«Мне сказали: ваша дочка все равно умрет. Какая разница, если это случится в самолете»
На днях в редакцию «ФАКТОВ» позвонила женщина, которая, захлебываясь рыданиями, умоляла помочь ей. «Мы беженцы из Грузии, — объясняла она. — Я приехала в Украину, чтобы спасти свою тяжелобольную дочь. У нее посттравматический синдром, детский церебральный паралич, тетрапарез (нарушение функций всех четырех конечностей. — Авт.), началась атрофия головного мозга. Нас сперва приняли, а теперь выгоняют из квартиры на улицу, оставляют без лечения и куска хлеба. Если ваша страна не в состоянии обеспечить нам безопасное человеческое существование, зачем было принимать нас и обещать убежище? Мы умираем от голода!»
Убедиться в правдивости слов
«Вы никто, за вашу жизнь ни один человек не даст ломаного гроша»
— Вы посмотрели, что такая худенькая и маленькая, и подумали, что это подросток? — Гульгаз Ахмедян любовно гладит дочку по спутавшимся волосам. — Нет, Марине тридцать два года. Когда два года назад мы вынуждены были бежать из Грузии, дочка весила 85 килограммов. Сейчас с трудом дотягивает до тридцати (! — Авт.). С каждым днем ей становится все хуже. Маришка болеет давно. Беда случилась, когда ей было шесть лет. Моя мама пошла с ней в гости к моей сестре. Там малыши бегали, резвились, играли в догонялки. Дочка поскользнулась на мокром полу, упала и ударилась о батарею темечком. Перепуганные родственники решили ничего не говорить мне о случившемся. Ведь я тогда была на восьмом месяце беременности, носила под сердцем вторую дочку, Кристину. Но когда через несколько часов после падения у Марины скрючило руки и ноги, а челюсть съехала набок, мне вынуждены были сказать правду. Однако самое страшное ждало впереди: в больнице дочке, ставя капельницу, занесли инфекцию. Марина стала инвалидом.
С того дня жизнь Гульгаз кардинально изменилась. Больницы, уход за дочкой, которая из живого смешливого ребенка превратилась в беспомощного инвалида, новорожденная Кристинка на руках, тотальная нехватка денег...
— Мой муж раньше работал на табачной фабрике, — объясняет Гульгаз. — Свекор построил нам дом, в котором мы жили вместе со своими девочками. Все было замечательно. Когда в Грузии начался переворот, был принят закон о том, что в пустующие дома, в которых никто не зарегистрирован, может заселяться кто хочет. К тому времени супруг уже умер от водянки, наш дом обветшал — стал подтекать пол. Чинить его было не за что и некому. Мы временно сняли летний сарайчик у знакомого грека. Когда же решили вернуться домой, оказалось, что там уже живут другие люди. Я пыталась с ними объясниться, но в ответ услышала только брань и угрозы. Нам ничего не оставалось, как вернуться в свой сарайчик. Зимой было невыносимо холодно, денег на дрова у меня не было, приходилось идти собирать шишки, чтобы хоть как-то обогреть детей.
Я поначалу еще пыталась водить Марину в школу, — продолжает Гульгаз. — Ведь какое-то время после травмы она самостоятельно ходила, говорила. Но учителя стали жаловаться, что девочка плохо усваивает материал, не может удержать ручку, часто падает. Марише становилось все хуже. Она села в инвалидное кресло, потом стала плохо говорить, перестала самостоятельно кушать. Нужно было активно ее лечить, давать витамины. Вместо этого я лихорадочно пыталась найти средства, чтобы просто не умереть с голоду. «Красный Крест» на месяц выделял нам пять памперсов для Марины, пачку макарон, килограмм гречки и бутылку подсолнечного масла. Что же касается медицинской помощи, я никогда не забуду, как бригада «скорой», которую мы вызвали, когда Марине стало совсем плохо, целый день возила нас по Тбилиси и, не оформив ни в одну больницу, в восемь вечера просто выкинула на улицу. И все потому, что мы — курды (национальное меньшинство в Грузии. — Авт.). Нам напрямую говорили в мэрии, в больнице, в других государственных учреждениях: вы никто, за вашу жизнь ни один человек не даст ломаного гроша.
Не выдержав такого отношения, Гульгаз вынуждена была бежать из Грузии. Искать пристанища во Франции, где живет ее сестра, женщина не могла: не хватало денег на дорогу. Соседняя Россия из-за сложных политических отношений с Грузией для курдянки тоже была закрыта. Оставалось просить убежища в Украине.
«Мы вас, конечно, не выгоняем. Но выкручивайтесь сами»
— В Киеве нас поначалу приняли хорошо, — вспоминает Гульгаз. — Выписали справки о том, что мы с дочкой беженки, помогли снять квартиру, дали денег. Но потом отношение становилось все хуже: социальные работники перестали приходить, допроситься продуктов или памперсов удавалось с трудом. О медицинской помощи для инвалида я даже не хочу говорить. Посмотрите, в каком она состоянии, — в отчаянии мать откидывает с дочери одеяло и расстегивает на ней памперс. На пояснице у Марины видна огромная кровоточащая рана.
— Это у доченьки начинался пролежень, — объясняет Гульгаз. — Ведь противопролежневого матраца, который ей обязаны были выдать, мы не получили. За два минувших года нам дали только один комплект постельного белья. Я постоянно переворачиваю Маришку с боку на бок, делаю ей массаж, мажу специальными мазями, но пролежни все равно появляются. Когда к нам пришла участковая, я показала ей намечающийся на пояснице гнойник. Она только рукой махнула: мол, выпейте аугментин (антибиотик широкого спектра действия. — Авт.), и все пройдет. Я просила назначить что-то более щадящее: как бывший фармацевт, знаю, что это лекарство часто дает тяжелые побочные эффекты. Однако участковая была непреклонна. Я послушалась и едва не потеряла доченьку. У Марины поднялась температура под сорок, челюсть свело спазмом. Я вызвала «скорую», но в больнице нас отказались принимать. Хотя на дворе стоял
Вскоре Гульгаз с дочерью выписали из больницы, но рана у Марины так и не затянулась. Тем временем остро встал денежный вопрос. Начиная с января 2012 года Гульгаз получает 80 долларов на себя и 60 — на дочь-инвалида. Этой суммы не хватает даже на то, чтобы оплатить съемное жилье: ведь в месяц квартирной хозяйке нужно отдавать полторы тысячи гривен. На еду и лекарства для Марины не остается ни копейки, а гуманитарную помощь беженцам не выдают, мотивируя тем, что они — не «афганцы», участвовавшие в войне, и не малолетние дети.
— Во всем мире курдам, людям без родины, пережившим геноцид и страшные притеснения, дают статус беженцев, — возмущается Гульгаз. — И только в Украине почему-то считают, что нам помощь не нужна. Мне прямо говорили: «Мы вас, конечно, не выгоняем. Но выкручивайтесь сами». Порой по несколько недель в доме не было куска хлеба. А ведь Марине, у которой прогрессирующая атрофия головного мозга, нужны капельницы с витаминами, хорошее питание. Единственная, кто нам помогает, — это крестная мама Марины, моя подруга из Украины Валечка. Мы окрестили дочку месяц назад, решив, что если люди не помогают нам, пусть это сделает Господь. Валечка, единственный родной мне человек, приносит Марине фрукты, помогает купить лекарства. Когда социальные работники из благотворительного фонда «Рокада» отказались привезти памперсы, кума купила подгузники за свои деньги. До этого мне приходилось подстилать дочке какие-то тряпки и каждый день стирать их вручную (стиральной машинки ведь нет), а потом гладить, чтобы не занести в ее слабенький организм инфекцию. Теперь у меня закончились мыло и порошок, стирать стало нечем. Денег-то взять просто неоткуда!
Конечно, когда с нами жила моя младшая дочь Кристина, было значительно проще. Мы посменно работали посудомойками в кафе и по очереди сидели с Мариной. Зарплата была мизерной, но мы хотя бы не боялись умереть с голода. Когда Кристина родила ребенка, ее выслали в Грузию. Там моя младшая дочь с пороком сердца снимает угол без воды и отопления с одной железной койкой, перебивается с хлеба на воду, месяцами не может помыться. Недавно она продала детскую коляску, почти всю свою одежду, чтобы на эти деньги вернуться в Украину, но ей все равно не хватило. Теперь такие же условия, как у Кристины, грозят и нам с Мариной. Ведь, сойдя с самолета в аэропорту Тбилиси, куда меня так настоятельно хотят отправить украинские службы, мы, похоже, там и останемся. В качестве бомжей. Идти-то нам некуда! Это еще в том случае, если Марина будет жива...
Участковый невропатолог Центральной районной поликлиники Днепровского района Олег Штыркало, под наблюдением которого находится Марина, в своем медицинском заключении категорично написал: авиаперелет больной противопоказан. Из-за резких перепадов давления это может закончиться для нее летальным исходом.
«Наша организация не может покрывать расходы каждого беженца»
Гульгаз оказалась в патовой ситуации: ей нечего есть, нечем платить за жилье, не за что лечить тяжелобольную дочь. Однако вернуться домой она тоже не может: в Грузии ее ждет участь еще худшая, чем в Украине. Если тут матери с дочкой платят хотя бы сто сорок долларов в месяц на двоих, то в Тбилиси не будет и этих денег. Выходом из критической ситуации мог бы быть переезд беженцев во Францию, где этот статус много лет назад получила родная сестра Гульгаз, Эрикназ. Она, хоть и живет без мужа, болеет сахарным диабетом и перенесла два инсульта, готова на свое пособие содержать родственников, пока тем официально не дадут статус беженцев (в Евросоюзе, в отличие от Украины, за этим дело не станет, учитывая тяжелейшее состояние Марины и их с матерью национальность). К тому же в Париже Марине могли бы сделать операцию, после которой она, возможно, станет на ноги. Но тут возникает новая сложность — как доставить инвалида на границу Украины с Польшей, откуда сестру и племянницу могла бы забрать Эрикназ. Выделить реанимобиль или любой другой вид наземного транспорта и сопровождение врачей до Польши украинская сторона не соглашается. Равно как и оплачивать долг за квартиру, который у Гульгаз достиг уже четырех с половиной тысяч гривен.
— Мы работаем на гуманитарных основах и оказываем помощь лицам, нуждающимся в социальной защите, — объяснила «ФАКТАМ» советник по вопросам общественной информации Управления Верховного Комиссара ООН по делам беженцев Александра Маковская. — Однако речь идет о кратковременной помощи людям, находящимся в бедственном положении, пока иммиграционной службой Украины решается вопрос о присвоении им статуса беженцев. Комиссия анализирует, имеет ли человек обоснованный страх преследования у себя на родине. Если такового нет, то ему, как в данном случае госпоже Ахмедян и ее дочери, статус беженца не присваивается. Наша организация не может покрывать расходы каждого беженца, тем более такие большие, как аренда жилья. Гульгаз и Марине нужно обращаться в социальные службы.
— Организации, которые должны нам помогать, пытаются сжить нас со свету, просто заморив голодом, — в отчаянии говорит Гульгаз. — В социальной службе нам сказали, что Датский совет по делам беженцев в Украине (международная общественная организация помощи иммигрантам. — Авт.) принял решение не давать нам продукты, потому что мы не подходим по каким-то критериям. Квартирная хозяйка грозится выбросить нас на улицу, потому что мы уже три месяца не платим за жилье. В миграционной службе, где каждые три месяца нужно заново проходить регистрацию, мне сказали: не придешь в назначенный день — закроем твое дело, и ты потеряешь право находиться на территории Украины. А как я пойду? Кума занята, посидеть с крестницей не может, социального работника не допросишься, а оставить Марину саму нельзя. Ей достаточно пяти минут, чтобы захлебнуться слюной и умереть. Если я не найду человека, чтобы с ней посидел, пока я буду разбираться с миграционной службой, то в придачу ко всем нашим бедам мы станем еще и нелегалами.
«ФАКТЫ» обратились к Чрезвычайному и Полномочному Послу Грузии в Украине с просьбой помочь Гульгаз в ее бедственном положении. Узнав о ситуации, Григол Катамадзе пришел в ужас и обещал в кратчайшие сроки сделать все возможное, чтобы либо вернуть Марину с мамой на родину, либо переправить ее в Европу к тете, либо посодействовать тому, чтобы они получили жилье и стабильное финансовое обеспечение в Украине.
В пятницу представители Управления Верховного Комиссара ООН по делам беженцев и социальные работники благотворительного фонда «Рокада» вручили Гульгаз Ахмедян официальное письмо о том, что с этого дня ей отказано в любой помощи, кроме вышеуказанных ста сорока долларов в месяц. За состояние Марины Мирзаевой теперь целиком и полностью отвечает ее мать.
P.S. Те, кто хочет помочь оказавшейся в бедственном положении Марине, могут обращаться к ее матери Гульгаз по телефону:
Фото Глеба Кантера, специально для «ФАКТОВ»
1614Читайте нас у Facebook
