«Я с 14 лет работал в нелегальной шахте, чтобы прокормить маму, сестер и отчима»
— С режиссером из Эстонии Марианной Каат и ее киногруппой я познакомился случайно: ехал на велосипеде по поселку Снежное (Донецкая область), в котором живу, увидел двух мужчин и женщину, снимавших на кинокамеру прохожих, остановился расспросить, зачем им это нужно, — говорит 18-летний Юрий Сиканов. — Оказалось, они приехали ко мне. Я очень удивился. Марианна объяснила, что она хочет сделать фильм о том, как живут люди на Донбассе в одном из таких мест, как Снежное. Многие здесь добывают уголь в нелегальных шахтах, по нашему «дырах» или копанках. Режиссер подыскала главного героя для своего кино — пожилого шахтера, державшего собственную «дыру». Но он умер. Кто-то посоветовал Марианне меня — люди знали, что с друзьями добываю уголь, и что я единственный в семье зарабатываю деньги. На них жили пятеро — кроме меня, мама, две сестры и отчим. Еще Марианне рассказали, что мой покойный дедушка по отцу был большим человеком — директором завода «Химмаш». Я начал работать в копанках с 14 лет. В 2008 году, когда встретил киногруппу, мне уже исполнилось 15. К этому времени мы с сестрами — старшей Ульяной и младшей Юлей — ушли из родного дома (ведь мама с отчимом каждый день пили водку) и перебрались в пустовавшую хату, ключи от которой дала Ульяне ее школьная подружка.
«Мы не искали бы заработка в копанках, если бы нас обеспечивали родители»
Фильм «Шахта № 8» о жизни подростка Юры Сиканова и его сестер из донецкого поселка Снежное эстонская режиссер Марианна Каат снимала в 2008-2010 годах. Лента уже демонстрировалась на 29 кинофестивалях, получила несколько наград. Ее украинская премьера планировалась на фестивале документального кино о правах человека «Dokuday.ua», который прошел на этой неделе в Киеве.
— Буквально за час до просмотра фильм исключили из программы, — говорит главный герой «Шахты № 8» Юрий Сиканов. — Даже плакаты нашей ленты сразу же исчезли со стен Дома кино, где проходил фестиваль. Марианна все же смогла найти зал, правда, маленький, он был битком набит людьми. Многие зрители плакали, когда закончился просмотр, окружили меня с другом Димой Оприщенко (он тоже снимался в этой картине), стали расспрашивать, что произошло в нашей жизни после окончания съемок.
В оргкомитете фестиваля «Dokuday.ua» «ФАКТАМ» пояснили, что ленту «Шахта № 8» пришлось снять с показа и конкурса из-за категорического запрета демонстрации, присланного из украинской студии «Интерфильм», выступившей сопродюсером этой кинокартины. В документе утверждается: «Фильм является насквозь лживым, постановочным, с подтасованными фактами, разыгранными перед камерой мизансценами и не имеет никакого отношения к документальному кино. В случае показа фильма фестиваль становится «пиратом» и нарушителем авторского права». Марианна Каат заявила, что воспринимает эти обвинения как личную обиду. И в сложившейся ситуации она обязана показать «Шахту № 8» украинским зрителям — пусть составят собственное представление о правдивости фильма. Его демонстрация прошла вне рамок фестиваля.
— Марианна говорила мне, моим сестрам и другу Диме: «Представьте, что нет кинокамеры, вы просто общайтесь, поговорите о вещах, которые вам сейчас интересны», — вспоминает Юрий Сиканов. — Съемочная группа приезжала в Снежное раз десять. Каждый раз киношники были с нами, брали нас с собой кушать в ресторан. Мы к ним привыкли и не стеснялись ни этих людей, ни камеры.
— Некоторые сцены приходилось записывать по нескольку раз, — говорит Юрин друг Дмитрий Оприщенко. — Мы спускались в «дыру» вместе с оператором, звукорежиссером. Хода (штреки) там узкие и низкие. Наколешь с помощью молотков и пик (зубил. — Авт.) угля, погрузишь его в мешок и тащишь на поверхность по наклонному штреку (мы специально выбирали копанки не с вертикальными, как в колодце, а наклонными ходами — по ним можно на себе вытаскивать наполненные мешки). Бывало, с первого раза записать эпизод добычи угля не удавалось. Приходилось все повторять еще и еще раз — хотелось во всех подробностях показать нашу работу.
*Герои фильма «Шахта № 8» Юрий Сиканов (справа) и Дмитрий Оприщенко говорят, что в поселке Снежное есть много улиц, на которых чуть ли не в каждом дворе добывали уголь (фото Сергея Даценко, «ФАКТЫ»)
— На какую глубину вы спускались в копанках?
— От пяти до пятидесяти метров, — говорит Дима. — Высота ходов не превышает 90 сантиметров. Чтобы штрек не обвалился, его крепят деревянными рамами.
— Вы продавали добытый уголь?
— Часть оставляли себе для отопления, часть продавали людям, — отвечает Юра. — За день можно было нарубить угля гривен на двести. Вначале работали втроем. Потом остались я и Дима, третий наш друг повесился. Ему было 16 лет. Почему он так поступил, никто не знает. Он был из благополучной семьи.
— Много старшеклассников работает на нелегальных копанках?
— Нет. Зачем им этим заниматься, если их родители обеспечивают, — отвечает Дима. — Мы с Юрой тоже не искали бы заработка, если бы о нас заботились старшие. Я живу с бабушкой. Она меня ругала, что промышляю добычей угля, но деньги-то нужны. На заработанные гривни купил, например, поросят.
«Съемочная группа купила мне и сестрам хату за тысячу долларов»
— Недалеко от нашей школы есть лесопосадка, — продолжает Юра. — Там полно «дыр». Мы подходили к их хозяевам, просили взять нас на работу. Кто из этих людей не боялся связываться с малолетками, принимали. Правда, в штрек не пускали — туда шли взрослые мужики. А нас ставили лебедочниками — управлять лебедкой, с помощью которой в вагончиках по рельсам вывозят на поверхность уголь. Кстати, у хороших хозяев «дыры» оснащены по первому разряду: есть необходимые механизмы, проложены рельсы, налажено электроснабжение. Для шахтеров обустроены раздевалки и душевые. В поселке говорят, что владельцы богатых углем копанок зарабатывают до десяти тысяч гривен в день. Так что в Снежном есть свои богачи. Их дома бросаются в глаза — коттеджи. Некоторые добывают «черное золото» легально — покупают лицензии.
Чтобы стать таким, как они, нужно не только завладеть богатой угольной жилой, но и иметь много денег на обустройство шахты. Поэтому у простых людей разбогатеть не получается — они могут только работать.
У хозяев мы получали больше денег, чем когда трудились на себя. У нас ведь своей «дыры» нет. Шли в уже брошенные копанки — подбирали крохи, которые там еще оставались.
Когда мы с сестрами переехали от пивших матери и отчима в другую хату и стали жить самостоятельно, обнаружили во дворе дома уже выработанную «дыру». Старшая сестра Ульяна хотела было ее восстановить, даже приглашала взрослых шахтеров, да только ничего из затеи не вышло. На этой и других улицах чуть ли не в каждом дворе есть своя «дыра». Добыча в них вовсю шла в 1990-е — начале 2000-х годов. Если бы тогда приехали кинодокументалисты — было бы что поснимать. Теперь почти все эти «домашние дыры» выработаны. Из-за них почва проседает и хаты заваливаются. Пройдите по поселку, увидите десятки поврежденных домов, в которых стало невозможно жить. Многие из них брошены. Думаю, лет через 15-20 в районе Снежного, который называется Шахта № 8, останутся только руины — доступный уголь заканчивается, работы нет (в поселке есть две крупные действующие шахты, но попробуй на них устроиться), дома разваливаются.
*Несколько лет назад Юра с сестрами Ульяной (справа) и Юлей ушли от пьющих родителей и стали жить сами. 15-летний подросток был главой и кормильцем семьи (фото с сайта dokuday.ua)
За те полтора года, пока шли съемки фильма, группа Марианны купила нам с сестрами хату за тысячу долларов, ведь мы жили в чужой. Я мечтал выучиться на повара, поступил на эту специальность в профтехучилище, но меня оттуда отчислили — за прогулы. Пришлось устроиться на менее популярное сварочное отделение. Старшая сестра Ульяна вышла замуж, уехала к мужу в Крым.
Нашу маму лишили родительских прав. Юлю забрали в детский дом. Она до сих пор там. Вижусь с ней редко. Меня государство решило определить в интернат. Я этого не хотел, прятался, но все же попался милиционерам. Они приковали меня наручниками к батарее на всю ночь, надавали подзатыльников…
К счастью, учеба уже позади. Сейчас я свободный человек. Перебиваюсь случайными заработками. В копанках уже не работаю. Радует, что мама перестала пить. А я думаю, как выбиться в люди, чтобы жить достойно, создать с хорошей девушкой семью и помочь сестренке Юле и маме.
1340Читайте нас у Facebook