«На станциях тела умерших взрослых вышвыривали в двери вагона, детей — в окно»
Завтра в Крыму состоятся акции в память одной из самых страшных национальных трагедий XX века — депортации крымско-татарского народа. По злой иронии истории эти мероприятия пройдут в условиях, до боли напоминающих события 70-летней давности. Как и тогда, сейчас крымские татары опять столкнулись с враждебным отношением и даже ненавистью со стороны непризнанных властей полуострова, которыми управляет Кремль. И потому они не исключают волны репрессий в свой адрес. Более того, вчера самопровозглашенный премьер Крыма Сергей Аксенов издал указ о запрете массовых акций на полуострове вплоть до 6 июня.
«Судя по сообщениям, поступающим из Крыма, новая власть готовится широко „отпраздновать“ 70-летие депортации крымско-татарского народа. В лучших традициях ВЧК-НКВД-КГБ. От керченской паромной переправы по направлению к Симферополю колоннами движутся десятки вместительных КамАЗов-автозаков. Такие же колонны идут в Симферополь со стороны Ялты», — написал в социальных сетях заместитель главного редактора «Московского комсомольца» Айдер Муждабаев. А 70 лет назад такие же колонны машин доставили на железнодорожные станции полуострова 190 тысяч крымских татар, которых потом вывезли в самые глухие районы Сибири и среднеазиатских республик СССР. Помимо сотен погибших во время переезда, еще от 30 до 40 процентов татар погибли в первые полгода после депортации.
Об одной из самых массовых национальных трагедий минувшего века «ФАКТАМ» рассказала свидетельница тех страшных событий 84-летняя Муксум Алимова.
«Нам не дали даже собрать самые необходимые вещи. Я была в ночной рубашке, а мама — в легком платье»
— Мы жили в поселке Къарл тогда еще Куйбышевского района (который теперь называется Бахчисарайским), — вспоминает Муксум Алимова. — 18 мая 1944 года, когда на улице еще даже не светало, к нам в дом ворвались солдаты с автоматами. «Вам пять минут на сборы, а потом всем выходить на улицу», — кричали они. Моя мама Афиде, отец Селим, старший брат Эгьят, а тем более я, 11-летняя, ничего не поняли. Плача и дрожа от страха и неизвестности, мы покинули дом.
*Только немногие из спецпереселенцев успели захватить с собой в дальнюю дорогу самые необходимые вещи
— Вам вообще ничего не объяснили?
— Никто и ничего нам не говорил, солдаты лишь кричали: «Выходи, вас выселяют». Почему, куда, что с нами будут делать — все было неизвестно. Представляете: живут себе люди мирно и тихо, как вдруг их среди ночи выгоняют в буквальном смысле голыми и босыми просто в неизвестность. Ведь нам не дали не то что осознать, что происходит, но даже собрать самые необходимые вещи. Я была в ночной рубашке, а мама — в легком платье. Помню, мой брат Эгьят почему-то взял со стола две ложки и выйдя на улицу, забросил их на крышу дома. Не могу пояснить, почему и зачем он это сделал. Может, выразил так свое негодование, а может, как-то прощался с родным домом. После этого нас еще сутки держали в центре села, пока не собрали всех его жителей. В основном это были женщины, дети и старики, так как мужчины воевали на фронте. Все наши соседи были в таком же состоянии, как и мы: без одежды, личных вещей, продуктов. Все плакали, голосили, а вокруг ходили солдаты с оружием.
На вторые сутки нас «упаковали» в грузовики и повезли на станцию Сюрень, где загнали в товарные вагоны — по 70—100 человек в каждый. Людей было столько, что даже стоять удавалось с трудом. Набив вагоны под завязку, солдаты сразу закрывали засовы. Спали мы там в три пласта — один на другом. Помню, лежу на полу вагона, а на мне чьи-то ноги, мои же ноги на ком-то еще. Естественно, ни воды, ни туалета не было, поэтому, когда поезд останавливался, все бежали искать питье или справлять нужду.
В постановлении № 5859 «О крымских татарах» от 11 мая 1944 года, согласно которому и была проведена депортация целого народа, один из пунктов гласил: «Выделить на каждый эшелон со спецпереселенцами, в сроки по согласованию с НКВД СССР, одного врача и две медсестры с соответствующим запасом медикаментов и обеспечить медицинское и санитарное обслуживание спецпереселенцев в пути». Однако даже эти нормы не были соблюдены.
«46 лет мы верили, что когда-нибудь обязательно вернемся домой, на свою Родину — в Крым»
— Медицинского обслуживания не было вообще никакого, — рассказывает Муксум. — Нас везли на вымирание, и никому мы были не нужны. Во время остановок мертвых выносили и оставляли прямо рядом с железнодорожным полотном. Причем выносили на каждой станции, а ведь ехали мы несколько недель…
В уже упомянутом постановлении Наркомторгу СССР приказывалось ежедневно обеспечивать все эшелоны со спецпереселенцами горячим питанием и кипятком. Суточная норма продуктов на одного человека в пути следования составляла 500 граммов хлеба, 70 граммов мяса-рыбы, 60 — крупы. Правда, это все осталось только на бумаге.
— Первую пищу, — говорит Муксум Алимова, — нам дали только на второй или третий день. На весь вагон принесли один бидон какой-то похлебки, сообщив, что это нам на три дня. От невыносимого запаха той «еды» приходилось зажимать нос.
— А куда вас вывезли?
— В город Наманган Узбекской ССР, откуда потом на арбах развезли по близлежащим «домам». Мы попали в село Каркидон. Сначала нас и множество других семей поселили в мечеть, а позже начали расселять по кишлакам. В нашем жилье даже штукатурки не было, а обитали там только ящерицы да скорпионы.
По приезду в кишлак меня с братом сразу же забрали на работу в поле — косить клевер и пшеницу. Жили мы в постоянном голоде, так как кушать было нечего и кормили нас лишь какой-то жиденькой похлебкой. Помню, как ее принесли в первый раз. У меня не было ни ложки, ни тарелки, и мне налили прямо в ведро. Из него я вынуждена была есть этот «суп». В худшие времена мы питались тем зерном, которое попадало нам в обувь во время сбора пшеницы. В общем, условия были невыносимые, жили и работали без воды в страшную жару, и за первые полгода очень много наших людей погибло. Начались болезни — малярия, тиф, дизентерия… От голода и болезней умирали каждый день. В основном — дети и старики. Сейчас историки говорят, что эти две категории составляли порядка 40 процентов депортированных татар.
Учиться мы в Узбекистане почти не могли. В школу я там ходила всего три недели, так как учащимся паек не полагался, а работающие получали по 300 граммов хлеба на человека…
— Пишут, что местное население весьма враждебно относилось к татарам, считая их предателями Красной армии.
— Да, было такое. Власти настраивали местных жителей соответствующим образом. Перед нашим приездом пугали тем, что, мол, приедут одноглазые, рогатые татары, которые будут всех убивать… Но со временем узбеки поняли, что все это неправда, и стали относиться к нам хорошо. Помню, как одна узбечка дала мне, голодной, кусок хлеба…
Мой папа Селим умер на четвертый месяц ссылки. А мы прожили в Узбекистане до 1990 года. И все эти 46 лет верили, что когда-нибудь обязательно вернемся домой, на свою Родину — в Крым. Верили и ждали.
«О высылке объявили трое квартировавших у нас советских военных. Мама упрекнула солдат: «Я вас кормила, чтобы вы изгнали нас из родного дома?»
Основанием для депортации крымских татар послужило то, что некоторые из них сотрудничали с фашистами. Может ли это быть оправданием геноцида всего народа? Конечно, нет. В печально известной Русской освободительной армии генерала Власова насчитывалось порядка 800 тысяч человек, но никто ведь не упрекает всех русских в коллаборационизме. Тем более что десятки тысяч крымских татар воевали и в рядах Красной армии, и в партизанских отрядах. Защищая СССР и советскую власть, они и подумать не могли, что эта самая власть попросту вышвырнет их семьи из отчих домов и вообще лишит Родины.
*Крымские татары до сих пор отстаивают свое право жить на родной земле
«Когда немцы оккупировали нашу деревню Молбат, в партизанском отряде Сейдаша Ибрагимова было уже триста татар. Я украдкой пекла им хлеб. Своих продуктов не хватало, помогали люди. Вскоре нашу деревню фашисты сожгли дотла. Мы так ждали своих! И дождались. 18 мая советские солдаты постучали прикладами к нам в дверь и приказали за 20 минут собраться и выселиться. И вот мы — женщины, дети и старики (все молодые мужчины на фронте или в трудармии) — едем в товарняке на верхней полке. В вагоне нестерпимая жара, запах немытых тел. Утром вместо приветствия отборный мат и вопрос «Трупы есть?». Люди за умерших цепляются, плачут, не отдают. Солдаты тела взрослых вышвыривают в двери, детей — в окно», — писала в своих воспоминаниях жительница Крыма Зимине Абибулаева, которой сейчас уже нет в живых.
И даже пережив все это и добравшись-таки до места высылки — в одном из поселков тогда Молотовской (ныне Пермской области), несчастные люди отчаянно верили, что их «выслали по ошибке». Как мантру, повторяли они фразу «Сталин нас вернет». Но этим надеждам не суждено было сбыться. Крымские татары утратили свою Родину на долгих полвека.
«В длинном бараке для каждой семьи — двухметровый уголок. Люди умирают. Как хоронить? Повсюду трехметровый снег. С вечера разжигаем огромный костер. Утром кто покрепче роет, но больше метра одолеть не удается, — вспоминала Зимине Абибулаева. — Я обмываю детей и женщин, мулла — мужчин. Зарываем. Утром видим: труп вырыли и растерзали голодные волки. Через год умирает моя 12-летняя дочь Медине, а затем сынок Юсуф. Медине перед смертью призналась, что больше всего на свете она хотела бы съесть кусочек арбуза. В Узбекистане, куда мы со временем переехали по вызову деверя, было много арбузов, но я не могла смотреть на них без слез и никогда сама не ела… А в уральском лесу вскоре все заросло, и я уже никогда не найду могилы моих детей. Я знаю, что такое ад. Я увидела его на земле».
79-летняя Зера Аблякимова из деревни Кази-Биэль Бахчисарайского района рассказывала, как после освобождения Крыма от немцев в ее доме поселились трое советских военных: «Каждое утро они уходили, а вечером возвращались и долго что-то писали (потом мы поняли, что они занимались переписью населения). 18 мая 1944 года нас разбудили солдаты и объявили о высылке. Мама заплакала, начала будить нас и упрекать солдат: «Я вас кормила, чтобы вы изгнали нас из родного дома?! Почему вы не сказали раньше, чтобы я хоть могла собраться?» Военные ответили: «Не велено».
А Сейяр Аблялимов в свои 84 года все не мог забыть, как все выселенные татары после депортации состояли на спецучете в местных органах НКВД и каждый переселенец должен был раз в месяц там отмечаться. «Наш комендант Гаранин был очень жестоким человеком. Когда женщины жаловались ему, что люди болеют, дети умирают, условия жизни — невыносимые, он нагло заявлял, что от потери 20—30 тысяч крымских татар Советский Союз нисколько не пострадает».
46141Читайте нас у Facebook
