Николай Аверюшкин: «Идея превратить меня в негра принадлежала Саше Панкратову-Черному»
Фильм о первом советском джаз-банде изначально собирались посвятить Леониду Утесову. Молодой кинорежиссер Карен Шахназаров и кинодраматург Александр Бородянский хотели рассказать о творческом пути знаменитого музыканта — прародителя советского джаза и обратились к нему с просьбой помочь в написании сценария. Но Утесов неожиданно отказался и, более того, рассердился — затея кинематографистов ему явно была не по душе. Как выяснилось впоследствии, Леонид Осипович не имел музыкального образования, а его дирижирование оркестром было всего лишь имитацией. Но создатели картины оказались людьми настойчивыми и разыскали пионера российского джаза Александра Варламова. Его воспоминания легли в основу написанного Бородянским сценария и вкупе с прекрасной режиссурой Карена Шахназарова, замечательной музыкой композитора Марка Минкова и оркестра Анатолия Кролла и блистательными актерскими работами сделали фильм настоящим киношлягером.
Для актера Николая Аверюшкина, который сыграл добродушного и обаятельного барабанщика Жору Рябова, фильм «Мы из джаза» стал визитной карточкой.
— Николай Владимирович, как вы, в то время начинающий актер, получили одну из главных ролей в фильме?
— Я учился на втором курсе в музыкальном училище имени Октябрьской революции на отделении музыкальной комедии, когда к нам пришел педагог Александр Исаакович Биненбойм, преподававший в Щукинском театральном училище и работавший в Театре на Таганке под сценическим псевдонимом Сабинин. У нас он ставил отрывок из «Дульсинеи Тобосской», где мне предложил роль отца. В течение года мы репетировали, и я, будучи студентом-новичком, играл в выпускном спектакле четвертого курса. На последнее представление (всего их у нас было десять) пришел Карен Шахназаров, которого никто тогда еще не знал, — его пригласила Лена Соколова, исполнительница роли Дульсинеи. 
Так вышло, что именно тот спектакль стал для меня самым удачным — в работе над ролью у меня тогда все как-то сложилось и получилось так хорошо, что я даже сорвал аплодисменты. Шахназаров посмотрел первое отделение и передал через ребят, что приглашает меня на «Мосфильм» — попробоваться на одну из ролей в новой музыкальной картине.
*Нынче Николая Аверюшкина больше знают по сериалу «Универ» — как дедушку одного из главных героев
Конечно же, я пошел. Сначала мне предложили роль «ответственного работника Ассоциации пролетарских музыкантов» Самсонова, которого впоследствии сыграл Леонид Куравлев. Но Шахназаров, который все время как-то очень внимательно ко мне присматривался, неожиданно спросил: «Вы на барабанах умеете играть?» «Умею», — нахально ответил я, хотя до тех пор ни разу этого не делал. Подумал: главное ввязаться в драку, а там будет видно. В результате меня стали пробовать на роль Жоры, и я неожиданно обошел всех своих конкурентов, хотя актеры среди них были замечательные — например, Виктор Ильичев, которого зрители помнят по роли Федьки Быка в фильме «Зеленый фургон».
— Но на съемках все равно нужно было играть! Как же вы выкрутились?
— К каждому из нас был прикреплен музыкант-репетитор, который показывал, как имитировать игру на том или ином инструменте. Я так старался делать все, что мне говорили, что с тех пор сам Анатолий Ошерович Кролл называет меня самым музыкальным актером. На концертах и встречах со зрителями я всегда пою «Мой чемоданчик», «Одессу-маму» и… свои песни — мало кто знает, что я их пишу. Мой диск «Не только «Мы из джаза» можно найти в интернете. Когда я подарил его Кроллу, он одобрительно заметил: «Талантливый человек талантлив во всем».
Кстати, ударная установка, которую я носил на спине, не была имитацией, поэтому мне приходилось нелегко. Мы вообще «играли» на настоящих музыкальных инструментах, только у скрипки вместо струн были натянуты лески — по ним просто водили смычком.
— Помните свой первый съемочный день?
— Натура фильма снималась в самом начале осени — 1 сентября 1982 года мы прилетели в Одессу. В Москве уже было прохладно, моросил дождик, и у всех изо рта валил пар, а город у моря встретил нас теплом — разомлевшие от него люди с раскрасневшимися лицами ходили в майках и наслаждались жизнью. Помню, как нас везли из аэропорта в машине, и я не мог отвести глаз от ярких улиц — Одесса у меня до сих пор ассоциируется с бежевым и красно-коричневым цветом домов и голубовато-бирюзовым цветом моря. Никогда не забуду охвативший меня при виде всей этой красоты щенячий восторг. С тех пор я считаю Украину своей второй родиной и знаю: если Одесса меня не оттолкнет, я ее не оттолкну никогда. Называть себя одесситом не могу, это слишком громко и самонадеянно, я просто человек, влюбленный в этот город.
В общем, моя первая встреча с Одессой была радостной, а вот снималась картина очень тяжело. Часто менялись художники, реквизиторы, балетмейстеры, и нам все время приходилось привыкать к новым людям. Но в результате такой вот непростой работы получилась картина, которую зрители с удовольствием смотрят до сих пор.
— Актеры, игравшие главные роли, подружились во время съемок?
— Хорошие отношения у меня сложились с Сашей Панкратовым-Черным, а с Игорем Скляром мы как-то не сблизились. Сейчас хорошо общаемся с Леной Цыплаковой, пересекаясь на каких-то съемках и записи телевизионных программ. Больше всего мы подружились с Петром Ивановичем Щербаковым, которого, к сожалению, уже нет в живых. Это был великий артист и великий человек. Знаете, чем деятели культуры того поколения отличаются от современных? Они вполне самодостаточны, чтобы не утверждаться за счет других людей, сейчас же многие делают пальцы веером только потому, что в глубине души не уверены в себе. По мере возможности стараюсь походить на таких людей, как Петр Иванович. Когда стало известно о смерти Щербакова, ночью мне приснился сон, будто бы мы с ним опять вместе. Но я-то знаю, что Петр Иванович умер! Понимаю, что мне нужно ему об этом сказать, и ужасно неловко себя чувствую. «Петр Иванович, — говорю я, тщательно подбирая слова, — а вы же… это… ну, того…» «Да ладно, — отвечает он, — прекрати, Коль, все нормально!» Думаю, это было наше с ним прощание.
— Как вам работалось с Кареном Георгиевичем?
— Несмотря на то, что это была вторая картина Шахназарова (первая — «Добряки»), все равно, как он сам сейчас говорит, ему, а вместе с ним и нам, нужно было доказать всем, что мы что-то собой представляем. Правда, лично мне никакие доказательства не требовались, я просто делал свое дело и получал от этого удовольствие.
— Впоследствии вы снимались и в другой картине Шахназарова — «Зимний вечер в Гаграх».
— Сценарий этой картины Александр Бородянский писал в расчете на меня — я должен был сыграть роль, которая в результате досталась Панкратову-Черному. Помните эпизод, в котором его герой приходит в гости к певице Мельниковой (ее блистательно сыграла Наталья Гундарева), и консьерж спрашивает его: «Как вас представить?» И он отвечает: «Челентано. Какой? Адриано». В то время в нашей съемочной группе Челентано называли меня — говорят, был похож на знаменитого итальянского певца.
— Почему же роль досталась другому актеру?
— Об этом надо спросить у Шахназарова, я же сыграл Серегу — продавца комиссионного магазина.
— Обидно!
— Ни в коем случае! Окончательный вариант фильма не совсем соответствует тому, что было написано в сценарии, — он получился хуже. Это трудно объяснить, но, когда я читал сценарий, на последней странице у меня даже выступили на глазах слезы — слезы счастья от соприкосновения с чем-то хорошим и добрым. Когда же я смотрю фильм, его финал у меня таких чувств не вызывает. Хотя это исключительно моя точка зрения, я никому ее не навязываю и на художественное исследование картины не претендую.
— Говорят, что ни предсказать, ни запланировать успех фильма невозможно. Вот вы понимали, например, тогда, в 1982 году, что участвуете в создании картины с долгой и счастливой судьбой?
— Наоборот, учитывая текучку кадров на съемках, о которой я уже говорил, было ощущение, что фильм станет провальным. И только в конце работы, когда худсовету «Мосфильма» показали черновой материал, нам вдруг дали какую-то импортную суперкамеру — до этого работали на такой древней киномеханике, что вспомнить страшно. Столь щедрый поступок был показателем того, что кинематографическому начальству отснятый материал понравился. Во время технических прогонов (когда смотрят, где есть какие-то лишние шумы и шорохи, которые нужно убрать) в просмотровые залы «Мосфильма» набивалось такое количество людей, что просто яблоку негде было упасть. Однажды я затащил туда свою будущую жену, чтобы показать ей мою работу. Помню, как комиссия в тот день начала возмущаться: «Как мы можем слушать в такой обстановке?» А потом женщина-председатель и вовсе пригрозила присутствующим: «Если кто-нибудь скажет хоть слово или даже пикнет, выгоню из зала всех». Остаток фильма мы смотрели, затаив дыхание.
— Кому пришло в голову в одной из сцен превратить вашего героя в негра?
— По-моему, идея принадлежала Саше Панкратову-Черному. Меня намазали гримом — получилось смешно. Помню, мы снимали этот эпизод часов в девять вечера, и когда я спускался по лестнице на съемочную площадку, курившая там группа рабочих в едином порыве выдохнула: «Елки!»
— Можно сказать, что после премьеры фильма вы проснулись знаменитым?
— Считается, что это происходит так: сегодня состоялась премьера фильма, а завтра ты вышел на улицу, и поклонники тебе уже прохода не дают. Чепуха это все! Узнаваемым я стал только через несколько месяцев после того, как картина прошла сначала по Москве, а потом и по всей стране. Времена изменились, и сейчас меня больше знают по сериалу «Универ», где я играю дедушку одного из главных героев, Андрея Казимировича Сергеева. Но бывают и исключения из этого правила. Где-то пару лет назад еду в метро — подходит молодой человек: «Будьте добры, дайте мне автограф». «По сериалу «Универ»?" — спрашиваю. «Нет, — говорит, — по фильму «Мы из джаза». Мне было очень приятно.
5642Читайте нас у Facebook
