Вернувшись из зоны АТО , военный хирург принял сан диакона
У 43-летнего Руслана Салийчука — два имени и три орудия труда. Поскольку в православных святцах имени Руслан нет, мальчика окрестили Романом. Теперь прихожане храма Георгия Победоносца в Здолбунове Ровенской области, где служит новоиспеченный диакон, почтительно называют его отцом Романом. А жена, друзья и близкие по привычке продолжают звать Русланом. Майор Вооруженных Сил Украины, прошедший Ирак, Дагестан, а теперь и зону АТО, Руслан метко стреляет из автомата и мастерски бросает гранаты. Но скальпель берет в руки гораздо охотнее, чем огнестрельное оружие. Ведь ездит в горячие точки не для того, чтобы убивать людей, а чтобы их спасать. Опытнейший военный хирург, Руслан не раз оказывал первую медицинскую помощь солдатам прямо под пулями.
А теперь он нашел еще одно свое призвание, возможно, самое важное в жизни: спасать не только человеческие тела, но и души. О том, что станет священником, молодому солдату когда-то давно сказал прозорливый старец. Спустя двадцать лет пророчество, о котором Руслан уже успел позабыть, чудесным образом начало сбываться.
О войне на востоке Украины, куда хирурга Ровенского военного госпиталя Руслана Салийчука отправили еще летом, он вспоминает неохотно. Сначала сам рвался в АТО — хотел помогать ребятам, защищать страну, спасать жизни. А на поверку оказалось, что ни до солдат, ни до врачей руководству страны дела нет. Ведь именно из-за безразличия, недальновидности, преступной халатности или откровенного предательства погибли сотни наших бойцов под Иловайском. Среди них были близкие друзья Руслана — солдаты той самой 51-й механизированной бригады, которых террористы захватили в плен и вывезли в Россию, а руководство украинской армии и СБУ обвинило в предательстве и измене Родине.
— Многие из наших ребят попали в плен в Иловайском котле, — рассказывает «ФАКТАМ» Руслан Салийчук. — А сколько моих друзей погибло! Это особенно больно и возмутительно потому, что в их смерти виновны те, кто отправил на передовую совершенно необученных солдат, без какого бы то ни было опыта и знания военного дела. Семьдесят процентов бойцов 51-й бригады были мобилизованы. Я спрашивал у них, чем они занимались в мирной жизни, и только диву давался. Милиционер на пенсии, никогда раньше в глаза не видевший миномета, стал командиром минометного взвода. Безусые студенты и преподаватели кафедры прикладной математики попали на войну только потому, что у них в институте была военная кафедра. Что они могут сделать против обученной армии противника, притом прекрасно оснащенной? А у наших — старые ржавые БМП, которые заводятся только с буксира. Одна из САУшек (самоходная артиллерийская установка. — Авт.) 51-й бригады вообще не ездит! Ее приходится перевозить на платформе.
*"Защищать свою страну — это мой долг мужчины и офицера", — считает военный хирург Руслан Салийчук (фото mil.gov.ua)
Как кадровый офицер, который год служил в Советской армии и еще десять лет — в российской, видел американскую амуницию и обмундирование в Ираке, могу со всей ответственностью заявить: обеспечение украинских солдат — это стыд и срам. Если бы не волонтеры, наши ребята на передовой сейчас стояли бы голые и босые. А о методах проведения антитеррористической операции вообще не хочу говорить. То, что бойцы 51-й бригады под Иловайском сутки ждали адекватных команд или хоть какой-то помощи, но так ничего и не получили, — это не халатность, а откровенное предательство со стороны Генштаба. А то, что меня, опытного хирурга высшей категории, отправили в зону АТО не в военный госпиталь, а в лагерь, где с перевязками и наложением жгутов справился бы обычный санинструктор, это просто неэффективная кадровая политика.
— Вы с детства хотели стать военным врачом?
— У меня во дворе жили двое братьев. Их отец был офицером. Меня завораживало в нем все — осанка, форма, погоны, уважение, с которым к нему относились. После школы я очень хотел поступать в военное училище, но мама убедила подать документы в Дубенское медицинское училище. Помню, как пошел с другом покупать белый халат для учебы. Но в продаже таких не было — пришлось купить хирургический. Тогда ребята пошутили, что буду хирургом, мол, тоже хорошая мужская профессия. В конце концов так и вышло.
После училища я успел полтора месяца проработать фельдшером, а потом меня забрали в армию. Служил в Донецке, во Внутренних Войсках. Потом поступил в Ленинградскую военную академию на морской факультет, где готовили врачей для Военно-морского флота. Окончил ее в звании старшего лейтенанта и устроился на работу в Астрахани, начальником медслужбы морской пехоты. Правда, перед этим, на пятом курсе академии, я… чуть не ушел в монастырь. Дело в том, что мои родители не были верующими, а отец хоть и не относился к ярым атеистам, но все-таки состоял в Компартии. Христианство мне привила бабушка Аня. Она пронесла веру в Бога через войны и голодовку. Бабушка научила меня молитвам «Отче наш», «Богородице, дево, радуйся», «Царю небесный».
Настоящий духовный подъем у меня начался в двадцать три года. Я часто ходил в храм, ездил в паломничества в Троице-Сергиеву лавру, в Сергиев Посад. А когда был на пятом курсе, поехал к митрополиту Иоанну Снычеву и дерзнул попросить его благословения на постриг. «Чадо! Тебе нужно сначала себя испытать», — мягко сказал владыка. Я был в отчаянии, два года не причащался и вел совсем не христианский образ жизни. А в 1998 году, когда начались заварушки в Дагестане, нас, военных медиков, отправили туда. Пробыли мы там всего пару месяцев, после чего я уволился из Вооруженных сил России, вступил у Збройні сили України и вернулся на Ровенщину. С 2000 года и по сегодняшний день работаю хирургом в Ровенском военном госпитале. В 31 год я познакомился в храме с замечательной девушкой и женился на ней. Таня родила мне двоих детей — дочку и сына. В общем, жизнь наладилась и пошла своим чередом.
— А как вы попали в Ирак?
— Поехал добровольцем с миротворческой миссией ООН. Там как раз нужны были хирурги, и мне хотелось испробовать себя именно в военной хирургии. Ну и, кроме того, это был неплохой способ заработать. Таня, конечно, не хотела, чтобы я ехал: она как раз была на сносях, да еще с двухлетней дочкой Анечкой на руках. Но я все равно поехал. Через два дня после моего отъезда жена родила сына Диму, которого я увидел впервые только спустя восемь месяцев.
В Ираке, в городе Алькут, я познакомился со священником из Дрогобыча, который открыл там небольшую церковь и искал человека, который помогал бы ему во время богослужения. Я до этого немного пел и читал в храме, вот и согласился. Помолиться в тот храм приходили многие солдаты. А я настолько привык к клиросу, что, вернувшись в Украину, сразу пошел петь к священнику, который строил храм при нашем военном госпитале. Вместе с терапевтом и старшим инфекционистом Валерием, который помогал батюшке в алтаре, мы создали церковную общину. Позже я в течение пяти лет пел в Свято-Екатерининском храме в Здолбунове.
— Но петь в хоре — это одно, а становиться диаконом, то есть будущим священником — совсем другое. Что вас подтолкнуло к такому решению?
— Священнический сан мне напророчил один странствующий старец, когда я еще учился в Ленинграде. Правда, за столько лет эта информация из моей памяти улетучилась — я ведь раньше никогда не готовил себя к такому пути. Но однажды вдруг почувствовал, что очень хочу учиться в духовной семинарии. На стационар поступить не мог, потому что продолжал работать в военном госпитале. А на заочный брали только тех, кто имел духовный сан. Мой духовник направил меня к владыке Ровенскому и Острожскому Варфоломею, и тот благословил учиться в Луцкой семинарии и рукополагаться в диаконы. Хотя диаконом я стал только через девять месяцев — после возвращения из зоны АТО.
Приказ отправляться на восток Украины я получил 19 июня. Поехал туда в составе одной из двух врачебно-сестринских бригад. В каждую входило два хирурга, анестезиолог, две медсестры и три водителя. Нас привезли в Варваровку Луганской области, включили в 1-й батальон в составе 51-й отдельной механизированной бригады. Первые десять дней были спокойными — тогда только объявили перемирие. Потом нас передислоцировали под Донецк, где мы находились до 5 августа. Медицинскую помощь я начал оказывать на первом же блокпосту, раненному в ногу солдату.
— А духовно поддерживали бойцов?
— Я никогда особо не выпячивал свою религиозность. Молиться — молюсь. Спросят что-то о Боге — отвечаю. Помню случай, когда убедил одного из бойцов, Богдана, бросить курить. Он потом выжил в Иловайском котле и с удивлением говорил мне: «Видишь, сначала мне Господь помог справиться с вредной привычкой, а теперь жизнь спас». За те несколько месяцев, которые я провел в зоне АТО, случалось разное. Кроме медицинской помощи раненым, приходилось и траншеи рыть, и помогать бойцам перезаряжать оружие. Спали мы — кто в палатках, кто на деревянных настилах на бетоне. Ели что придется. Вода была, только если подвезут. 16 июля по нам открыла огонь минометная батарея. Я стоял на подхвате у наших минометчиков, подавал по их команде мины, капсюли, взрывники, порох и… молился. Коротко. Успевал сказать только «Господи, помоги!» или «Матерь Божия, спаси и сохрани!» Смерть была очень близко — все грохотало, мины взрывались одна за другой. Но Господь нас сохранил: снаряды сначала падали позади лагеря, а потом метров за пятьдесят до него. Из наших тогда никого не убило.
После второго минометного обстрела, когда погибли несколько наших солдат, я написал песню на музыку артиллериста Романа Недахивского. Там есть такие слова: «Озлобились гады на наших солдат, и сыплются мины на нас, словно град. Ответным ударом накрыли мы их, но только во взводе не стало троих. Лежат грузом «200″. Молчит наш комбат. Уже не вернуть этих смелых ребят». Не вернешь и моего друга Романа — он тоже погиб в зоне АТО. Видеозапись на телефоне, где Рома исполняет нашу с ним песню, — единственное, что у меня осталось в память о нем.
Вернувшись с востока Украины, военный хирург был рукоположен в диаконы. Руслан (теперь уже отец Роман) Салийчук служит в храме Георгия Победоносца в Здолбунове. Там же теперь прислуживает его девятилетний сын Дмитрий. Работу в военном госпитале майор медицинской службы не бросил. И если его снова отправят в зону военных действий, обязательно поедет.
— У меня многие спрашивают, как это я, диакон, теперь буду воевать, — задумчиво говорит отец Роман. — Духовным лицам же нельзя брать в руки оружие и тем более кого-то убивать. Я всегда в такие моменты вспоминаю монахов-схимников Ослябю и Пересвета, которых благословил воевать сам Сергий Радонежский. Ведь тогда, как и сейчас, шла священная война в защиту отечества. Наш владыка Варфоломей благословил меня ехать и делать свое дело. Защищать свою страну — это мой долг мужчины и офицера. Бабушка Аня, царствие ей небесное, учила меня с детства: свою веру и свою Родину предавать нельзя никогда.
3900Читайте нас у Facebook
