Владимир Меньшов: «Москва слезам не верит» вышла в прокат только потому, что понравилась Брежневу
В 1981 году, 30 лет назад, советский режиссер Владимир Меньшов стал лауреатом сразу двух престижных наград — премии «Оскар» и Государственной премии СССР. Принес их ему фильм «Москва слезам не верит», который вышел в прокат годом ранее и сразу завоевал любовь зрителей. Только в Советском Союзе его тогда посмотрели более 90 миллионов человек! Трудно представить сегодня, что этот шедевр советского кинематографа сразу после премьеры подвергся резкой критике со стороны коллег Владимира Валентиновича. Их неприязнь и зависть к режиссеру были столь велики, что его даже не пустили в Лос-Анджелес на церемонию вручения премии Американской киноакадемии. Не смог туда поехать никто из съемочной группы. В результате золотую статуэтку получил представитель посольства СССР в США. Ее потом доставили в Москву, но Меньшову не отдали. Обо всем этом и многом другом 71-летний Владимир Валентинович рассказал Дмитрию Диброву и Дмитрию Губину, ведущим популярной программы «Временно доступен», которая выходит на российском телеканале ТВЦ.
«Я был «челноком»: возил кассеты с фильмами, диски»
— Добрый вечер, Владимир Валентинович! Если не возражаете, мы хотели бы сразу сообщить нашим зрителям, что вы сегодня едва не стали «временно недоступны» для них. Когда в этой студии было уже все готово, и даже камеры были включены, нам позвонили из администрации премьер- министра России и сказали, что Владимир Меньшов должен срочно ехать на встречу с Владимиром Путиным. Скажите, а чего вдруг вас вызвали туда? Разве вы состоите на государственной службе?
— Нет, но такие встречи полезны. Можно обратиться к премьеру с конкретными просьбами. А он ответит: это сделаем, это уже сделано, а на это обратите внимание.
— Знаете, когда власть зовет к себе художника, она хочет от него дополнительной популяризации для себя. Тем более вы — оскароносец!
— Там был не только я, много других известных людей покрупнее: Олег Табаков, Марк Захаров…
— Ясно. И часто вас так приглашают на чаек к премьер-министру, на кофеек к президенту?
— Бывает, но реже, чем хотелось бы.
— Ваш фильм «Москва слезам не верит» во многом привлекает зрителя своей летописью советского быта. В картине масса удивительно точно подмеченных мелочей. А если бы вы решили снимать продолжение, скажем, о ельцинской эпохе, что бы непременно показали?
— С бытовой точки зрения? Думаю, кооперативы, «челноков». Как возили сюда первые компьютеры и запчасти к ним, зарабатывая миллионы. Кстати, я всегда оказывался сам вовлечен в подобные истории. Несмотря на мой достаточно высокий социальный статус, все-таки режиссер, актер, я не был заматеревшим. Сам ездил и привозил то, что мне было нужно. Кассеты с фильмами, а потом диски, ездил, покупал, обменивал.
— А ваши героини? Ну, героиня Ирины Муравьевой себя бы в этом времени нашла. Это ее эпоха. А вот Катерина…
— А что Катерина? Она бы тоже себя нашла, уверен.
— Интересно, как? Фабрика бы ее точно развалилась.
— Не думаю. Было много руководителей, которые сумели правдами и неправдами сохранить производство. И в аренду площади сдавали, и с рабочими продукцией расплачивались. Но выжили. А героиня Муравьевой — она же авантюристка. Она бы уже не за генералами охотилась, а организовала «Властилину» (скандально известная финансовая пирамида, созданная Валентиной Соловьевой в 90-е. — Ред.).
— Вам не кажется, что за очень короткое время те, кого вся страна считала героями, перестали таковыми быть? Мы вдруг поняли, что все можно купить и продать, включая принципы.
— Да, страна изменилась. И это очень серьезная глубокая тема, которая еще требует своего изучения. Также не мешает исследовать и моментальные взлеты людей, которые в общем-то ничего из себя не представляли и могли мечтать максимум о карьере обычного советского служащего. И вдруг через три года становились миллиардерами. А деморализация общества была дикая, согласен. И мне эта тема очень интересна.
— Тогда скажите нам, за что нужно держаться, чтоб не скурвиться?
— Хорошо сформулировано. Надеюсь, что этот глагол по отношению ко мне не употребим.
— Так как же вам это удалось? Потому что вы из военного поколения и видели настоящую трагедию?
— Не знаю. Видеть довелось многое.
— Владимир Валентинович, вы росли в то время, когда подлянка действительно была подлянкой. А сегодня один и тот же поступок можно назвать подлянкой, а можно сказать: вовремя предать — значит, суметь предвидеть.
— Согласен. И этим новое время отличается от того, что было. Произошла подмена понятий. Людям стали рассказывать иную историю. И ввели их в ступор. Говоря о войне, не могу понять, как можно было превратить генерала Власова из предателя в героя.
*Владимир Меньшов: «Я никогда не уехал бы работать на Запад, хотя предложения из Европы были. Уверен, что мытарствовал бы там»
— А кто для вас Власов?
— Однозначно предатель Родины. Приклеивать ему титул борца — такая дикость.
«Никакой материальной пользы «Оскар» мне не принес»
— Является ли для вас война тем временем, когда понятия чести и бесчестия, правды и лжи настолько ясны, что их невозможно исказить?
— Думаю, да. Война все-таки ставит точки над «i». И Вторая мировая поставила много важных точек. Прежде всего, она доказала жизнеспособность советского образа жизни. Наша страна справилась с таким противником, перед которым прогнулся весь мир.
— Что вам из ушедших советских времен больше всего жаль? Чего вам больше всего не хватает?
— Чувства коллективизма, которое составляло принципиальное отличие нашего общества от западного мира. Мы в нем воспитывались, с ним росли и постоянно его ощущали. Но оно в последние годы существования СССР стало саморазрушаться. Это пошло изнутри. Подобное чувство незнакомо Западу, поскольку их общество изначально считало себя свободным и объединяло свободных, но разобщенных людей.
— Но эти люди прекрасно собираются в одно целое, когда нужно решать глобальные проблемы.
— Подождите, мировая война — достаточно глобальная проблема. Смогла Франция собраться и противостоять Гитлеру? А Бельгия, Нидерланды? Кто там еще? Польша? Смогла свободная Европа? Нет, не смогла.
— А что нужно было им делать? Бросать своих детей на немецкие танки?
— Это совсем другое. Их немцы шли завоевывать и завоевали. А нас шли уничтожать. Понимаете разницу? Уничтожать так, чтобы до Урала вообще наших не осталось. Как же можно говорить о «несоизмеримых потерях»?
— Поэтому вы демонстративно отказались вручать премию MTV фильму «Сволочи» Александра Атанесяна? А что такого плохого было в этой картине? Атанесян попытался привлечь внимание современных подростков к теме войны. И сделал их сверстников героями фильма. Это же новые, если хотите, «Красные дьволята» или «Неуловимые мстители».
— Нет, это не так. История скандала с этим фильмом началась с того, что подняли вопрос ветераны Великой Отечественной войны. Они обратились в Министерство обороны. Было в результате доказано, что никаких реальных фактов за фильмом «Сволочи» нет. Никто из подростков камикадзе не делал. Казалось, вопрос закрыли. И вдруг эту картину вытягивают на премию. Зачем? Как я должен был себя вести, когда фильм, позорящий мою страну, получает главный приз, а мне нужно об этом объявить? Вот я и отказался. Бросил конверт на пол и сказал, пусть это делает Памела Андерсон, а я не буду!
— А вы знаете, что после этого продажи «Сволочей» на дисках выросли в сотни раз? То есть своим поступком вы сделали замечательную рекламу фильму, который так вас возмутил.
— Да, но люди, которые его после этого смотрели, уже знали мою точку зрения и воспринимали картину иначе. Я заложил в них свою оценку. И мне до сих пор на улице незнакомые люди руку пожимают за этот поступок и благодарят больше, чем за «Москву слезам не верит» или «Любовь и голуби».
— Если бы вам дали денег, сколько хотите, сняли бы фильм про войну?
— Да.
— Почему же до сих пор этого не сделали? Сценария не нашли?
— Нет. У меня был сценарий, но его у меня из-под носа увели. Это была, как вы выразились недавно, чистая подлянка. Я хотел снимать «Отпуск по ранению». В результате картину снял Станислав Говорухин под названием «Брызги шампанского».
— Говорухин вор?
— Нет, он тут ни при чем. Сценарий украл не он. Я принес сценарий Филиппу Ермашу, председателю Госкино СССР. Потом зашел узнать его мнение. А он, пряча глаза, сказал: «Знаешь, буквально через два часа после тебя заходил Станислав Ростоцкий с такой же идеей… Ты уж, будь другом, уступи!»
— Вы считаете, что это было сделано не случайно, а целенаправленно.
— Уверен в этом. Ермаш и Ростоцкий дружили. Ростоцкий на тот момент был уже известным режиссером. Вот они и решили меня отодвинуть в сторону. Тогда я очень обозлился. Сейчас слабо помню подробности этой истории. Я человек незлопамятный. Жена моя удивляется, что быстро забываю чужую подлость. Бывает, говорю о ком-то, а она возмущается: «Как ты вообще можешь о нем рассказывать! Забыл, что он тебе сделал?» А я и правда забыл.
— Какой вы незлопамятный человек! Вас за «Оскаром» в Америку не пустили, «Любовь и голуби» чуть было на полку не положили. А вы ту власть защищаете.
— Все было. А «Любовь и голуби» пытались даже переделывать без меня. Меня от картины отстранили. Приказом! И сел монтировать другой режиссер. Потом отказался. Ему сказали убрать из фильма… алкоголь! Ну как такое возможно?
— Почему вы простили столь подлые вещи по отношению к вам?
— Время такое было, — продолжает Владимир Меньшов. — Многое я тогда не понимал. В Америку меня не пустили, потому что визу не открыли.
— На каком основании?
— Когда я спустя несколько лет получил объяснение, сам не мог поверить. Мне в КГБ сказали: «Владимир Валентинович! На вас лежит два донесения…»
— И что там было — аморалка?
— Я тоже так подумал. Оказывается, нет. Первое донесение сообщало о том, что я в компании сказал: «Вот сняли Подгорного и ничего нам не объяснили. А он второй человек в государстве». Второе было получено после моей поездки во Францию. Любуясь витриной, не выдержал и сказал: «Какой у них все-таки выбор товаров!» Я так возмутился. Как, из-за этого меня не пустили? А они мне: «Владимир Валентинович, это не мы! Другие люди тогда работали».
— Но ведь это и есть тот самый коллективизм, который вы так любите. Значит, когда вы это произносили, рядом находился сотрудник КГБ.
— Необязательно. Вы так говорите, будто сейчас что-то изменилось. Донести мог и кто-то из уважаемых коллег.
— Так нужно было вычислить негодяя!
— На хрен он мне нужен! Буду на него время свое тратить. Вы мне еще закон о люстрации вспомните.
— А вы против принятия такого закона?
— Да, потому что это еще больше расколет наше общество. Мы глубже завязнем в выяснении отношений и ни о чем другом уже думать не сможем.
*Гоша (Алексей Баталов) в один миг перевернул жизнь Александры (Наталья Вавилова) и ее мамы Катерины (Вера Алентова). Кадр из фильма «Москва слезам не верит»
— Хорошо, вернемся к «Москве». Известно, что фильм подвергся резкой критике. Смеем предположить, что вам тяжело пришлось его продвигать в прокат.
— Нет, я сам так думал, потому что многие сцены мне предлагали переснять или убрать вовсе. Например, руководство настаивало убрать из фильма сюжетную линию с героем Олега Табакова. Говорили: ну как это, советская женщина, руководитель предприятия, а у нее любовник. Да еще женатый. А перед этим твердили, что я снял сказку про Золушку. В жизни не может быть, чтобы мать-одиночка возглавила фабрику, стала депутатом. Прямо говорили, что такое возможно только через постель, но показывать подобное нельзя. А без этого получается сказка. Вот я и придумал любовника для Катерины, отвечал я. Чтобы зрители сразу поняли, что в ее жизни не все так замечательно, как кажется. В конце концов я решил идти к Гришину, первому секретарю московского горкома партии. А он был мужик прямой. Думаю, посмотрит фильм и скажет: «Опять у тебя в кино трахаются!» Но деваться было некуда. Я оставил копию его помощникам, а сам в отпуск уехал. Через некоторое время пришел узнать: «Ну как там, Гришину показали?» А мне отвечают: «Что Гришину? Зачем вам Гришин? Брежнев в восторге!» Оказалось, Леонид Ильич и другие руководители эту копию, что я приносил, на дачах у себя до дыр засмотрели. Все проблемы после этого были сняты. А вот уже когда фильм вышел в прокат, началась травля. И кто меня и картину с грязью мешал? Уважаемые коллеги. Как сейчас помню выездное заседание Госкино на «Мосфильме». Весь цвет студии собрался. Человек сто. Я приехал к самому началу, так уже мест не было. Пробрался в первый ряд и сел там. И вот встает, страшно вымолвить, режиссер Юлий Райзман, которому я даже подражал в чем-то, когда снимал «Москву». И он заявляет: «Надо что-то делать с этим фильмом!» И тут, как в плохом кино, весь зал загудел одобрительно: «Правильно! Дешевка!» Мне жутко стало. Ведь эти крики шли от народных артистов СССР, которых я бесконечно уважал.
— Владимир Валентинович, а почему вы не уехали на Запад после того, как вам дали «Оскар»? Ведь могли же.
— Нет, это там для их режиссеров и актеров «Оскар» открывает все двери. А я бы там мытарствовал. Возьмите хотя бы Андрея Кончаловского. У нас он считался прозападным режиссером. А там как вынужден был унижаться, чтобы ему хоть что-то дали снимать.
— Были предложения?
— Из Америки не было. А из Европы, из Франции, например, были. И я ездил туда, читал сценарии, обсуждал возможность работы с продюсерами. Но в итоге отказался. Потому что меня хотели нанять как ремесленника. Любые мои попытки что-то изменить в сценарии или актерском составе тут же пресекались. Мне говорили: «Нет, этого делать нельзя. Роль уже согласился играть Марчелло Мастроянни. Ему сценарий понравился. Ничего менять не будем…» И я отказался.
— Хорошо, а «Оскар» хотя бы материальную пользу принес вам?
— Никакой! Хотя многие полагают, что я на этом неплохо заработал. Это там лауреат «Оскара» уже на следующий день начинает получать удвоенный гонорар. А мне, что же, прибавку к зарплате «Мосфильм» должен был дать?
— Говоря о том, как отличается то время от нынешнего, нельзя не упомянуть семейные отношения. Сколько лет вы прожили с Верой Алентовой?
— О, этого нельзя говорить.
— Почему? Примета такая?
— Нет, так долго не живут!
— А вот из наших сверстников трудно кого-то припомнить, кто бы не развелся уже хотя бы раз. Что изменилось?
— Правильнее сказать, кто изменился. Женщины. Они стали экономически независимыми. Детей они теперь заводят для себя, что ли. У них образовался какой-то свой мирок женский, в котором вполне можно обходиться без нас, мужчин. Смотрите, ведь инициатором разводов в большинстве случаев является теперь женщина. Мне иногда кажется, что мужчина нужен женщине только, чтобы родить ребенка. Этого требует ее биология. А потом она сама в состоянии его воспитать, поставить на ноги. Может быть, поэтому так много теперь разговоров о том, где, мол, настоящие мужики? Да, об этом говорят и героини «Москвы». Но теперь появился новый подтекст. Тогда не было столько геев. Или эта тема была закрыта.
— А может быть, просто статью отменили в уголовном кодексе?
— Да разве ее часто применяли? Обычно ограничивались увольнением с работы. А сейчас только попробуй. Что, меня уволить? А где права человека? Я и дальше буду работать с детьми, как работал. Дети мною очень довольны! Если же серьезно, судить о нынешнем состоянии нашего общества нужно, глядя на женщин, а не на мужчин. Они куда более выживаемы. Думаю, женщины первыми приспособились к новому времени. Понимаете, для них абсолютная истина заключается в том, что надо накормить ребенка. Все остальное неважно. Ребенок должен быть сыт, и во имя этого женщина готова на все. Кто были первыми челноками, о которых мы сегодня вспоминали? Женщины. Услышала где-то, что надо ехать в Турцию, схватила баул и вперед. Так началось выживание страны.
— Никита Михалков рассказывал, что когда был влюблен, висел на балконе с букетом в зубах. А вы на какие безумства шли, чтобы доказать свою любовь?
— Надо вспомнить что-то из досупружеской жизни. А это было давно. Конечно, что-то делал.
— Владимир Валентинович! Дайте деталь.
— Деталь? Ладно, вот Вера очень любит вспоминать, как однажды накануне ее дня рождения она уезжала с театром в Питер, а я не мог, были какие-то дела в Москве. И в последнюю минуту я впрыгнул в поезд и поехал все-таки с ней. Мы на одной полке как-то умещались. А утром в Питере в гостинице «Европейская» устроил ей праздник. Там был такой ресторан «Крыша». Или еще один случай. Мы уже были женаты. В Сеуле зашли в магазин, и ей понравилось золотое кольцо за 10 тысяч долларов. У меня столько денег не было. Я стал бегать по этому большому магазину, по которому разбрелась наша группа, и просить в долг. А за мной носилась продавщица из ювелирного отдела и выкрикивала: «Девять тысяч! Восемь тысяч!» Короче, нужную сумму даже со скидкой я так и не собрал. Но Вера это оценила. Понимаете, кольцо не купил, но какой порыв был!
2498Читайте нас у Facebook
