Истребители бродячих собак выходили на «работу» ночью с кожаными сумками, в которых лежали мясные шарики с отравой
В конце минувшего года пресса сообщила о гибели в Киеве молодого сотрудника телевидения, который, по одной из неуточненных версий, был растерзан бродячими собаками. Жуткое происшествие всколыхнуло город. И вновь напомнило о болезненной проблеме борьбы с бродячими животными, которая существовала в Киеве еще с XIX века.
В 1869 году в городе волки растерзали мещанку, шедшую вечером вблизи оврага. В то время лесистые яры опоясывали город, по ним можно было незаметно пройти через весь Киев до Владимирской улицы. В холодные зимние ночи сквозь эти дикие чащи волки из Пущи-Водицы доходили иногда до Афанасьевского оврага, оканчивавшегося неподалеку от Городского театра, и смущали любителей итальянского бельканто своим страшным воем… Сначала пресса довольно откровенно сообщала о появлениях волков. Но потом газетчики, одумавшись, стали утверждать, что за волков киевляне иногда принимают бродячих собак. Мол, в таком процветающем городе могут быть свои недостатки, но волки… это уж слишком! И все чаще газеты писали о нападениях бродячих собак на людей.
Киевляне ходили не с тросточками, а с дубинками, которыми при случае отбивались от псов
Одно время бездомные псы собирались в узкой полосе оврагов, отделявших центр города от Подола, и довольно часто терроризировали жителей прилегающих улиц. «В настоящее время на Гончарах, — писала газета «Киевлянин» весной 1871 года, — готовится разыграться такая же печальная история, какая год или два назад разыгралась не Куреневке: собаки разных размеров огромными стаями бегают по этой местности и с остервенением бросаются на прохожих, и ходят слухи, что было уже несколько печальных сцен. На днях один мой знакомый, проходя по местности от Воздвиженской церкви к Андреевскому спуску, был положительно атакован целою стаею десятка в два самых разнокалиберных собак, выбежавших из дворов. Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы, на его счастье, не подошли рабочие и не разогнали собак».
Надо полагать, с собаками в урочище Гончары вскоре покончили. Гораздо труднее было бороться с теми стаями, которые жили в Афанасьевском яру и в поисках поживы рыскали по соседним пустырям, в том числе и по огромной площади перед университетом. В то время, пишет мемуарист Паталеев, она «была не огорожена и не благоустроена. Проходить по ней даже днем было небезопасно. Большие стаи голодных бездомных собак нападали на проходящих, рвали платье и причиняли подчас серьезные поранения. Особенно страдали гимназисты, шедшие в первую или во вторую гимназию, расположенные вблизи этой площади».
Одичавшие собаки водились и в лесистых ярах Печерска. «10 февраля в городе опять было несколько случаев укушения бешеными собаками, — писала пресса в 1888 году. — На Печерске бешеная собака напала на учителя Печерской гимназии г-на Валькера и изорвала на нем платье. Пробежав дальше, собака набросилась на шедших по улице гимназистов и на одном из них также изорвала пальто, а затем изорвала платье на какой-то женщине. У военного госпиталя собака искусала корову».
Киевские мещане ходили не с тросточками, а с увесистыми дубинками, которыми при случае отбивались от собак. Боялись не так укусов, как бешенства, передаваемого со слюной животного. И боялись не зря. До 1880-х годов надежных прививок не было, и многие укушенные бешеными собаками умирали в страшных муках. Отличить здорового пса от больного и вовремя обезопасить себя чаще всего было невозможно. Призрак смерти появлялся перед человеком внезапно, вместе с первыми признаками водобоязни…
Впрочем, еще в XIX веке было известно, что не все бродячие собаки атакуют людей. Обессиленные голодом и холодом животные вряд ли решатся на это. Знают свое место и небольшие стаи. Агрессивны в основном те собаки, которые собираются вокруг вожаков, выросших на воле и не привыкших подчиняться человеку.
В сентябре 1881 года рухнул недостроенный флигель «дома Фромета» (на нынешнем бульваре Т. Шевченко это дом под номером 36). Во дворе перед тем ощенилась одна из двух дворовых собак. Работавшие на разборке арестанты нечаянно ее убили, а щенки оказались в какой-то яме под кучей досок, кирпича и строительного мусора. Обитатели дома считали их погибшими, но «по окончании очистки двора теми же арестантами, — вспоминал жилец, — вдруг из-под досок выскочил один из оставшихся в живых щенят в возрасте уже пяти месяцев и искусал почти всех арестантов».
Оказалось, другая дворовая собака «тайно от всех бросала щенятам в маленькое отверстие кости, хлеб и вообще дневную добычу. Все это пожирал щенок-узник, который в настоящее время смело может заменить самого дикого зверя». Буйного пса кое-как поймали и посадили в какую-то каморку, но что с ним делать дальше, никто не знал. «Щенок этот очень дикий, — прибавляет очевидец, — и похож своим поведением на волка».
Такие одичавшие животные чрезвычайно опасны. Окрепнув и собрав вокруг себя других бездомных собак, они начинают борьбу с людьми за территории (обычно это пустыри, овраги, старые помойки), которые считают своими и при случае стараются показать, кто здесь настоящий хозяин.
«Тарас Шевченко вышел из себя и упрекнул живодера»
Собаки, живущие среди природы и почти не контактирующие с людьми, довольно безобидны. В 1960-х годах мне приходилось видеть диких собак в Репьяховом яру. Они везде ходили стаей, ночевали в занесенной песком большой кирпичной трубе под дамбой. Каждая вырывала себе отдельную нишу, в которой можно было уютно укрыться от ветра. Днем вся стая «мышковала»: рыскала цепочкой в поисках мышей. Заметив их поселение, рыла небольшие ямки и таким образом добывала себе пропитание. С верхних откосов оврага было хорошо видно, как одна или две собаки отставали от своих «напарниц» и начинали активно работать передними лапами, в то время как вся стая продолжала рейд. Зимой эти псы перекочевывали на городские помойки.
Иначе ведут себя полуодичавшие собаки. У них устанавливаются враждебные отношения с людьми. Животные мстят за себя и свою стаю, нападая на прохожих, которые их чем-то раздражают или кажутся беззащитными.
Это же происходило и в старом Киеве. Если собаки на улицах вели себя особенно нагло (что было первым признаком эпидемии бешенства среди них), городская управа начинала с ними борьбу.
В первой половине XIX века с обреченными на смерть дворняжками никто не церемонился. С требованиями внешнего благообразия не считались. Наемным живодерам выдавали крепкие удавки и телеги для вывоза задушенных собак. Накинув петлю на шею пса, палач поднимал его в воздух, а потом перебрасывал задыхающееся животное себе на спину. О проделанной работе отчитывались перед начальством отрезанными носами своих жертв. В 1840-е годы живодеры вооружались уже короткими дубинками и длинными шестами с железным крюком. Сцены расправы сопровождались визгом животных и руганью возмущенных граждан. Горожане, хоть и требовали очистки улиц от бродячих собак, но каждый раз при появлении живодеров негодовали. Нередко в дело шли кулаки.
Сохранился интересный рассказ одного из друзей Тараса Шевченко о столкновении поэта с киевским живодером. «Одна возмутительная сцена, — пишет Александр Афанасьев-Чужбинский, — чуть не стоила нам дорого. В Киеве в то время полицейские служители, имевшие обязанность бить собак, называемые по-местному гицелями, отправляли свое ремесло публично, среди бела дня, на базарах. Они ходили вооруженные длинной палкой с железным крючком на конце и другой короткой дубиной (добивач). Поймав животное крючком, они оканчивали его дубиной и иногда долго мучили животное. Проходя на «Козье болото», мы как раз попали на подобную сцену. Гицель схватил большую собаку за ребро и, не совсем убив ее, тащил полуживую. Тарас Григорьевич вышел из себя и упрекнул живодера. Гицель ответил грубо и тут же начал тиранить собаку, которая визжала раздирающим образом… Шевченко выхватил у него дубину… Полтинник, однако же, уладил дело: гицель одним ловким ударом добил животное; но Тарас Григорьевич долго не мог прийти в себя от волнения».
Позднее гицели ловили собак более «гуманным» способом — сетями. Животных бросали в клетки и увозили в специально устроенные загоны. Горожане, искавшие своих пропавших собак, могли выкупить их, заплатив штраф и значительную сумму за содержание их в заведении. Остальных животных убивали подальше от людских глаз.
Но какие бы планы ни строила городская Дума, их воплощение всегда возмущало киевлян. Это не удивительно. Гуманного убийства не бывает. И нормальный человек не может видеть грубое физическое насилие без отвращения и протеста.
В конце либеральных 1860-х годов городские власти начали практиковать очистку города от бродячих собак втайне от горожан. Это считалось наиболее приемлемым решением проблемы.
По разработанным Думой правилам истребление производилось только ночью, без всяких дубин и сетей. Живодеры новой формации выходили на свою «охоту» с одной лишь кожаной сумкой на плече, в которой находились мясные шарики со стрихнином, изготовленные в городской больнице.
«Служитель, — писалось в инструкции, — бросает шарики с отравою поодиночке и непременно подбирает и кладет обратно в мешок те из них, которые не были съедены собаками. Служитель не бросает шарики собакам с ошейниками».
На вывоз дохлых животных выделялись специальные средства из городской казны
Новый метод оказался довольно эффективным. Там, где ночью проходил живодер, утром валялись отравленные собаки. Особенно много находили их на базарах и в других местах, где селились бродячие стаи. Завершали дело квартальные надзиратели. На вывоз дохлых собак из казны выделялись специальные средства, но полицейские обычно экономили и пользовались «подручным транспортом».
«12 мая, — читаем в газетном очерке за 1867 год, — на базаре у Триумфальных ворот (рынок называли также Галицким, а позже Евбазом. — Авт. ) является квартальный надзиратель к мужикам, привезшим для продажи муку и другие съестные припасы, и отбирает у одной крестьянки пару волов с возами, не говоря для какой надобности. Крестьянка поднимает вой, когда же она увидела, что на ее воз кладут отравленных собак, из которых у иных клубилась еще изо рта пена, то пришла в решительное отчаянье, говоря: «Як же я на цiм возi пiсля дохлих собак буду хлiб возити?»
Другие мужики, видя такую расправу с беззащитной женщиной и боясь, чтобы и их возы не подверглись такой же участи, поспешили, весьма резонно, убраться с базара, говоря: «Нехай йому бiс, цьому базаровi, коли мусимо паскудити вози нашi дохлими та ще й тру∙ними собаками».
Повторение подобных случаев, кроме стеснения для лиц, привозящих на базары продукты, может весьма вредно отозваться и на киевских жителях, которые лишены будут возможности покупать из первых рук съестные припасы на базарах, если мужики, опасаясь, что их будут заставлять вывозить из города дохлых собак, перестанут привозить в Киев для продажи свои произведения».
От мясных шариков со стрихнином вскоре пришлось отказаться. «Истребление это, — писала пресса, — привело лишь к тому, что многие хозяева лишились лучших своих собак, а целые стаи бродячих собак рыскают по городу, и нам не очень давно случилось видеть, как по крайней мере 20 из них прогуливались на Институтской улице, возле Крещатика».
Нынешние городские власти борются с проблемой бродячих собак не лучше, чем их предшественники в XIX веке. Те же методы. Те же метания между ожесточением и жалостью. Да и результаты, увы, те же…
822Читайте нас у Facebook
