Чудом спасенная парашютистка: "Я шептала "Боже, помоги!" и считала секунды до того, как разобьюсь"
Девять лет практики, более шестисот прыжков с парашютом, в том числе в сложнейшей дисциплине групповой акробатики в воздухе. Неоднократный призер чемпионатов Украины Константин Петрушенко давно уже не испытывает леденящего ужаса, который неминуемо преследует новичков при их первых прыжках с парашютом. Для Константина акробатические фигуры, сальто, свободное падение со скоростью 200 километров в час — удовольствие. А прыжки со студентами в качестве инструктора — обычная работа.
— Однажды я услышал, как в Киеве инструктор ценой собственной жизни спас парня, у которого не раскрылся парашют, — говорит Константин Петрушенко. — Подлетел к нему, дернул за кольцо, отлетел. Но высота была настолько критической, что сам он раскрыться уже не успел. Страхующего прибора, который автоматически открыл бы запасной парашют, у него не было. Инструктор разбился. Я никогда не забывал о том случае, ужасаясь и восхищаясь его жертвенностью. Но, конечно, был уверен, что у меня такой ситуации в жизни не будет. Оказалось, я ошибался…
«Оля в панике снова и снова тянула руку за спину и не могла нащупать кольцо парашюта»
— Я мечтал прыгать с самого детства, — рассказывает «ФАКТАМ» Константин Петрушенко. — Смотрел фильмы о парашютистах, поражался видеосъемкам свободного падения, которое, казалось, длится вечно. Мечтал попробовать. В 2008 году мой друг совершил несколько прыжков с парашютом, однажды я напросился с ним. Меня затянуло после первого же прыжка…
— Правду говорят, что он самый страшный?
— Для меня теперь самый страшный тот, когда я чуть не погиб, спасая Олю. А по поводу первого… Нет, когда впервые прыгаешь, не осознаешь, что происходит, поэтому так не боишься. А вот второй, третий прыжок — это настоящая борьба с собой, со своими страхами. Я рад, что начал прыгать в 2008-м. Сейчас это просто не потянул бы финансово. Сравните: раньше один прыжок стоил 80 гривен, сегодня — 600. И это для спортсменов! А новички-любители платят до полутора тысяч. Что касается страха, то я боролся с ним достаточно долго. Пятьдесят первых прыжков сделал на одном и том же аэродроме. Потом успокоился, привык. После 80-го прыжка стал работать видеооператором, продолжая при этом держать себя в форме. Тренировался летать в аэротрубе, занимался растяжкой, следил за питанием. С 2013 года стал инструктором. В том же году появилась наша команда «Одиссей», занимающаяся групповой акробатикой во время свободного падения. Мы прыгаем вчетвером, делаем сложные фигуры и блоки в воздухе.
— Вам это нравится больше, чем тренировать студентов?
— Это другое. «Одиссей» — моя отдушина. Но, к сожалению, мы не можем позволить себе прыгать столько, сколько хотелось бы. Даже при минимальном количестве тренировочных прыжков, которые необходимы для очередного участия в чемпионате мира, нам это обходится в восемь тысяч долларов в год. А если бы мы прыгали постоянно, бюджет перевалил бы за сто тысяч долларов.
Что касается студентов, то мне нравится быть инструктором. Это дает почувствовать адреналин, драйв, которого нет, если ты прыгаешь сам. После нескольких сотен прыжков ощущения замыливаются, страха уже нет, все становится рутиной. А когда ты учишь ребят, начинаешь за них переживать, волнуешься, чтобы у них все вышло. К каждому ищешь свой подход. Например, Оля Мирошниченко (девушка, которую я спас) очень нервничала перед каждым прыжком. Я научился распознавать такие ее состояния, старался подбодрить, успокоить. Мы даже договаривались, чтобы перед полетом она пила успокаивающий травяной чай с мятой.
— В тот раз, когда она чуть не погибла, все тоже случилось из-за ее переживаний?
— Отчасти именно так. Оля как раз заканчивала AFF — программу ускоренного обучения свободному падению Accelerated Free Fall. Когда я только начинал ее учить, мы прыгали втроем: Оля и двое инструкторов, по обе стороны от нее. Когда она освоилась, я прыгал с ней один. Потом стал полностью отпускать. Лишь контролировал, чтобы она выполняла определенные фигуры правильно и точно. В тот день у Оли было сложное задание: сдать экзамен после окончания курса. Она должна была сделать в свободном падении спираль, сальто…
Мы прыгнули. У Оли все получилось, она улыбалась, была довольна. Я, конечно, тоже был рад за нее. После выполнения программы отлетела в сторону и должна была раскрыть парашют. Но почему-то этого не делала! Высота уже была опасная, показывал, чтобы немедленно раскрывалась. Оля судорожно искала кольцо парашюта, в панике снова и снова тянула руку за спину и не могла его нащупать. А потом впала в ступор. Сложила руки впереди и перестала что-либо делать.
*«Костя — мой герой», — признается Ольга Мирошниченко. Фото из альбома Константина Петрушенко
— Я всегда боялась именно такой ситуации, — рассказывает 28-летняя Ольга Мирошниченко. — Сколько слышала этих историй, когда парашютист слишком поздно или слишком рано раскрылся и разбился. Или вообще не открылся парашют и подвела «запаска». Каждый раз перед прыжком у меня от ужаса все внутри замирало, но я продолжала прыгать, чтобы перебороть страх. Чтобы доказать себе, что со мной такого не случится, что сумею совладать с парашютом, с собой и сделать все правильно.
В тот день я выполняла экзаменационную программу. Очень волновалась, потому что это был всего 15-й мой прыжок. Я была так рада, что все получилось! От радости потеряла счет времени и упустила драгоценные секунды, когда можно было спокойно раскрыться. Когда увидела, как Костя машет руками, было уже очень низко. Я запаниковала. Искала кольцо, искала, с ужасом понимая, что не нахожу его и продолжаю падать. И пришел момент, когда я поняла, что все кончено. Сердце ушло в пятки, я шептала «Боже, помоги!» и считала секунды до того момента, как разобьюсь. А потом подлетел Костя и спас меня.
— Почему вы не дождались, пока у вашей студентки сработает запасной парашют? — спрашиваю инструктора.
— Во-первых, нередки случаи, когда «запаска» не срабатывает. Во-вторых, когда она раскрывается автоматически (благодаря страхующему прибору, который считывает скорость падения, высоту и в какой-то момент выстреливает «запаской»), это влечет за собой нехорошие последствия для здоровья. Начиная от сорванных с ног кроссовок и заканчивая сломанной от резкого рывка спиной. Повторяю, это в том случае, если он раскроется. А если нет?
«Парашюты могли сцепиться, и мы погибли бы»
— Но ведь по инструкции вы не должны были подлетать к ней?
— Не только не должен был. Не имел права! Ведь на такой низкой высоте есть опасность, что ты сам не успеешь отлететь и раскрыть свой парашют. Еще неприятнее было бы, если бы Олина «запаска» сработала как раз тогда, когда я подлетел бы к своей студентке и оказался прямо над ней. При скорости падения 200 километров в час я получил бы такой же удар, как человек, выпрыгивающий на полном ходу из скоростного поезда. Но самая главная опасность таилась в следующем: еще несколько секунд — и у нас с Олей одновременно сработали бы «запаски». Если бы в тот момент мы находились рядом, парашюты бы неминуемо сцепились бы между собой, и на землю приземлились бы два трупа в тряпках. Вот этого я боялся больше всего.
— Но случилось чудо: вы подлетели к Оле, дернули ее кольцо, успели отлететь и открыть свой парашют…
— Нет, отлететь не успевал. Открылся сразу.
— Как же тогда ваши парашюты не запутались?
— Все благодаря скорости свободного падения. Когда у Оли парашют уже раскрылся, мне понадобилось две секунды на то, чтобы нащупать свое кольцо и дернуть его. За это время я был ниже своей студентки на сто метров. Это вполне безопасное расстояние. Мы с Олей один за другим приземлились в поле (до места высадки недотянули). В тот момент я осознал, что чудом остался жив. От остальных прыжков в тот день отказался. Должен был прийти в себя.
— У меня вообще была истерика, когда осознала, что я жива, — вспоминает Ольга Мирошниченко. — С трудом добралась до дропзоны (зона выброски парашютистов. — Авт.). Закрылась в туалете и рыдала. Дрожали колени, не хватало дыхания. Костя тоже был в шоковом состоянии. Потом, когда чуть успокоилась, мы поговорили. Он меня, конечно, ругал, но одновременно радовался, что все закончилось хорошо. К сожалению, из-за моей ошибки и его героического поступка, который он совершил вопреки инструкции, его карьера оказалась под угрозой. Мне тоже запретили прыгать на этой дропзоне.
— Как вы после того случая вообще рискнули прыгнуть?
— Долго думала над этим, — признается девушка. — Хотела вообще бросить парашютный спорт. Но потом превозмогла себя. Хотя какое-то время прыгала только с Костей. Он — мой герой, другого инструктора рядом я себе не представляла.
Чтобы отблагодарить Константина Петрушенко за спасение, Ольга обратилась в программу «Сюрприз! Сюрприз!» на телеканале СТБ.
— Да, это был настоящий сюрприз, — вспоминает Константин. — Я до конца не догадывался, зачем меня пригласили в Киев. Думал, какое-то интервью. А тут вдруг в студии Маша Ефросинина спрашивает, у кого больше 550 прыжков с парашютом, смотрит на меня… А потом в зал входит Оля Мирошниченко. Это, конечно, было удивительно. Но самое невероятное случилось потом. Мои кумиры — пятикратные чемпионы мира по воздушно-групповой акробатике, бельгийская четверка «Хаябуса», у которых я мечтал хоть автограф когда-нибудь взять, с экрана телевизора обратились лично ко мне, поблагодарили за героический поступок и… пригласили потренироваться вместе с ними. У меня дар речи отнялся! Казалось, что это волшебство, которое происходит не со мной. Проект «Сюрприз! Сюрприз!» также оплатил мне перелет и тренировки, а еще подарил крутую видеокамеру. Спасибо им огромное!
— Знаю, что вы недавно вернулись из путешествия в Испанию, где осуществили мечту и встретились со своими кумирами.
— Да. Это было незабываемо. Я прилетел в город Коста-Брава. Встретился с членами команды «Хаябуса». Познакомились, поговорили. Бельгийцы тренируются здесь, потому что у них на родине 300 дней в году холодно и пасмурно. А Испания порадовала нас чудесной погодой. Мы тренировались сначала на земле, потом 15 минут в аэротрубе. После чего совершили два прыжка. Я был в составе четверки вместо одного из участников. Они мне дали даже свой парашют с их эмблемами. Было очень круто.
— Их техника отличается от техники вашей команды «Одиссей»?
— Небо и земля. Когда мы прыгаем с нашей командой, тренер говорит, что по нашему напряжению кажется, что мы занимаемся тяжелой атлетикой. «Хаябуса» все фигуры, блоки, перехваты делают неимоверно быстро, легко и мягко. Более того, свои и чужие ошибки анализируют и исправляют прямо в воздухе, во время свободного падения! Например, я, не привыкший работать на такой скорости, чуть запаздывал, давая ногу своему напарнику. Он это сразу «просек» и в следующем «рисунке» стал подхватывать ее сам, с опережением, не дожидаясь моего действия. У меня после нашего прыжка была такая сумасшедшая одышка! Но и удовольствие я получил ни с чем не сравнимое.
*Свой 600-й прыжок Константин Петрушенко совершил в Испании вместе со своими кумирами — бельгийской командой «Хаябуса»
А ребята, несмотря на то, что чемпионы, в общении очень простые, веселые. После прыжка мы пообщались, выпили пива, отметили мой прыжок с ними (по удивительному совпадению, это был мой 600-й прыжок). О той ситуации, когда я спас Олю, тоже спросили. Я объяснил, как все было. Ребята, конечно, признали, что было очень опасно. И порадовались, что все так благополучно закончилось.
— А как отреагировали на это ваши родные, коллеги?
— Из семьи я рассказал только отцу. Он посоветовал быть осторожнее. Коллеги отреагировали по-разному. Одни восхищались, другие говорили, что надо было ждать, пока у Оли сработает «запаска». Прозвучала даже страшная фраза: «Даже если бы запасной парашют у нее не сработал, лучше все-таки один труп, чем два». Но я так не могу. Свой поступок героизмом не считаю. Просто, если бы Оля на моих глазах погибла, мне было бы очень трудно жить, осознавая, что я мог ей помочь и не сделал этого.
7194Читайте нас у Facebook
