Андрей Харитонов: "После премьеры "Овода" Мащенко мне признался: "Не понимаю, как ты меня вытерпел"
Популярность Андрея Харитонова пришлась на 80-е годы, когда украинский режиссер Николай Мащенко из многих кандидатов именно его отобрал на роль Артура в экранизации романа Этель Лилиан Войнич «Овод». Андрею Харитонову, студенту Киевского театрального института, исполнилось тогда всего 20 лет. Картина, события которой разворачиваются на фоне борьбы итальянских патриотов против австрийских оккупантов, стала знаковой в судьбе не только молодого актера, но и в режиссерской карьере Мащенко. Фильм получил множество наград, в том числе престижную «Золотую Нимфу» в Монте-Карло. А Николай Мащенко вместе с исполнителями главных ролей Андреем Харитоновым и Сергеем Бондарчуком получили Государственную премию имени Тараса Шевченко.
После успеха «Овода» Харитонов стал одним из самых активно снимающихся актеров Советского Союза. Правда, в середине 90-х в его творческой карьере начался период забвения. Но он справился и с этим. Как шутит Андрей Игоревич, его характер закалился на съемках «Овода». Харитонов уже много лет живет в Москве. В родной Киев приезжает нечасто, в перерывах между гастролями, чтобы повидаться с мамой и сестрой. Войну России с Украиной комментировать не хочет. Говорит, что события последнего года разрывают ему сердце…
— Вспоминая «Овода», всегда благодарю режиссера Николая Мащенко, — рассказывает Андрей Харитонов. — Сейчас со всей уверенностью можно говорить о том, что Николай Павлович — классик украинского кино. Он подарил советскому искусству несколько работ, которые вошли в историю кино. Среди них и «Овод». Картину снимали по заказу Центрального телевидения на Киностудии имени Довженко. В то время костюмированных мелодрам в стране существовало очень мало. Поэтому «Овод» стал стопроцентным попаданием, к тому же был снят по советскому бестселлеру, который, кроме как в СССР, больше особо нигде не был известен.
— Вы имеете в виду роман Этель Лилиан Войнич?
— Именно его. Кстати, Войнич нет даже в энциклопедии английских авторов. Но для советской пропаганды это было совершенно неважно, поскольку в книге изображена история борьбы с главенством церкви, что прекрасно укладывалось в идеологию атеистической страны. Но, думаю, такими высокими материями Николай Мащенко не апеллировал. Он был просто одержим этой историей и персонажами. По большому счету, Мащенко всегда был романтиком и поэтом. Знаю, что он долго мечтал о съемках «Овода». Сценарий был написан одними из лучших советских авторов — Юлием Дунским и Валерием Фридом.
— Москва курировала съемки?
— Достаточно было того, что у нас снимался один из главных людей в советском кинематографе — Сергей Бондарчук. На протяжении всего рабочего процесса над картиной осуществлялся так называемый видеоконтроль. Все дубли Николай Павлович с Сергеем Федоровичем отслеживали на видео. Премьера картины состоялась в 1980 году по Центральному телевидению. Фильм стал хитом в один день.
— Как вам работалось с Николаем Павловичем?
— Вокруг его персоны всегда возникала масса легенд, связанных с жестокостью режиссера. На первый взгляд могло сложиться впечатление, что так и есть на самом деле. У Мащенко действительно была достаточно жесткая манера работы с актерами. В то время я учился в Киевском театральном институте имени Карпенко-Карого у замечательных педагогов Бориса Ставицкого и Алексея Петухова. Знаю, что Николай Павлович иногда в интервью рассказывал историю о том, как он впервые увидел меня в ресторане, тогда же и пригласил на главную роль. Он сам придумал эту сказку и сам в нее поверил. На самом же деле наша встреча случилась чрезвычайно банально. К тому моменту был готов первый акт дипломного спектакля «Гамлет» на учебной сцене. Один из преподавателей нашего курса Валентин Черняк, зная, что Мащенко искал исполнителя на роль Артура в «Оводе», предложил ему посмотреть меня. Я был приглашен в кабинет Николая Павловича в Дом кино. Тогда, во время нашей первой встречи, он сказал: «Ты будешь играть у меня Овода». Честно говоря, я не поверил ему ни на грамм. И вообще, в то время я собирался уходить из театрального института.
— Но почему?
— Я прекрасно понимал, что без денег, блата у меня нет перспективы. Максимум, на что мог рассчитывать, это выходы на сцену Театра русской драмы со словами «Кушать подано». В общем, я решился перейти на сценографию в художественный институт. И тут произошла встреча с Мащенко. Когда меня утвердили на роль, представив начальству на всех уровнях, я понял, что получаю уникальную возможность. Из тепличных институтских условий я, как щенок, был брошен в холодную воду.
— История с первым съемочным днем, когда вам исполнилось 20 лет, правдива?
— Да, это было 25 июля. У Николая Павловича, видимо, было ощущение, что если щенка «немного притопить», то он поплывет еще лучше. Никто из коллег не знал, что у меня праздник. Снималась сцена, где Артура наручниками приковывают к лежаку в камере тюрьмы. Работали долго, затем объявили перерыв на обед. Люди разошлись, а обо мне, по замыслу режиссера, забыли. Я так и остался лежать. Если бы не художник по гриму Василий Гаркавый, вливший мне в рот 50 граммов спирта, не знаю, как дожил бы до конца первого рабочего дня.
У Николая Павловича была манера достаточно агрессивно работать с актерами. Со стороны это выглядело очень ярко. Он кричал, называл всех какими-то драконовскими именами. Впрочем, я к подобному был готов. Меня предупреждали, если на пути случится настоящий режиссер, то я не должен рассчитывать на то, что он будет меня облизывать с головы до ног. Уже после премьеры Николай Павлович побывал у меня в гостях. Он немного выпил и признался: «Не понимаю, как ты меня вытерпел». Но я никогда не осуждал Мащенко, понимая, что таковой была его натура, собственно, благодаря ей он и стал великим режиссером.
— Его картины отличались не только мощью, они были очень красивы. Одни наряды Анастасии Вертинской чего стоили.
— Кстати, они были сделаны по настоянию Насти. Она приехала на съемки, увидела, что ей пошили, и сказала, что в этом сниматься не будет. В срочном порядке заказали у Вячеслава Зайцева новые костюмы, в которых Вертинская смотрелась потрясающе. Мы снимали картину в Киеве, в павильонах Киностудии имени Довженко. Натуру и интерьер — в одном из дворцов Львова, в окрестностях Ялты, Воронцовском дворце. Была командировка и в Италию. Бюджет у фильма, видимо, был приличный, ведь он снимался по заказу Центрального телевидения. Но тогда я и не думал об этом, получая за работу символические деньги. Тем не менее выкладывался по полной, потому что Николай Мащенко меня всегда учил: нужно играть, как в последний раз, будто завтра конец света. Для него очень важно было сделать этот фильм. Ведь все вокруг ждали только провала.
*Артур (Андрей Харитонов) и Джемма (Анастасия Вертинская). Кадр из фильма «Овод». 1980 год
— Мащенко не любили?
— Я вообще ни в какой профессиональной, а тем более творческой, среде не видел, чтобы кто-то кого-то любил. Есть понятие конкуренции, которое в творческой среде очень часто переходит в состояние скрытой ненависти. Когда состоялась премьера «Овода», я на следующий день получил единственное «поздравление» от кинорежиссера Тамары Лисициан из Москвы в виде приглашения сниматься в картине «На Гранатовых островах».
Наши праздники по поводу очередной награды «Овода» сводились к тому, что мы собирались вместе: Николай Павлович, его тогдашняя жена Зара, я, моя мама и сестра. Когда я получил «Золотую Нимфу» в Монте-Карло, Мащенко сказал: «Ну вот, мы всех сделали». Вы думаете, на меня посыпались поздравления?! Нет, лишь в газете «На экранах Украины» на странице, где были размещены анонсы кинотеатров, в «черной рамочке» поместили небольшое поздравление. Тогда я находился в Москве и уже на следующий день вылетел домой, в Киев.
Купил ящик шампанского «Мускатное». В то время достать его было практически невозможно, но моя популярность помогала решать некоторые бытовые вопросы. И вот с этим ящиком шампанского мы с мамой приехали к Николаю Павловичу и Заре домой. Пили всю ночь, вспоминая о том, как работали над «Оводом». На тот момент в Советском Союзе актеру, получившему главный приз на международном фестивале, автоматически давали высшую ставку и очередное звание. Ничего этого я не получил, потому что инициатива должна была исходить от Союза кинематографистов Украины. Когда я стал активно сниматься в Москве, ставку мне уже поднимали съемочные группы через Госкино. Конечно, с одной стороны, тогда для меня все происходящее было унизительным, но сейчас, уже с высоты прожитых лет, понимаю, что ситуация вообще похожа на абсурд.
— Говорят, в то время, когда Анастасия Вертинская получила предложение сниматься в «Оводе», она раздумывала над тем, чтобы уйти из кино.
— Она тогда репетировала легендарную ефремовскую «Чайку» и после действительно, как многие суперзвезды, собиралась уходить из профессии. Помню, Николай Павлович все время повторял: «Мне нужна на роль Джеммы Офелия из «Гамлета»! У нас перепробовались артистки всего Советского Союза. И потом неожиданно пришло решение пригласить Вертинскую. Кстати, к тому моменту, когда она появилась на съемочной площадке, две серии «Овода» были уже практически полностью готовы.
— Вы снимали картину, начиная с ее финала?
— Получается, что так. Через полгода после того, как утвердили мою кандидатуру на роль Артура, начались съемки. К тому времени была выстроена декорация тюрьмы — места, где снималась финальная сцена с Монтанелли — Сергеем Бондарчуком. По сути, она и была моей кинопробой. Если бы у меня не получилась сцена перед расстрелом, Мащенко взял бы другого артиста. Как только Анастасия Вертинская появилась на съемочной площадке, ее отвели в кинозал и показали смонтированную сцену в тюрьме. После непродолжительных переговоров с Николаем Павловичем Анастасия Александровна согласилась на роль.
— Какая сцена далась вам труднее всего?
— Знаете, для меня в «Оводе» каждый шаг был так называемой проверкой на вшивость. Мне предоставился случай, который, к сожалению, случается в жизни не каждого актера. Главное было его реализовать. Я получил уникальную возможность общаться с Сергеем Бондарчуком, Анастасией Вертинской, Адой Роговцевой, Константином Степанковым. Все это очень пригодилось мне на сцене Малого театра. Именитые актеры помогали, давали советы, и это дорогого стоило. Но актер — жестокая профессия. Ты к 40 годам можешь оказаться отработанным материалом, потому что кинематограф любит молодых героев. Мне нравятся слова Марлона Брандо, который в 48 лет сыграл одну из своих последних ролей: «Нет более бессмысленной и неблагодарной профессии для мужчины, чем артист».
5080Читайте нас у Facebook
