Владимир Семистяга: "Представить себе не мог, что на склоне лет буду вынужден бороться с оккупантами"
Справка «ФАКТОВ»
Владимир Семистяга — украинский историк и общественный деятель, исследователь деятельности Краснодонского молодежного антифашистского подполья «Молодая гвардия». Преподаватель Луганского национального университета имени Тараса Шевченко, член правления Луганской областной организации Национального союза краеведов Украины, председатель Луганского областного объединения «Просвіта» им. Тараса Шевченко, главный редактор журнала «Бахмутський шлях», заслуженный работник образования Украины.
Владимир Семистяга пробыл в плену у луганских террористов 55 дней. За это время даже появилась информация о его гибели в застенках. Но он остался жив и сейчас находится в Киеве. В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Владимир Федорович рассказал о том, что ему довелось пережить и как удалось вырваться на свободу.
— Всю жизнь изучая подвиг молодогвардейцев, я и представить себе не мог, что на склоне лет тоже буду вынужден бороться с оккупантами, — признается Владимир Семистяга. — Сразу скажу, что произошедшее в Луганске не было спонтанным. Всех людей, бравших штурмом СБУ, милицию и другие админздания областного центра, привезли организованно автобусами под видом «рабочих, шахтеров и студенческой молодежи». После моего ареста многих из них я видел вновь, но уже не в гражданской одежде. Кто они? Большинство — это россияне из Ростовской области, Краснодарского края, с Урала, из городов Пенза, Пермь, Новосибирск. А местные — это бывшие сотрудники милиции, которые работали в Крыму, Донецкой, Луганской и Запорожской областях.
— То есть оккупация Луганска готовилась давно и тщательно?
— Да, и при полной поддержке тогдашнего руководства Луганской области. Еще в январе прошлого года председатель облгосадминистрации Владимир Пристюк и председатель облсовета Валерий Голенко объявили о создании по просьбе донского казачества народных дружин самообороны. Они-то и стали впоследствии прикрытием для оккупации региона.
Мы с единомышленниками сразу стали собирать информацию. Побывали на всех собраниях и заседаниях «Высшего совета ЛНР». Теперь уже могу сказать: вся моя семья участвовала в этих акциях, в частности 15-летний сын, который электронными средствами передавал сведения в Киев нашим спецслужбам. Нам удалось сфотографировать и снять на видео, кто организовывал митинги, как принимали конституцию «ЛНР», выступления Царева…
Когда проводился так называемый референдум, наши активисты, большинство которых — члены «Просвіти», пикетировали избирательные участки.
К моменту оккупации Луганска подпольная группа уже сформировалась и стала называться «Луганцы-Шевченковцы» (тем самым мы подчеркивали причастность к Луганскому национальному университету и «Просвіті» имени Тараса Шевченко).
*Преподаватель Луганского национального университета Владимир Семистяга на мероприятии, посвященном дню рождения Тараса Шевченко
— Чем, кроме сбора информации, занимались члены вашей группы?
— Вывешивали патриотические листовки, национальные флаги, делали надписи на стенах «Луганск — это Украина», «Украина за МИР». Поддерживали связь с бойцами батальона «Айдар», предупреждали о нападении на украинские войска и захвате стратегических объектов. Мы выяснили, где находятся спецслужбы «ЛНР» — так называемые СМЕРШ и КГБ. Я тогда еще подумал: не дай Бог попасть к ним в руки. И все-таки попал. Но это было позже…
Члены подпольной группы отвозили нашим бойцам продукты, одежду. С нами сотрудничали отставники — военные, милиционеры. Даже когда началась полномасштабная оккупация, мы никуда не уехали, а продолжали через блокпосты боевиков переправлять нашим солдатам гуманитарку, приборы ночного видения, аккумуляторы, батарейки.
— Как вам это удавалось?
— Платили сепаратистам, а тех после получения денег уже мало волновало, куда мы едем и что везем. Параллельно мы готовились к восстанию, чтобы захватить здания облгосадминистрации и СБУ. Этим занималась наша диверсионная группа «Луганск», на счету которой многочисленные взрывы, поджоги машин террористов, установка растяжек, ликвидация боевиков. (Более подробно о деятельности этой группы «ФАКТЫ» расскажут в ближайшее время. — Ред.) Составили план, где какие посты находятся и как мы будем их брать. Кроме моей группы, к бою готовились еще несколько отрядов. Минимальное количество оружия у нас имелось, был даже свой БРДМ. Из Киева нам сообщили, что сможем взять дополнительное оружие в Луганском аэропорту. Но тут над аэродромом сбили ИЛ-76 с украинскими военными, и пополнить свой боезапас мы уже не сумели.
Впоследствии в Киеве, узнав о деятельности нашей группы, заявляли: «Вы не профессионалы, поэтому не могли бы сделать то, что не удалось специалистам».Но они ведь и не пытались. Те, кто должны были защищать стратегические объекты, либо стали на сторону террористов, либо попросту сбежали. А патриоты, которые остались верны своему долгу, присоединились к подпольщикам. И могу вас заверить — они до сих пор действуют.
— Когда вас арестовали?
— 23 июня. К счастью, буквально накануне, 21 июня, поняв, что надо мной уже сгущаются тучи, я отправил семью за пределы Луганска. Зная, что родные в безопасности, было легче все перенести. Тогда же арестовали наших товарищей Александра Кобзева, председателя Антрацитовского райобъединения «Просвіти» Ивана Захарченко, а также девушек, которые собирали деньги и закупали снаряжение и продовольствие для украинских военных. Командир диверсионной группы «Луганск» сумел сбежать — прямо в наручниках.
Меня арестовали в Госархиве, где я по «легенде» работал как историк с документами, а на самом деле встречался с людьми и получал информацию о вооружении и месторасположении боевиков (к тому времени у нас уже была своя агентура в их среде), мы передавали ее в штаб АТО.
Владимира Семистягу отвезли в здание, в которое он больше всего боялся попасть. Тюрьма Комитета госбезопасности «ЛНР» находится в офисном комплексе, принадлежащем местному олигарху и бизнес-партнеру бывшего регионала Александра Ефремова — Александру Киселеву. Это в самом центре Луганска, рядом с облгосадминистрацией.
— Камера смертников находилась в гараже площадью примерно семь на пять метров, — вспоминает Владимир Федорович. — Спали мы на бетонном полу. Днем невыносимая жара от палящего летнего солнца, а ночью собачий холод и тучи подвальных комаров.
Допрос начался с фразы: «Как же ты, сволочь, сын фронтовика, стал бандеровцем и ярым националистом?» Только я заговорил, меня прервали: «На украинском не разговаривать, а изъясняться на „общепонятном“ русском языке». Дальше стали задавать вопросы о моих коллегах-просвитянах: чем занимаемся, как контактируем с ОБСЕ (ведь мы все — «американские шпионы»), сколько нам платят… Понятно, что объяснить что-то неадекватным людям, зашоренным российской пропагандой, было невозможно.
— Кто вас допрашивал?
— Я пришел к выводу, что это не профессионалы российских спецслужб, а обычные наемники и бывшие милиционеры нижнего и среднего звена, твердо уверовавшие, что сейчас, когда «вершится история», они стали значимыми фигурами.
Мне продемонстрировали наши листовки, изъятые в офисе «Просвіти». Там же нашли фотографии главарей боевых группировок сепаратистов. На обороте моей рукой были обозначены не только их псевдонимы, но и характеристики особо опасных боевиков. На одном снимке узнал себя и «Остап» (он же «Черный») — руководитель КГБ «ЛНР» и «член совета при правительстве ЛНР», который меня допрашивал. Эти фото его взбесили. «Остап» заорал, что я «крыса», которая «стучала» на них в Киев. И вместе с подельниками стал меня избивать.
Потом меня передали «следователю КГБ» Александру Бесову — кличка «Бес». Вначале он пытался давить морально: «Подумай, что станет с твоим сыном», «Ты будешь искалечен и никому не нужен в нелепом государстве Украина»… Когда это не дало результата, продемонстрировал оригинал моей информации, переданной в военные структуры Украины. Посыпались вопросы: явки сообщников, пароли, адреса, телефоны, кому что передано, каким образом, когда, как передвигались по территории «ЛНР», кто и где печатал и распространял листовки, вывешивал флаги над городом? А попутно мне показывали инструменты, которыми будут пытать.
Меня били руками и ногами, тушили о тело сигареты, душили. Делали «слоника» — на голову надевали противогаз и перекрывали доступ воздуха. Это было особенно мучительно, учитывая мое больное сердце(в позапрошлом году Владимиру Федоровичу сделали две операции на сердце. — Авт.). Кроме того, после облучения, полученного во время ликвидации аварии на ЧАЭС, у меня появились проблемы с дыханием. Слава Богу, «следователи» этого не знали, а то было бы еще хуже. Делая вид, что нет другого выхода, как говорить «правду», я согласился «на сотрудничество со следствием». Об этом тут же радостно по телефону доложили какому-то генералу и коллегам из ФСБ. Проинформировали и главу тогдашней администрации «ЛНР» Валерия Болотова о том, что Семистяга «раскололся». А для того чтобы я действительно говорил правду, мне вкололи какой-то препарат, заявив, что это «сыворотка правды».
— Каково ее действие?
— Я ничего не почувствовал, хотя говорил действительно правду. Это была или открытая информация, уже давно напечатанная в местной и центральной прессе, или сведения о людях, которые покинули Луганск и не могли быть задержаны. О «профессионализме» кагэбистов «ЛНР» свидетельствует тот факт, что все, что я им выдал на-гора, воспринялось за чистую монету. В итоге извели кучу бумаги. О чем еще раз сообщили наверх: «Здесь такие сведения! Не успеваем записывать…» Теперь, если я переходил на украинский язык, меня не останавливали и терпеливо выслушивали все монологи. Больше всего «следователей» поразили рукописные протоколы последних закрытых заседаний областной «Просвіти». Ведь мы не только сформировали оргкомитет, возглавивший борьбу патриотов с сепаратистами, но и создали оперативную тройку, которая разрабатывала план нашей деятельности, координировала ее, связывалась со штабом АТО.
— Кто был с вами в камере смертников?
Однако хуже всего, по словам собеседника, было пленным бойцам. Им топором рубили руки и ноги, ножом резали головы… А когда крики и хрипы прекращались, узника бросали в авто с командой: «В карьер!», что означало — на расстрел.
— В ночь с 1 на 2 июля в нашей камере открылась дверь и прозвучало: «Головченко на выход без вещей», — продолжает Владимир Семистяга. — Я до утра не сомкнул глаз, передумал все на свете, пока Толя не вернулся. Выяснилось, что боевики задержали корреспондентов общественного телевидения Настю Станко и Илью Бескоровайного, которые по договоренности с властями «ЛНР» должны были увидеться с пленным бойцом Анатолием Головченко. Встреча состоялась, и Анатолий рассказал обо мне. Для журналистов это стало неожиданность. Ведь «элэнэровцы» распространили слух о моей смерти во время допроса и даже вызвали родственников на 4 июля, чтобы забрать тело для захоронения. Слава Богу, жена и сын поняли, для чего их вызывают в Луганск, и из Киева не уехали. По настоянию Насти и Ильи меня показали им. При этом главный кагэбист «Остап» заявил журналистам: «Видите, он не воняет, а значит, не труп».
В мою защиту сразу выступили высшие должностные лица государства, народные депутаты, общественные деятели, украинская интеллигенция, коллеги. Теперь даже тюремщики уверяли, что я стою в списке на первоочередной обмен. Меня перестали пытать, направили работать на кухню. Я так примелькался местной охране, что сумел попасть в штаб боевиков и выкрасть личные документы с паспортом и часть материалов, в том числе протоколы допросов и доносы на проукраинских луганчан.
К этому моменту «Остапа» отстранили от руководства спецслужбой за то, что он организовывал грабежи людей. А бывшего премьера и некоторых руководителей «ЛНР» и вовсе посадили за взятки в камеру смертников. Стало известно, что утром тюрьму возьмут под свой контроль россияне. Надо было бежать именно этой ночью. А тут еще отключили электричество, не работали камеры наблюдения и сигнализация. Когда охранники, как водится, крепко выпили, я уговорил их отпустить меня на часок — якобы передать голодным соседям продукты. Они согласились, рассудив, что далеко без паспорта я уйти не смогу, и даже предложили подвезти до моего дома (они и сами решили знакомым отвезти гуманитарку), а на обратном пути, дескать, заберут. Но я их, понятно, ждать не стал.
Прятался две недели. Прорывался к нашим под жуткий гул канонады. Когда наконец оказался на украинском блокпосту, даже расплакался. Правда, поначалу из-за того, что при мне было две банки тушенки — одна белорусская, а другая российская, меня приняли за шпиона и отвели к командиру. Он посмотрел мой паспорт и с удивлением спросил: «Неужели тот самый?..» Потом друзья отвезли меня в Харьков, а затем — в Киев.
К большому сожалению, то что случилось на Луганщине, — абсолютно закономерно. 23 года деятельность луганской власти направлялась на то, чтобы расколоть Украину. Но наш край — это не только власти предержащие, а и люди, живущие тут. А они далеко не все одурманены российской пропагандой. Поэтому борьба продолжается, подполье действует. Пусть не сегодня, но в будущем мы еще узнаем подробности этой героической борьбы. Наши люди — достойные наследники молодогвардейцев, восставших против оккупантов. Так что Луганщина была, есть и будет украинской!
13497Читайте нас у Facebook
