Лев Троцкий: «Кормились тогда в Кремле из рук вон плохо. Взамен мяса давали солонину. Только красной кетовой икры было в изобилии… »
В пять часов вечера 20 августа 1940 года агент НКВД, испанский коммунист Рамон Меркадер, умело игравший несколько месяцев роль возлюбленного близкой сотрудницы Льва Давидовича, принес Троцкому на рецензирование свою статью о международном рабочем движении. Хозяин виллы, чувствуя неладное (в жаркий день гость пришел в шляпе и плаще), все же склонился над рукописью. Буквально через минуту Меркадер вынул из-под плаща ледоруб и обрушил его на голову Троцкого, надеясь, что жертва бесшумно умрет, а он тихо исчезнет. Несмотря на то что кирка вошла в череп на семь сантиметров, Лев Давидович издал «ужасный, пронзительный крик», вырвал из рук убийцы ледоруб и успел сказать прибежавшей жене: «Вот это и произошло, на этот раз им удалось, я чувствовал, что он хотел это сделать». Не приходя в сознание, Троцкий скончался на следующий день, 21 августа.
Отсидев 20 лет в мексиканской тюрьме, Меркадер в 1960 году получил в Кремле звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда», пенсию в 400 рублей, разрешение жить на Кубе, а спустя 18 лет — могилу на престижном Кунцевском кладбище в Москве.
«За обедом нам подавали жидкие щи и гречневую кашу с шелухой… в придворных тарелках с орлами»
К слову, охота за «демоном революции», главным врагом Сталина Львом Троцким — урожденным Лейбой Бронштейном — велась давно. Начали с уничтожения родных Льва Давидовича: расстреляли старшего брата и племянника. Первая жена Троцкого Александра Соколовская сгинула в сталинских лагерях. Их младшая дочь Нина скончалась от чахотки в 1928 году, а старшую дочь Зинаиду преследованиями довели до самоубийства в 1933 году. Погибли в лагерях также мужья дочерей — участники гражданской войны.
Потерял Лев Давидович и двух своих сыновей от второго брака с Натальей Седовой. Младший сын Сергей не разделял политических взглядов отца, отказался ехать с ним в изгнание, впоследствии был обвинен в «попытке отравления рабочих» и погиб в лагерях. Старший сын Лева, напротив, активно помогал отцу в идеологической борьбе, стал его верным помощником и умер при загадочных обстоятельствах в Париже во время операции по удалению аппендицита.
На инсценированных судебных процессах 30-х годов прошлого века «троцкизм» был одним из главных обвинений против старых большевиков. Впрочем, сломать Троцкого Сталину так и не удалось. Лев Давидович, потеряв многих родных и близких ему людей, пережив несколько неудачных покушений на свою жизнь, продолжал создавать международные организации, писать о «самой выдающейся посредственности в партии» и утверждать, что «если бы его и Ленина в 1917 году не было в Петрограде, то и революции не было бы».
Троцкий любил вспоминать о теплых, дружественных отношениях с Владимиром Ильичем и рассказывать, как они в голодные революционные годы трескали красную икру в Кремле.
«В марте 1918 года правительство переехало в Москву, — писал в мемуарах Лев Давидович. — С Лениным мы поселились через коридор. Столовая была общая. Кормились тогда в Кремле из рук вон плохо. Взамен мяса давали солонину. Мука и крупа были с песком. Только красной кетовой икры было в изобилии вследствие прекращения экспорта. Этой неизменной икрой окрашены — не только в моей памяти — первые годы революции. Музыкальные часы на Спасской башне перестроили. Теперь старые колокола вместо «Боже, царя храни» медлительно и задумчиво каждые четверть часа вызванивали «Интернационал».
Кстати, новым хозяевам Кремля досталась в наследство и старая царская прислуга. «Среди бесчисленных кремлевских лакеев и всяких иных служителей было немало старцев, которые прислуживали нескольким императорам, — вспоминал Лев Троцкий. — Один из них, небольшой бритый старичок Ступишин, человек долга, был в свое время грозой служителей… Он неутомимо шаркал по коридорам, ставил на место кресла, сметал пыль, поддерживая видимость прежнего порядка. За обедом нам подавали жидкие щи и гречневую кашу с шелухой в придворных тарелках с орлами. «Что он делает, смотри?» — шептал Сережа (младший сын Троцкого. — Авт. ) матери. Старик тенью ходил за креслами и чуть поворачивал тарелки то в одну, то в другую сторону. Сережа догадался первый: двуглавому орлу на борту тарелки полагается быть перед гостем посередине». Услужливому старику повезло — в 20-х годах прошлого века он умер своей смертью в больнице.
«Отсутствие сознания необходимости постоянной крепкой спайки всех членов государства каждый раз губили все завоевания украинцев»
Лейба Бронштейн родился 26 октября 1879 года в глухом селе Яновка тогда Херсонской губернии (ныне Кировоградская область) в 25 километрах от Бобринца. «День моего рождения совпадает с днем октябрьской революции. Мистики и пифагорейцы могут из этого делать какие угодно выводы. Сам я заметил это курьезное совпадение только через три года после октябрьского переворота», — писал как бы между прочим в своей автобиографической книге «Моя жизнь» Лев Троцкий. Лейба Бронштейн был пятым ребенком в семье зажиточных еврейских колонистов. Впрочем, в семье разговаривали не на распространенном тогда идише, а на суржике украинского и русского языков, с преобладанием украинского. «Я грошей не люблю, но я не люблю, когда их нема. Беда, когда грошей треба, а их нема», — любил повторять отец Лейбы — Давид Леонтьевич, оправдывая свою прижимистость.
«Отец, несомненно, был выше матери и по уму, и по характеру. Он был глубже, сдержаннее, тактичнее. У него был на редкость хороший глаз — не только на вещи, но и на людей. Родители покупали вообще мало, особенно в старые годы. И отец, и мать умели беречь копейку, но отец безошибочно понимал, что покупал. Сукно, шляпа, ботинки, лошадь или машина — у него во всем было чутье качества, — вспоминал Лев Троцкий. — Октябрьская революция застигла отца очень зажиточным человеком. Мать умерла еще в 1910 году, но отец дожил до власти Советов. В разгар гражданской войны, которая особенно долго свирепствовала на юге, сопровождаясь постоянной сменой властей, семидесятипятилетнему старику пришлось сотни километров пройти пешком, чтобы найти временный приют в Одессе. Красные были ему опасны — как крупному собственнику. Белые преследовали его — как моего отца. После очищения юга советскими войсками он получил возможность прибыть в Москву. Октябрьская революция отняла у него, разумеется, все, что он нажил. Свыше года он управлял небольшой государственной мельницей под Москвой. С ним любил беседовать по хозяйственным вопросам тогдашний народный комиссар продовольствия Цюрупа. Отец умер от тифа весной 1922 года, в тот час, когда я выступал с докладом на IV конгрессе Коминтерна».
Десять лет будущий революционер почти безвыездно провел в отцовском селе, среди мужиков, пшеницы и овец. Хорошо зная украинскую ментальность, Троцкий позже откроет большевикам главную украинскую «тайну»: «Только безграничная доверчивость и уступчивость, а также отсутствие сознания необходимости постоянной крепкой спайки всех членов государства — и не только во время войны — каждый раз губили все завоевания украинцев».
До 18 лет Лейба Бронштейн ежегодно приезжал в Яновку на лето, иногда на Рождество и на Пасху. Полутайком маленький Лейба ходил вслед за водовозом в поле — охотиться за сусликами. Надо было аккуратно лить воду в нору и с палкой в руке дожидаться, пока над отверстием покажется крысиная мордочка с плотно прилегающей мокрой шерстью. Потом убитому вредителю полей отрезали лапы и нанизывали их на нитку: земство платило за каждого суслика копейку. Раньше требовали предъявлять хвостик, но ловкачи умудрялись вырезать из каждой шкурки десяток хвостиков, и земство перешло на лапки.
С охоты мальчик возвращался весь в грязи. Неудивительно, что родители не поощряли таких заработков, к тому же отец видел сына ученым, а посему отправил его для начала в Одессу, в реальное училище. Здесь Лейба Бронштейн стал первым учеником по всем дисциплинам. «Многие из мальчиков катались на море в лодке, ловили с волнореза рыбу на уду. Я этих удовольствий совершенно не знал… Во мне тогда еще не просыпался страстный охотник и рыболов», — вспоминал Троцкий.
Проснувшаяся в зрелом возрасте страсть к охоте и рыбалке сыграет со вторым человеком в партии и государстве злую шутку, которая будет стоить ему не только власти, но и жизни. Дождливым майским днем 1922 года Лев Троцкий ловил сетью рыбу в Москве-реке, поскользнулся на откосе, упал, порвал сухожилия ноги и слег. И тогда же с председателем Совета народных комиссаров Владимиром Лениным случился первый удар.
«Можно предвидеть революцию и войну, но нельзя предвидеть последствия осенней охоты на утку»
Тем временем в политбюро сформировался триумвират Сталина, Зиновьева и Каменева, которые опасались в случае смерти Ленина узурпации власти Троцким, имевшим в партии и стране огромный авторитет. Ведь в первые годы после гражданской войны во всех госучреждениях было обязательно наличие на стенах двух портретов: Ленина и Троцкого. Неудивительно, что о болезни вождя Лев Давидович узнал последним. «Тройка» договорилась дружно отвергать любые предлагаемые Троцким решения, а его сторонники в партии незаметно заменялись лояльными Сталину функционерами.
Впрочем, Ленин довольно быстро поправился и поддержал Троцкого, который выступил против «сталинского бюрократизма» и бесконтрольности партийного аппарата. Но «перетряхнуть» партийное руководство Владимир Ильич не успел. В 1923 году состояние его здоровья резко ухудшилось. Ленин лежал в Горках, а Троцкий в Кремле. На сей раз Лев Давидович промочил ноги на охоте, сильно простудился и пролежал в постели всю осень и зиму. «Это значит, что я прохворал дискуссию 1923 года против «троцкизма». Можно предвидеть революцию и войну, но нельзя предвидеть последствия осенней охоты на утку», — с сожалением констатировал Лев Троцкий.
Зимой 1924 года Лев Давидович по настоянию врачей отправился оздоровляться в Сухуми. В дороге он получил от Сталина телеграмму о смерти Ленина: «Похороны в субботу, все равно не поспеете, советуем продолжать лечение». На самом деле похороны, вернее, прощание с усопшим, назначили на воскресенье. Сталин решил не хоронить Ленина, а дать народу нетленного забальзамированного фараона, назначив себя главным жрецом культа и единственным преемником вождя.
«Переименование улиц и установка монументов — дело местной общины»
Между тем впервые в Украине, на малой родине революционера, решили увековечить память о знаменитом земляке. Леонид Кравченко, мэр 12-тысячного районного центра Бобринец в Кировоградской области рассказал «ФАКТАМ», что музей и памятник Льву Троцкому появятся в городе уже в этом году. Есть инвесторы, готовые профинансировать необходимые работы. Осталось только определиться с местом. «Хотели сначала поставить памятник Троцкому в центральном парке, но там уже стоят три монумента: Марку Кропивницкому (актер, драматург, основатель украинского театра. — Авт. ), воинам, павшим в годы Великой Отечественной войны, а также участникам боевых действий в Афганистане, — говорит Леонид Кравченко. — Поэтому решили не перегружать парк и подыскать для мемориала нашему земляку другое место».
Представители национально-патриотических организаций выступили категорически против увековечивания памяти Троцкого на его малой родине. Ведь именно он создал Красную армию, которая штыками утверждала советскую власть, в том числе в Украине, уничтожив в начале ХХ века ее надежды на независимость.
Не в восторге от идеи установления памятника Льву Давидовичу и коммунисты. Ведь на протяжении всей истории Советского Союза Троцкого изображали врагом советского народа, предателем, контрреволюционером и вредителем, а его литературное наследие находилось под запретом вплоть до горбачевской перестройки. Один из первых критиков сталинизма, Троцкий в 1927 году был исключен из Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), а в 1929 году изгнан из СССР.
Как бы там ни было, Леонид Кравченко не собирается учитывать мнения коммунистов и национал-патриотов по поводу личности Троцкого. «Когда львовяне устанавливали памятник Степану Бандере, меня не спрашивали и правильно делали. Потому что переименование улиц, установка монументов — дело местной общины», — говорит он. А решение об открытии музея и сооружении памятника революционеру поддержали и местные жители, и общественный совет при мэре, и горсовет Бобринца. «Троцкий — известный во всем мире политический деятель и публицист, работы которого сегодня изучают в институтах. Это часть нашей истории, так почему же не установить ему памятник на родине?» — говорит Леонид Кравченко. К тому же, по его словам, городские власти никоим образом не собираются пропагандировать идеи Троцкого.
913Читайте нас у Facebook
