных -- все мужчины рода Наумовых!
В сорок первом отец с боями отступал. Вел колонну бойцов и офицеров. Перед мостом через Прут его остановил минер-подрывник: на мост нельзя, получен приказ взорвать. «Но ведь не все люди перешли, подожди немного!» -- приказал отец. Тот не соглашался: «Немецкие танки близко!» И тут минера сразил снайпер. Когда последний солдат перешел, отец решил сам взорвать мост. Но он же не подрывник! Словом, взрыв произошел раньше, чем можно было уйти на безопасное расстояние, и конструкции моста обрушились на папу. Как он тогда не погиб -- просто чудо.
А потом, когда наши шли через какое-то село и люди выносили им кто крынку молока, кто кусок хлеба, один пожилой мужчина интеллигентного вида протянул отцу книгу: «Возьми, сынок. Это твое будущее… » То была книга героя Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова.
-- После войны куда только не бросала жизнь нашу семью, -- продолжает рассказ Галина Михайловна Наумова. -- Киев, Москва (там папа учился в академии), Черновцы, Тильзит Калининградской области, Ленинград. Увы, тамошний климат плохо сказался на подорванном войной здоровье родителей. Да и мы часто болели. Начальство предложило отцу на выбор два места службы -- в Москве, начальником знаменитого МУРа на Петровке, 38 или должность чуть ли не замминистра в Киеве.
И хоть папа мог сам принять решение, характер у него был крутой (мама говорила, что таким его сделала война, раньше был помягче), но иногда советовался с семьей. «А на Украине солнышко есть?» -- спросила маленькая Лера, выросшая под хмурым небом Балтики. -- «Да, дочка, там тепло и солнышко есть, и яблоки растут… » -- улыбнулась мама. Так мы оказались в Киеве.
Это было где-то в 1951-1952 годах. Да, до смерти Сталина! Потому что, когда умер Сталин, отцу пришлось принимать участие в ликвидации бериевского путча. У Берии везде были свои люди. И вот когда перед партийной и государственной верхушкой встал выбор, с кем идти -- с Берией или Хрущевым, в Украине, как и везде, наверное, на несколько дней воцарилось безвластие, все были в растерянности. И отцу пришлось исполнять обязанности министра внутренних дел Украины.
«Отец был самым молодым генералом после Василия Сталина»
-- Отец не испытывал особого пиетета перед власть имущими, -- продолжает рассказ Галина Михайловна. -- У него были хорошие деловые отношения с Никитой Сергеевичем Хрущевым, которого отец знал еще с войны. А вообще элиту он не любил. Часто называл партийных и государственных деятелей снобами, отгородившимися от народа голубыми заборами. Последнюю фразу он однажды бросил с трибуны сессии Верховного Совета УССР, депутатом которого был. Всех чуть кондрашка не хватила.
От закрытых магазинов и прочих льгот для элиты отец отказался. Пользовался только поликлиникой. Несмотря на контузии и ранения, он не имел статуса инвалида войны, потому что лечился в отряде, а нужны были справки госпиталей. Один раз только его вывезли самолетом в Москву, где лежал в Кремлевской больнице с тяжелейшей ангиной.
А как мучительно после войны отец восстанавливался в партии! Ведь в окружении партбилет пришлось уничтожить вместе с другими документами. И ему, генералу, Герою, райкомовские хлюсты задавали пресловутый дурацкий вопрос: «Как вы попали в окружение и почему не застрелились?»
Кое-кто из партизанской верхушки и ЦК относился к отцу с определенной ревностью, считая чуть ли не выскочкой в партизанском движении. Ведь Наумова не партия назначила, он сам стал партизаном, причем, прибившись после окружения в свой первый отряд, отец некоторое время воевал рядовым бойцом, пока командир и товарищи не удостоверились, что Наумов -- действительно боевой офицер, может вести за собой людей. Он и сам любил прихвастнуть: «После Василия Сталина я самый молодой генерал». Несмотря на то что ему на войне было чуть больше тридцати, партизаны называли его Батей. Очень ответственным он был человеком.
Папа не всегда умел быть дипломатом. Иногда мог сказать резковато. И на него не раз в ЦК сыпались кляузы. Если бы не личное вмешательство Н. С. Хрущева и В. В. Щербицкого, сказавшего на Пленуме ЦК: «Наумов -- честь и гордость Украины, в обиду никогда его не дам!», неприятностей у папы было бы куда больше.
Отец больше любил общаться со своими друзьями-партизанами. Дружил с Героем Советского Союза писателем Юрием Збанацким, часто встречался с Героем Советского Союза командиром партизанского соединения имени С. А. Ковпака Петром Вершигорой. «Надя, как ты живешь с этим дьяволом?» -- спрашивал Петр Петрович маму, когда папа, бывало, взрывался. Характером отец был крут. Но быстро отходил. Умел признавать свою неправоту. Однажды, когда я уже была взрослой и жила отдельно, мы сильно поругались с ним, и я ушла. Утром -- звонок в дверь. Открываю -- на пороге отец с корзиной клубники. Мириться пришел.
Вообще-то он был очень коммуникабельным человеком, любил молодежь. Бывало, в нашу просторную квартиру в праздники заваливал весь класс или студенческая группа. И папа терпел наш веселый кавардак. Посидит с нами немножко, а затем удаляется в кабинет. «Ты же только потом убери все, чтобы мама не надрывалась… » -- просил меня.
-- Михаила Ивановича часто окружали красивые женщины… Надежда Трофимовна не ревновала?
-- Вы знаете, женщины папу вдохновляли. У него даже модуляция голоса менялась. Мама реагировала на это спокойно. «Это же Наумов, что вы хотите!» Она знала, что больше всех отец любил ее и детей. Воспитал нас, считаю, правильно. Славик, когда нужны были деньги, не просил их у папы-генерала, а шел разгружать вагоны. А однажды уехал на Таймыр охотиться на оленей -- там хорошо зарабатывали. Словом, самостоятельный мужик. Окончил теплоэнергетический факультет КПИ, работал на мотоциклетном заводе. Но у него с детства была страсть к автомобилям, и, когда началось строительство Волжского автозавода, уехал с семьей в Тольятти. Там и по сей день здравствует.
Я закончила медицинский, работала врачом-терапевтом, заведовала поликлиникой. Кстати, моим трудоустройством после института пытался заниматься папа. Он был знаком с академиком Амосовым и попросил Николая Михайловича взять меня к себе в институт. «Хирургия -- не женское дело, -- отсоветовал Амосов. -- Особенно у нас… »
И я уехала в Казахстан. А Лера окончила дефектологический факультет Киевского пединститута, работала в спецшколе, где обучала больных детишек. Теперь наша стихия -- внуки.
3233Читайте нас у Facebook
