Вячеслав Молотов: «Сталин редко напивался, но бывало. Выпивши, обязательно заводил патефон»
Сталин — одно из первых и главных слов, которое учились произносить советские дети, родившиеся в
В воскресенье 1 марта 1953 года на «ближней» даче в Кунцево у председателя Совета министров СССР и секретаря Центрального Комитета КПСС Иосифа Виссарионовича Сталина произошло кровоизлияние в мозг, от которого он умер 5 марта. По воспоминаниям соратников, несмотря на высокое кровяное давление, Сталин почти не лечился, поскольку не доверял врачам. «Пропащий я человек, никому не верю. Я сам себе не верю», — признался в 1952 году вождь Никите Хрущеву — тогда первому секретарю Московского горкома КПСС. «Он боялся, что через кого-нибудь ему что-нибудь подсунут либо в еду, либо в лекарство, — до крайностей доходил... В последний период у него была мания преследования...» — свидетельствовал бывший министр иностранных дел Вячеслав Молотов.
«В последние годы, когда мнительность Сталина резко возросла, он делал так: поставит новую бутылку и говорит мне или Берии (заместитель председателя Совмина СССР. — Авт.): „Вы, кавказцы, разбираетесь в винах больше других, попробуйте, стоит ли пить это вино?“ — вспоминал Анастас Микоян, в то время член бюро президиума ЦК КПСС. — Я всегда говорил, хорошее вино или плохое, и нарочно пил бокал до конца. Берия тоже. Каждое новое вино проверялось таким образом... Сталин охранял себя от возможности отравления: ведь винное дело было подчинено мне, а бутылки присылал Берия, получая из Грузии. Вот на нас он и проверял».
В книге писателя и журналиста Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым» бывший министр иностранных дел СССР уточнял, что Сталин мало пил вина, предпочитая коньяк. «Редко напивался, но бывало, — вспоминал Вячеслав Михайлович. — Выпивши, был веселый, обязательно заводил патефон... Во-первых, русские народные песни очень любил, потом некоторые комические вещи ставил, грузинские песни... Правда, церковные песни мы иногда пели. После обеда. Бывало, и белогвардейские пели. У Сталина был приятный голос...»
*Слева направо: Анастас Микоян, Никита Хрущев, Иосиф Сталин, Георгий Маленков, Лаврентий Берия и Вячеслав Молотов. Москва, 1946 год
О смерти «отца народов» до сих пор ходит много легенд, которые сводятся к тому, что его убили... соратники. Больше всего говорили об отравлении Сталина Лаврентием Берией, который после кончины вождя занял ведущее место в советской партийной иерархии, став первым заместителем председателя Совета министров СССР и возглавив МВД, к которому присоединили Министерство госбезопасности. В политических реалиях современной России ряд исследователей, развивая теорию заговора, пытаются сегодня доказать также причастность Никиты Хрущева к кончине вождя. Дескать, Никита Сергеевич и «культ личности» развенчал с целью скрыть истинные причины смерти своего предшественника, в результате «убил идеологию, а раскрепощенная им интеллигенция развратила народ», что, по мнению сталинских апологетов, и привело к развалу СССР.
Сам Никита Хрущев так описывает в мемуарах события 1 марта, когда сталинская охрана обнаружила Хозяина на полу кунцевской дачи: «Уже было поздно, я разделся, лег в постель. Вдруг звонит Маленков (заместитель главы советского правительства. — Авт.): «Сейчас позвонили от Сталина ребята, чекисты, и они тревожно сообщили, что будто бы что-то произошло со Сталиным. Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе, известил Берию и Булганина. Отправляйся прямо туда». Я сейчас же вызвал машину. Быстро оделся, приехал, все это заняло минут 15. Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: «В чем дело?» Они: «Обычно товарищ Сталин в такое время, часов в 11 вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз он и кушает. Сейчас этого не было». Послали мы на разведку Матрену Петровну, подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина, ограниченную, но честную и преданную ему женщину. Чекисты сказали нам, что они уже посылали ее посмотреть, что там такое. Она сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит, а под ним подмочено. Чекисты подняли его, положили на кушетку в малой столовой. Там были малая столовая и большая. Сталин лежал на полу в большой столовой. Следовательно, поднялся с постели, вышел в столовую, там упал и подмочился. Когда нам сказали, что произошел такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать свое присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении. Мы разъехались по домам. Прошло небольшое время, опять слышу звонок. Вновь Маленков: «Опять звонили ребята от товарища Сталина. Говорят, что все-таки что-то с ним не так. Хотя Матрена Петровна и сказала, что он спокойно спит, но это необычный сон. Надо еще раз съездить».
Вызванные только утром второго марта врачи диагностировали у Сталина кровоизлияние в мозг, «в результате чего наступил паралич правой ноги и правой руки с потерей сознания и речи». Члены бюро президиума ЦК КПСС организовали у постели умирающего вождя постоянное дежурство парами: Берия с Маленковым, Хрущев с Булганиным (заместитель председателя Совмина СССР), а Каганович (тогда — член бюро президиума ЦК КПСС) с Ворошиловым (зампред советского правительства). «Днем (не помню, на какой именно день его заболевания) Сталин пришел в сознание, — вспоминал Никита Сергеевич. — Это было видно по выражению его лица. Но говорить он не мог, а поднял левую руку и начал показывать не то на потолок, не то на стену. У него на губах появилось что-то вроде улыбки... Тогда я сказал: «Знаете, почему он показывает нам рукой? На стене висит вырезанная из „Огонька“ репродукция с картины какого-то художника. Там девочка кормит из рожка ягненка. А мы поим товарища Сталина с ложечки, и он, видимо, показывая нам пальцем на картину, улыбается: мол, посмотрите, я в таком же состоянии, как этот ягненок».
Чуда не произошло, Сталин скончался пятого марта в 21 час 50 минут. «Приехала и Светлана (дочь Сталина. — Авт.), — вспоминал Хрущев. — Я ее встретил. Когда встречал, сильно разволновался, заплакал, не смог сдержаться. Мне было искренне жаль Сталина, его детей, я душою оплакивал его смерть, волновался за будущее партии, всей страны».
О болезни любимого вождя страна узнала лишь четвертого марта — по радио и из газет, опубликовавших первый бюллетень о состоянии здоровья Сталина. А днем ранее радиоточки беспрерывно транслировали классическую музыку. «Бах и Чайковский, Моцарт и Бетховен изливали на нас всю похоронную грусть, на какую только были способны, — отмечал в мемуарах многолетний узник сталинских лагерей, писатель и литературный критик Лев Разгон. — Для меня эта траурная музыка звучала как ода „К радости“. Один из них! Кто? Неужели? Господи, неужели он?!» По воспоминаниям Льва Эммануиловича, когда по радио передали второе сообщение о состоянии здоровья Сталина с непонятной фразой: «Участились явления периодического дыхания Чейн-Стокса», заключенные бросились в санчасть за разъяснением. «Потребовали от нашего главврача Бориса Петровича, чтобы он собрал консилиум и на основании переданных в бюллетене сведений сообщил нам, на что мы можем надеяться, — писал Лев Разгон. — В консилиуме кроме главврача принимали участие второй врач — бывший военный хирург Павловский и рыжий деревенский фельдшер Ворожбин. Они совещались в кабинете главврача нестерпимо долго, минут сорок. Потом вышел Борис Петрович. Он весь сиял, и нам стало все понятно еще до того, как он сказал: „Ребята! Никакой надежды!“ И на шею мне бросился Потапов — сдержанный и молчаливый Потапов, кадровый офицер, разведчик, бывший капитан, еще не забывший свои многочисленные ордена... И весь последующий день (или дни — не помню...) мы сидели у репродуктора и слушали музыку — чудную, божественную музыку, самую лучшую музыку на свете. А пятого вечером солдат из охраны за десять банок тушенки и еще сотню рублей принес счетоводу продстола Косте Шульге бутылку водки. Мы зашли с Костей за недостроенную баню, разлили по приготовленным банкам водку, и я сказал: „Пей, Костя! Это и есть наша свобода!“ Я освободился лишь через два с лишним года. Костя и того позже. Но все равно — эти два года я жил с наступившим чувством свободы. Сталин — кончился». Как известно, в конце марта 1953 года по объявленной амнистии на волю были выпущены в основном уголовники, «политических» оставили за колючей проволокой.
Впрочем, для большинства советских граждан смерть Сталина стала настоящим шоком.
Автор ключевого документа украинских шестидесятников «Интернационализм или русификация?» академик Иван Дзюба писал в своих мемуарах: «Все плакали, и я плакал. Когда гипноз спал, мне было стыдно об этом вспоминать. Но как-то прочел, что Сахаров плакал, когда умер Сталин, и мне стало «легче». Растерянные советские граждане не представляли своей жизни без «отца народов» и массово хлынули прощаться со Сталиным. До сих пор неизвестно, сколько людей- сотни или тысячи — погибли в давке, возникшей в день похорон, 9 марта, на подходах к Колонному залу Дома Союзов, где был установлен гроб с телом вождя. Известно только, что после этого москвичи в разговорах на кухнях называли Трубную площадь — Трупной.
Каждый скорбел по-своему. В день похорон Сталина многие москвичи и приезжие, пожелавшие проститься с вождем, не досчитались кошельков, а некоторые шапок и даже шуб. Похоже, что для московских карманников этот день стал самым доходным. Писатель Эдуард Хруцкий в книге «Криминальная Москва» приводит рассказ легендарного советского сыщика Игоря Скорина. В дни похорон Сталина Скорин был старшим в одной из опергрупп. Днем ему позвонил агент и при встрече рассказал, что сретенский вор Витька Четвертаков, по кличке Четвертак, организовал шайку, которая начала «глушить» скорбящих граждан на Рождественском бульваре. Технология преступного промысла была проста и незатейлива. Когда толпа особенно сильно напирала, дверь подъезда распахивалась, и в вестибюль врывалось человек двадцать. Их отправляли на черный ход, по пути «выдергивали» дам в дорогих шубах и хорошо одетых мужчин, которых, оглушив, грабили, а потом выкидывали в соседний двор через лаз в дощатом заборе...
Тело Сталина забальзамировали и поместили в мавзолее рядом с Лениным. Только в 1961 году, после XXII съезда КПСС, который принял решение усилить борьбу с «культом личности», Сталина вынесли из мавзолея за «серьезные нарушения ленинских заветов» и похоронили у Кремлевской стены. А страна отреагировала на это анекдотом: «На могилу Сталина положили венок: «Посмертно репрессированному от посмертно реабилитированных».
9942Читайте нас у Facebook
