Ивико Махарадзе: «Футбольный матч — это не комсомольский съезд, — учил меня отец. — Во время репортажа импровизируй, анекдоты рассказывай»
Котэ Махарадзе очень многое связывало с Украиной. В один из своих последних приездов в Киев (осень 2001 года) мэтр, как всегда, остановился в гостинице «Спорт». Директором ее в то время был один из самых верных и преданных друзей Махарадзе — Борис Воскресенский. Единственным украинским изданием, в гостях у которого побывал известный актер и неподражаемый комментатор, стали тогда «ФАКТЫ».
На меня была возложена ответственная миссия сопроводить Котэ Махарадзе из гостиницы в редакцию и обратно. При знакомстве экспрессивный маэстро категорически отказался, чтобы я называла его по отчеству, а ко мне обращался не иначе как Прекрасная Елена. Такого количества комплиментов, остроумных шуток, интереснейших историй, которыми так и сыпал Котэ по дороге в редакцию, я давно не слышала.
Потрясающая харизма, артистизм, неиссякаемый юмор и мужское обаяние этого человека просто завораживали. Правда,
«Ну почему же?» — машинально переспросила я. — «Деточка, я не хочу жить до ста лет». 19 декабря 2002 года великого Котэ Махарадзе не стало...
«Меня корили: ну как же так — сын великого Махарадзе и не умеет играть в футбол»
Мы побеседовали с сыном Котэ Махарадзе Ивико (ребенок от второго брака знаменитого комментатора с народной артисткой Грузии Медеей Чахавой). Иван Константинович пошел по стопам отца — он известный спортивный телекомментатор. И голос, как у отца, — бархатный, с рокотом. Я брала интервью в грустный день — десять лет назад не стало Котэ Махарадзе.
— День смерти папы совпал с днем рождения моей племянницы, — вспоминает Ивико Махарадзе. — Это дочка моего старшего брата Темура Чхеидзе. Девочка получила такую психологическую травму, когда умер Котэ Махарадзе, не передать... Поэтому в день памяти отца собираемся в очень узком семейном кругу. Никаких общественных мероприятий с большим количеством народа. Делаем по грузинским церковным традициям панихидную службу. А потом день рождения племянницы отмечаем. 
В жизни часто переплетаются и радости, и беды. Папа всегда говорил, что не стоит долго горевать по ушедшим, ведь жизнь-то продолжается.
*Ивико Махарадзе: «Все мое детство прошло в комментаторской кабинке отца. Через годы я снова вернулся туда»
В Тбилиси собрались почти все дети и внуки отца. Только младшая наша сестра (она дипломат, работает в грузинском посольстве в Бразилии) не смогла приехать.
Оглянуться не успел, как пролетели десять лет. Мне кажется, что мы только-только вчера с ним общались... Я сохранил абсолютно все фотографии родителей. Они стоят рядом со снимками дочери, сына. Мы не разделяем ушедших и живых, дух родителей живет вместе с нами в доме.
После смерти отца взял из музея-театра Махарадзе кое-какие памятные подарки, которые ему вручали на
Помню, когда мне было лет десять, отец привез из Англии мяч. Так я долго хранил его. Ведь в те времена настоящий кожаный бело-черный мяч был огромной редкостью. Но пришел момент, когда наш старенький мяч, которым мы с ребятами играли во дворе, лопнул. «Ну, черт с ним», — решил я и вынес из дому «английский» мячик. К слову, я хуже всех во дворе играл в футбол. Меня даже порой корили: ну как же, дескать, так — сын великого Махарадзе не умеет хорошо играть...
— Вас часто сравнивают с отцом?
— Я коллега папы — и актер, и спортивный комментатор. Так что мне некуда деваться, меня все время будут сравнивать с ним. С одной стороны, это лестно. Но зачастую, когда говорят, что, мол, твой отец такую бы фразу не сказал, я отвечаю: «Это Котэ так бы сказал, а не я».
Все мое детство прошло в его комментаторской кабинке. Я мечтал вырваться из нее, потому что надо было тихо сидеть, а мне не терпелось пошалить, побегать. Прошло много лет, и я снова вернулся в эту кабинку.
Комментировать спорт начал довольно поздно — лет через десять после окончания театрального института. Решил освоить и эту профессию. Первые уроки преподал, конечно же, отец. «Возьми диктофон, зайди в свободную комментаторскую кабину и запиши свой репортаж», — говорил. А потом прослушивал и исправлял только грамматические ошибки. «Ищи свой стиль, не надо никому подражать», — повторял отец. Но даже если бы я захотел копировать его, у меня ничего бы не вышло. Он был гением комментаторства.
Первые репортажи я вел в паре с сыном Дато Кипиани — Леваном, теперешним министром спорта Грузии. Я давний поклонник британского футбола. А Леван болел за Аргентину. Как-то во время матча Англия — Аргентина наш с Леваном репортаж чуть не дошел до рукопашного боя, о чем я и сообщил болельщикам. Прихожу домой, а отец, довольный такой, обнял меня: «Вот сегодня наконец-то я увидел в тебе настоящего комментатора. Всю жизнь ищи в репортажах что-то новое, футбольный матч — это не комсомольский съезд. Твори, шути, рассказывай анекдоты. Чем больше веселых, остроумных фраз, тем лучше для болельщика». Эти уроки отца я запомнил на всю жизнь. Именно такой экспрессивный актерский стиль проповедовал папа.
«В своих репортажах отец работал без шпаргалок, безошибочно сыпал цифрами, именами, датами»
— Кстати, спортивным комментатором папа стал случайно, — рассказывает Иван Константинович. — Он был уже заслуженным артистом Грузии. Как-то его попросили комментировать по радио игру баскетболистов (тогда к нам приехала американская команда). Отец попробовал — и пошло-поехало: баскетбол, футбол, сначала на грузинском, позже и на русском. Но он никогда не забывал о театре. За 23 года работы в театре имени Руставели им было сыграно около сотни ролей.
Папа много путешествовал по миру. Но везде, в какой бы части света ни находился, часы на его руке всегда показывали тбилисское время. Принципиально не переводил стрелки, объясняя это привязанностью к родному городу. Говорил, что стоит только посмотреть на циферблат, как тут же мысленно переносится в Тбилиси, к родным и друзьям. Мог молниеносно в уме пересчитать время и ответить на вопрос, который час, абсолютно верно.
Правда, в Америке, где разница во времени достигает целых девять часов, было куда сложнее быстро перевести время с тбилисского на «штатское». Так отец придумал вот что: на вопрос о текущем времени он спокойно отвечал: «Ин Тбилиси найн оклок» (В Тбилиси 9 часов). Мол, пусть сами пошевелят мозгами.
*Котэ Махарадзе был непревзойденным спортивным комментатором, но своим главным призванием считал театр. Фото из архива «ФАКТОВ»
У отца была феноменальная память, сегодня его сравнили бы с компьютером. Да и в своих спортивных репортажах отец работал без шпаргалок, безошибочно сыпал цифрами, именами, датами. Для театра его память была скорой помощью: за два-три часа до начала спектакля он мог выучить самый громоздкий текст и заменить заболевшего актера.
— Сколько вам было лет, когда мама с папой развелись?
— 12. Конечно, было обидно. Родители ведь прожили вместе больше двадцати лет. Я не сильно понимал, что произошло. А вот сестра Мака — ей было тогда 18 — страшно переживала. Как бы там ни было, отец никогда не уходил из нашей жизни. Да, он жил в другом месте, но ни на секунду наша тесная связь с ним не прерывалась. Мама никогда, ни одним словом не настраивала нас с Макой против отца. Родители продолжали общаться. Мама была слишком занята театральной деятельностью, она была ведущей актрисой театра, так что жизнь не давала ей времени для выяснения отношений с отцом и его новой женой. И очень хорошо, что не давала.
Прошли годы, и жизнь сгладила все острые углы между мамой и третьей супругой папы Софико (знаменитая актриса Софико Чиаурели. — Авт.). На
— Как познакомились ваши родители?
— Отец с отличием окончил театральный институт и был принят в театр имени Руставели. Он был одним из самых активных в содружестве актеров «Швидкаца», объединившихся вокруг легендарного режиссера-новатора Михаила Туманишвили. Тогда спектакли с участием молодых актеров гремели в Тбилиси. Моя мама была звездой «Швидкаца». Судьба просто не могла не свести двух таких ярких личностей, какими были мои родители. Мы с сестрой буквально выросли за кулисами театра. Мака с пяти лет уже играла в спектаклях с участием папы и мамы. Но балет взял свое: Мака была примой Тбилисского театра оперы и балета, ныне она руководитель детской балетной студии.
А старшим из детей в нашей семье был мамин сын от ее первого брака Темур Чхеидзе, в будущем главный режиссер театра имени Марджанишвили и Петербургского БДТ.
«Тамадой он был великолепным, а вот готовить мог разве что яичницу»
— Отец часто садился за руль?
— Как ни странно, нет. Вот Софико просто обожала водить машину. А отец сидел рядом. Если она не могла отвезти отца, то его водителем был я. Отправляясь в дальние районы города, я предпочитал ездить, минуя проспект Руставели, запруженный маршрутками. «Может быть, по Набережной, так быстрее будет?» — упрашивал я отца, но всякий раз получал категорический отказ. «Нет, только по проспекту», — стоял он на своем. Для отца поездка по проспекту имела какой-то ритуальный смысл. Ведь с главным проспектом Тбилиси его связывали лучшие годы жизни. В Первой тбилисской мужской гимназии, рядом с теперешним парламентом, он учился. Моя бабушка Варвара Антоновна была заведующей библиотекой школы.
«Твоя бабушка была удивительной женщиной, — рассказывал мне папа. — Во время уроков она прохаживалась по коридорам, выискивая ребят, выдворенных из класса за плохое поведение. Отводила их в библиотеку, где давала прочитать какой-нибудь хороший рассказ, а потом просила пересказать прочитанное».
Папа вспоминал, что после уроков он ждал конца рабочего дня мамы и сидел вместе с ней в библиотеке. Там топилась печка, и отец взапой читал книги.
Именно благодаря бабушке он получил хореографическое образование в студии при театре оперы и балета. Первая его роль в десятилетнем возрасте — Щелкунчик на сцене оперного театра. Танцевал довольно прилично. И, наверное, спорт сыграл свою роль. Как и все мальчишки, папа любил футбол, а еще был мастером спорта по баскетболу. В 17 лет стал капитаном юношеской сборной по баскетболу в составе «Динамо». Три раза подряд они выигрывали кубок Союза.
А какая дружба связывала отца с Лобановским! Как будто они с детства вместе росли. Еще с Олегом Блохиным и его семьей дружил. Киевское «Динамо» считал чуть ли не своей родной командой. Когда динамовцы выезжали на матчи, Валерий Васильевич сам просил московское руководство (тогда все надо было «через Москву» решать), чтобы комментатором посылали Котэ Махардзе.
— Ну а готовить он умел?
— Нет, это не его. Вот тамадой он был великолепным. А готовить? По-моему, только яичницу. Оставлял первую роль на кухне женщинам, как истинный грузинский мужчина. Моя мама отлично умела куховарить, и Софико тоже. Женщины только оглашали отцу список продуктов, необходимых при подготовке застолий.
Он всю свою жизнь был невероятным жизнелюбом, безудержным оптимистом. Даже когда ему плохо было, врача не вызывал, хотя все доктора были его друзьями. «Ко мне приходите, если хотите, кутить,- в шутку говорил отец. — Кому ты здесь нужен как врач?» Никогда я от него не слышал разговоров о смерти. «Ну придет этот день и придет, куда от этого денешься?» — вот и все.
1768Крылатые фразы Котэ Махарадзе
- «Арбитр делает предупреждение: не надо забирать мяч у колумбийцев, они тоже хотят поиграть»
- «Боковой арбитр принимает красивые позы. Возможно, он раньше занимался балетом»
- «Вот Тихонов бежит за мячом, подбегает к вратарю и овладевает им»
- «За левыми воротами расположились болельщики „Лацио“. Они все голубые»
- «И наш форвард падает в штрафной площадке! Что говорит судья? А судья говорит, что сегодня на улице довольно холодно и с земли надо подниматься»
- «Можно только удивляться скорости африканских футболистов: в джунглях особо не разбежишься»
- «Олич идет к воротам, выходит к воротам.... Забыл Олич, зачем пришел к воротам»
- «Онопко получает мяч в центре поля. Вся его фигура как будто говорит: «Кому бы дать?»
- «Удар был очень сильным. Мяч попал в голову защитника. Если есть мозги, возможно, будет сотрясение»
- «Ушел, ушел хитрый мяч, не дался...»
Читайте нас у Facebook
