Роман Бочкала: "Нам с оператором пришлось три часа ехать с убитыми в одном кузове"
Украинские тележурналисты ведут свои репортажи с передовых рубежей зоны АТО. Многие из них прошли боевое крещение Афганистаном, Сирией и Осетией. Журналист «Подробностей» канала «Интер» Роман Бочкала уже много лет занимается военной журналистикой, но даже представить себе не мог, что снимать боевые действия ему придется в родной стране. Восьмого июля Роман вместе с оператором попали под минометный обстрел в десяти километрах от Луганска, в районе, где дислоцировалась украинская часть. Слава Богу, журналист и оператор (свое имя он просит не называть), остались живы. Правда, Роман, спасаясь от обстрела, серьезно повредил руку и был отправлен в Харьковский военный госпиталь. Теперь ему придется полтора месяца восстанавливать здоровье. А потом Роман собирается вновь вернуться в зону АТО.
— Можно сказать, что со времени начала антитеррористической операции я все время нахожусь в этом регионе, — рассказал «ФАКТАМ» по телефону из больничной палаты Роман Бочкала. — Лишь на пару дней приезжал домой в Киев поменять носильные вещи и увидеть родных. Три недели подряд, даже во время так называемого перемирия, мы с оператором были в зоне боевых действий. Находились в расположении 95-й аэромобильной бригады житомирских десантников, в том числе и в районе Краматорска, где, несмотря на перемирие, шли бои. В минувшую пятницу я вернулся в Киев, а уже в воскресенье вновь поехал в зону АТО. В понедельник с оператором был в Харькове, затем мы отправились в Изюм, где расположен штаб АТО. Решив все вопросы, направились в поселок Сватово Луганской области. Это сейчас штабной городок, куда перевели Луганскую обладминистрацию. Оттуда нашу съемочную группу вывозили военные. Нам предстояло преодолеть 140 километров, чтобы оказаться в пригороде Луганска. По дороге несколько раз меняли машины.
— Зачем?
— На военных все время ведется охота со стороны террористов. На трассе во время движения машину могут расстрелять. Сепаратисты просто передают по своим каналам информацию о передвижении машин с военными. Помню, во время поездки заехали в небольшой поселок, и я стал свидетелем, как местный житель сам отдал свою машину нашим ребятам, чтобы они безопасно добрались до части. За время следования наша группа таким образом дважды меняла машину. В конце концов мы добрались до поселка Металлист в десяти километрах от Луганска. Там разместились в штабном лагере 30-й бригады, которая базируется в Новограде-Волынском.
— Это передовая?
— Да, ближе к сепаратистам подойти уже невозможно. Я видел позиции террористов, которые были от нас на расстоянии 800 метров. Это настоящий контактный бой, при котором ты должен все время следить за своим перемещением. Чуть где-то высунулся — и тебя тут же может снять снайпер. Поэтому приходилось передвигаться в основном ползком от окопа к окопу, желательно по «зеленке».
— У вас были навыки поведения при военных действиях?
— Я бывал во многих горячих точках: Афганистан, Конго, Косово, Карабах, Осетия. Только в Сирию ездил пять раз. Но по сравнению с тем, что я видел там, у нас — это жесть. Ведь там мы ездили в основном к нашим миротворцам, в задачу которых не входило участие в боевых действиях. Чаще приходилось работать в тылу. А здесь мы реально едем на войну и задачи совсем другие. В минувший понедельник, когда мы только попали в расположение части, бой не стихал целый день. Гремело и ночью. Больше всего вызывало опасение, что противник в любой момент мог обстрелять нас из «Града». Наша разведка совершенно четко сообщала о том, что в Луганске есть шесть установок «Град». Слава Богу, нашим военным удалось две вывести из строя, но как минимум четыре осталось. Самое страшное, что сепаратисты могут совершенно спокойно перемещать эти установки по городу. Поэтому поразить в ответ такую машину крайне сложно, корректировщик не успевает дать координаты артиллеристам. Кроме того, они ведь выставляют «Грады» прямо в жилых кварталах. Мне рассказывала об этом жительница Луганска. Сказала, что от ужаса несколько часов пролежала на полу своей квартиры, молясь, чтобы снаряд не задел ее дом.
*При ведении боевых действий на востоке страны украинские войска активно используют современную артиллерию
— Спастись от «Града» практически невозможно?
— Это страшное оружие, которое буквально выжигает огнем определенную площадь. Спастись от него есть только один способ — залечь в укрытии, тогда огонь может пройти сверху. «Град» еще страшен тем, что выстрела не слышно. Когда летит, например, мина, то ее боковые «усики» при соприкосновении с воздухом издают определенный звук, и у тебя есть пара секунд, чтобы успеть спрятаться. А снаряды «Града» летят быстрее скорости звука. Прятаться уже просто времени нет. Когда мы приехали в распоряжение 30-й бригады, то чувствовалось очень сильное напряжение. Оказалось, что противник дважды обстрелял из «Града» разведывательные позиции. К счастью, по целям не попали. Вообще, я заметил, что террористы часто стреляют наугад. Их тактика очень напоминает игру в «морской бой»: попал, не попал. Но когда они пристреливаются, это значит, что украинским войскам надо срочно переносить лагерь в другое место. Поэтому наши военные, когда начали обстреливать фланги, переживали, что террористы в следующий раз не промахнутся. На следующий день, во вторник, работала наша артиллерия. Выстрелы шли из таких орудий, которые нам даже запретили снимать. Могу лишь сказать, что это самая сильная артиллерия, имеющаяся на вооружении нашей армии. Мы с оператором как раз находились на артиллерийских расчетах и снимали то, что нам разрешили.
Своим огнем 30-я бригада помогала 25-й, которая в этот момент находилась в Луганском аэропорту. У ребят нет достаточного вооружения, чтобы самим отбиваться, они сидят в капкане, со всех сторон окруженном сепаратистами, которые пытаются отобрать аэропорт. Причем террористам он нужен в целости и сохранности. Говорят, для того, чтобы принять борт из России с каким-то грузом. Наша артиллерия помогает десантникам удержаться в этом котле.
— И сепаратисты вычислили позиции украинских военных?
— Да. В какой-то момент я вдруг услышал, как раздалась команда: «Воздух!» Начался минометный обстрел, а мы оказались в самом его центре. Я в это время стоял на пригорке, полностью на виду. Теоретически было всего три-четыре секунды, чтобы добежать до блиндажа. А на практике даже этого времени не было. И я понял, что у меня есть лишь один выход: прыгнуть с высоты в забетонированный окоп. Я сиганул вниз и одновременно почувствовал на себе действие ударной волны, меня отбросило, я не успел вовремя сгруппироваться и упал в окоп со всего маху. Завалился на руку, выбил суставы, порвал сухожилие и почувствовал резкую боль в колене. Оператор в это время находился на другой позиции, обычно мы снимаем с разных точек. Он был внизу, и ему удалось добежать до укрытия.
— Вы успели о чем-то подумать в эти считанные секунды?
— У меня было лишь одно желание — спрятаться от осколков. Потому что, когда они начинают разлетаться на расстояние 200—300 метров, то даже малюсенький осколочек может принести смерть. Они летят с сумасшедшей скоростью. Это даже хуже пулевого ранения, если только оно не в сердце. Я упал на бетон, мокрый от дождя, который шел три дня без перерыва, вокруг грязь буквально по колено. Но мне было все равно, главное, что в безопасности. Потом ощутил, что не могу пошевелить левой рукой и «заклинило» колено. Все же нашел силы проползти по деревянным балкам из окопа в укрытие и там уже увидел своего оператора. Мины летали у нас над головой. Мы слышали, как они разрывались, но, слава Богу, нас они не достали. Честно говоря, очень неприятные были минуты. Не хочу об этом вспоминать.
Самое страшное произошло, когда мы поднялись наверх и увидели неподвижные тела. Погибло двое наших солдат, одному из них, находящемуся буквально в ста метрах от нас, осколком снесло голову. Я даже не сразу понял, что с ним произошло. Тела были уже накрыты брезентом, шел дождь, и кровь, вытекающая из ран, растекалась лужицей по земле. Еще около десяти ребят были ранены: кому-то осколок попал в шею, кому-то в спину. Тогда я понял, что мне крупно повезло. Было принято решение срочно эвакуировать пострадавших. Выделили ГАЗ-66 — машину, крытую брезентом. Нам с оператором пришлось три часа ехать с убитыми в одном кузове. Я многое передумал за время этой поездки…
Когда мы собирались отъезжать, завели мотор, подбежал боец и протянул мне пакет. Я спрашиваю: «Что в нем?» А он: «Голова». Оказывается, ребята собрали ее по частям, потому что осколком ее разнесло на кусочки. Момент прощания бойцов со своими друзьями — одно из самых сильных впечатлений. Здоровые, крупные мужики просто рыдали. Оказалось, что боец, которому оторвало голову, был начмедом 30-й бригады. В тот момент он находился в палатке, пил чай. Осколок пролетел сквозь палатку. Рядом с ним сидело двое солдат, которые даже не успели ничего понять.
— Вы не давали тогда себе слово не возвращаться больше в зону АТО?
— Честно говоря, я подумал об этом чуть позже. Сначала нас привезли в военно-полевой госпиталь в Луганской области. Посреди поля просто расставлены палатки, в которых имеется практически все необходимое медицинское оборудование. Там есть рентген, оказывают реанимационную помощь, делают сложнейшие хирургические операции. Я встретил военных медиков, которых два года назад снимал в Афганистане. Мог ли кто-то из нас подумать два года назад, что нам придется встретиться на войне в Украине? Тогда еще я вынашивал надежду через пару дней вновь вернуться в зону АТО. Но врачи меня расстроили, сказав, что мне предстоит полтора месяца ходить в гипсе. Через полчаса из полевого госпиталя в Харьков вылетал вертолет, который взял с собой раненых и убитых.
— Он летел под прикрытием?
— Нет. Уже все знают, что любой полет из зоны АТО — очень опасное мероприятие. Я видел, как нервничали пилоты. К тому же была плохая видимость и все время лил дождь. Честно говоря, бывая в горячих точках, я нигде не видел, чтобы вертолеты в подобной ситуации летали без прикрытия военных самолетов. Так было и в Афганистане. У нас же летают поодиночке. Нас в вертолете было 20 человек и пулеметчик в хвостовой части. Мы были живой мишенью для террористов. В середине полета наш пулеметчик вдруг открыл огонь. Пилот стал активно маневрировать, меняя курс. Все сидели, крестились и читали молитвы. Вот тут-то я и задал себе вопрос: а стоит ли еще раз сюда попадать? Это была ситуация, когда никто из нас не мог ею руководить. По нашему вертолету велась стрельба, но цель таки не была достигнута. Слава Богу, мы все долетели в Харьков.
— Как вы чувствуете себя сейчас?
— Рука болит, ноет, особенно по ночам. Самое главное позади, операция сделана и все поставлено на место. Теперь надо ждать. Так что мне предстоит незапланированный отпуск. Уже сообщил об этом жене. Конечно, она очень переживала, но я в тот же день, когда произошел минометный обстрел, отправил ей sms-ку: «У меня все хорошо». Если честно, в моей жизни это была самая критическая и жесткая ситуация. Впрочем, сейчас всем на востоке тяжело…
— Говорят, местные жители даже начинают создавать отряды мстителей.
— Мне об этом рассказывали несколько человек из Луганска. Происходит самоорганизация населения, так как люди понимают, что они ошиблись в своих надеждах, когда хлебом-солью встречали ополченцев. Ведь большинство из них оказались людьми, которые просто воюют за деньги. Местные жители, особо не владеющие военной тактикой, начали по одному отстреливать сепаратистов. Им это удается, потому что своим внешним видом они не вызывают никаких подозрений… Знаете, сегодня я уже думаю о том, что в зону антитеррористической операции я все-таки вернусь. Конечно, если за полтора месяца она не закончится. А я в это очень верю…
Фото с «Фейсбука»
29751Читайте нас у Facebook
