ПОИСК
Україна

Отец "гранатометчика" Гуменюка: "Два дня мы с женой не могли прийти в себя"

7:15 11 вересня 2015
«ФАКТАМ» удалось разыскать родителей подозреваемого в теракте Игоря Гуменюка, а также связаться с бойцом 95-й Житомирской аэромобильной бригады Виталием Шевченко, который в одиночку останавливал кровавую бойню под Верховной Радой

Прошло уже двенадцать дней с момента террористического акта под Верховной Радой, а разговоры о нем не стихают. В минувшую пятницу «ФАКТЫ» опубликовали материал о 21-летнем парне, который бросил гранату в ряды национальных гвардейцев. Арсен Аваков, не дожидаясь решения суда, огласил его фамилию — Игорь Гуменюк (на фото в заголовке), боец батальона «Січ». Командир «Січі» рассказал нам, что, по имеющимся у него сведениям, под Радой тогда был разыгран хорошо продуманный кровавый спектакль. Гранат, по его словам, должно было быть брошено семь. Если бы это случилось, полегла бы уйма народу. Просто в какой-то момент провокаторы испугались. Чего именно? Уж конечно, не взрыва и не криков раненых. Игорь Гуменюк, по уверениям медика батальона «Січ», утром того дня взял у него бинты и даже просил кровоостанавливающие препараты. Очевидно, знал, на что шел. А испугались террористы отпора, который разъяренной толпе оказал 42-летний участник АТО, боец 95-й бригады Виталий Шевченко с позывным «Кузнец». Мощными толчками он отбрасывал «свободовцев» от нацгвардейцев, срывал с зачинщиков балаклавы, перевязывал раненых. И при этом внимательно следил за каждым движением провокаторов.

Позже и сослуживцы Виталия, и раненые, которым он помог, и журналисты, и даже сам лидер «Сводобы» Олег Тягнибок, подошедший после инцидента к «Кузнецу», утверждали: если бы не его решительность, погибших под Радой могло бы быть в разы больше.

«Балаклавы нужно носить во время спецопераций в АТО, а не в мирном Киеве»

— В тот день я оказался под Радой совершенно случайно, — рассказывает «ФАКТАМ» Виталий Шевченко («Кузнец»), демобилизовавшийся из 95-й Житомирской аэромобильной бригады. — 29 августа, за несколько дней до этих событий, мы с сослуживцами ездили в Лугины Житомирской области помянуть нашего товарища Сергея Гуца, погибшего год назад под Славянском… Знаете, до сих пор не верится, что столько наших ребят — героических, отчаянных — полегло в этой войне. Я записался добровольцем еще в апреле прошлого года, меня определили в 95-ю бригаду. Мы воевали в горячих точках. И несли большие потери. Я, когда мог, сопровождал «груз 200» сюда, на мирную территорию.


*Пытаясь погасить столкновения, Виталий Шевченко отбрасывал «свободовцев» от нацгвардейцев, срывал балаклавы с зачинщиков и следил за провокаторами (фото Влада Соделя)

РЕКЛАМА

Особенно помню одного погибшего — Сашу Галиченко, водителя БТРа. Тогда в нашей роте не осталось офицеров, я принял на себя командование. А в 4-й роте, где командовал нынешний комбриг 95-й бригады Павел «Медведь», сгорела вся техника. Они попросили у нас подкрепление. Саша вызвался, я отпустил. Он не доехал — погиб по дороге. Знаю, что на войне это дело обычное, и в гибели бойца, выполнявшего задание, никто никого не винит, но лично я чувствую себя ответственным за его смерть. Это очень тяжело. Еще тяжелее слышать от родителей хлопцев, чьи тела я привозил домой, крики отчаяния и упреки: «Почему наш сын погиб, а ты жив!», — на глаза Виталия наворачиваются слезы, которые он смахивает большой огрубевшей ладонью. — Отвечаю, что каждому на роду написано, когда рождаться и когда умирать.

Мы стараемся по возможности ездить на их поминки. Уважить родителей, почтить память героев. Так было и в те выходные, когда под Верховной Радой случилась бойня. Я уже возвращался в Киев из Житомирской области. В форме, конечно, вся грудь в орденах. Устал, хотел поскорее попасть к семье. И тут звонят мне ребята — такие же, как я, дембеля «95-ки», живущие в Киеве. Говорят: «Кузнец», приезжай в Мариинский. Тут какая-то заваруха. Я подъехал, узнал, в чем дело, и подошел к нацгвардейцам — попросил, чтобы меня пропустили через кордон. Хотел войти в Раду и позвать кого-то из депутатов, чтобы вышли к народу и объяснили, что за изменения в Конституцию они принимают. Глядишь, и митинг закончился бы. Меня не пропустили, не успели… Началась драка. В солдатиков полетели взрывпакеты с привязанными к ним гвоздями и шурупами, дымовые шашки. Одну кинули мне прямо под ноги. Смотрю — гвардейцы бледные стоят, дыхание задерживают. Боятся вдохнуть дым. Я им кричу: «Ребята, дышите, не бойтесь. Я ведь рядом стою, дышу — и живой».

РЕКЛАМА

На щиты правоохранителей посыпались удары дубинками и цепями. Они отпор практически не давали, только прикрывались. Увидев это, Виталий Шевченко стал отбрасывать агрессивных мужчин от правоохранителей. «Кузнец» был один, без оружия и средств защиты, но его решительность и недюжинная сила (он ведь на самом деле кузнец, с большим опытом работы) удивительным образом подействовали. Толпа стала отступать.

— Меня потом спрашивали, боялся ли я, что меня убьют, почему полез один останавливать конфликт между вооруженными людьми, — задумчиво говорит «Кузнец». — Вообще-то бояться — это нормально. Не боятся только идиоты, у которых отсутствует инстинкт самосохранения. Но в тот момент, когда я начал откидывать провокаторов от нацгвардейцев, у меня не было времени испугаться. Среди криков и грохота взрывпакетов ничего не было слышно, в дыму от шашек — ничего не видно. И тут вдруг раздался жуткий грохот. Сразу понял, что это граната. Оглох ненадолго. Хорошо хоть, что в момент взрыва у меня был открыт рот, иначе мог бы попрощаться с барабанными перепонками. Правда, поначалу я думал, что бросили РГД — эта граната проще, имеет небольшой радиус поражения. Попадет в толпу — зашибет людей, близко стоящих от воронки. Но здесь в живой цепи образовалась нешуточная брешь — стало понятно, что брошена РГО (ручная оборонительная граната). У нее огромный радиус поражения, она разлетается сотнями смертоносных осколков, от которых даже бронежилеты не спасают.

РЕКЛАМА

Тут и там кричали раненые. Координаторы — люди, которые все это время управляли процессом, — стали отзывать исполнителей обратно. Я пробрался на сцену. Меня пустили — думали, буду выступать за «Свободу». А я стал кричать, чтобы к Раде шли на помощь все опытные военные, которые меня слышат. Чтобы срывали с террористов балаклавы. Организаторы митинга тут же выключили микрофон и стали стягивать меня со сцены. Я спустился и продолжил обезвреживать провокаторов. Один из зачинщиков очень не хотел снимать маску. Мол, опасается, что его узнают и будут преследовать за участие в митинге. Я ответил, что если он боится — пусть убирается домой. Балаклавы нужно носить во время спецопераций в АТО, а не в мирном Киеве. Здесь же их натягивают только для того, чтобы нарушить закон и остаться безнаказанным. Отстраняя митингующих от нацгвардейцев, я попутно еще и оказывал помощь раненым. Перевязывая руку парнишке, узнал от него, что в Раде все двери закрыты и депутаты давно разбежались. Так что зря толпа туда прорывалась.

И ведь никто из политиков (кроме Юрия Луценко), которые были в тот день под Верховной Радой, не извинились перед матерями погибших солдат за свои политические игры. Ко мне тогда подошел Олег Тягнибок — познакомиться и поблагодарить за помощь. Я ему высказал все, что думаю. Что виноваты в случившемся в первую очередь они — те, кто организовал митинг и не обеспечил безопасность. Ну и, конечно, виноваты сами исполнители. Меня не удовлетворяет объяснение, что Игорь Гуменюк был подкуплен… Он ведь боец, воин. Как же можно продаваться политикам?

О том, что же побудило бойца батальона «Січ», проявившего себя храбрецом как на Майдане, так и в зоне АТО, пойти на убийство собственных побратимов, мы попытались выяснить у отца Игоря Гуменюка Владимира.

— Я не знаю, что на самом деле произошло, и тем более не могу предположить, зачем это было сделано, — вздыхает Владимир Гуменюк. Даже по телефону слышно, с каким трудом убитому горем мужчине дается каждое слово о сыне. — Как же это — рисковать своей жизнью под пулями, а потом прийти под Верховную Раду и убить гранатой нацгвардейцев? Зачем? Чтобы тебя обвинили в терроризме и забрали в тюрьму? И ладно бы еще человек был агрессивный, вспыльчивый или, например, алкоголик. Но ведь Игорь всегда, с самого детства, был очень рассудительным и дружелюбным. Не курил, не пил, не употреблял наркотики. Учился на отлично — сначала в школе, потом в Каменец-Подольском университете на факультете туризма. Ему так нравилась профессия! Он еще студентом возил группы на разные экскурсии, в том числе за границу, в Болгарию.

Когда начались события на Майдане, Игорь рвался туда всей душой. Еле дождался окончания третьего курса (не хотел бросать учебу на стационаре) и, несмотря на мой запрет, уехал в Киев. Помню, в кровавые февральские дни я стал звонить сыну и просить, чтобы он был осторожен — по телевизору передают, что снайпер убивает активистов. «Да нет, пап, не волнуйся, тут все в порядке», — пытался успокоить меня Игорь. Он был на Майдане до самого конца, а в июне записался добровольцем в «Січ» и уехал на восток. Мы с матерью отговаривали его, но сын был непреклонен. Он прошел Славянск, Дебальцево, Пески. Каждый день у меня начинался с просмотра новостей о передислокациях, боях, победах и потерях нашей армии. Игорю старался не звонить — там и связь плохая, да и опасно — могут засечь. Сын пробыл на востоке восемь месяцев, но никогда ни на что не жаловался. Только сейчас, после событий под Радой, я узнал от журналистов, что он был контужен.

Владимир Гуменюк признается, что война очень изменила сына. Приезжая домой на побывку, он почти все время молчал. Сидел за компьютером, никуда не выходил. Ни о военных буднях, ни тем более о своих политических взглядах родителям не рассказывал.

— Мы услышали по телевизору, что Игорь, оказывается, три года был членом «Свободы», — продолжает Владимир. — Я знал только, что он состоял в «Соколе» — национально-патриотической организации от этой партии. А плакаты «Свободы», где среди других членов стоит и Игорь, я в Каменце-Подольском не видел, хоть часто там бываю (родители Гуменюка живут в пятидесяти километрах от города, в селе. — Авт.). В последние августовские выходные Игорь, который на то время был в отпуске, поехал в Киев, чтобы сделать себе документы участника боевых действий. В понедельник я смотрел новости по телевизору и видел, что под Верховной Радой проходит митинг. Потом — что на этом митинге убиты правоохранители, потому что кто-то бросил в них гранату. А когда Арсен Аваков сделал свое заявление, я узнал, что этот «кто-то»… мой сын. После этого позвонил Игорь. Успел сказать два слова: «Я арестован».

Два дня мы с женой не могли прийти в себя. Как? Зачем? Это ведь бессмысленно! Игорь в ближайшее время собирался переходить из «Січі» в 93-ю бригаду ВСУ. Зачем же ему было перечеркивать все свои планы, всю свою жизнь? Не верили и не хотели верить. Но смотришь наше телевидение и волей-неволей начинаешь верить. Это, как ребята шутят, если посмотришь два дня «Сепар-ТВ» — начнешь ненавидеть бандеровцев.

На случай, если окажется, что гранату действительно бросил мой сын, я прошу прощения у родителей погибших нацгвардейцев и выражаю им соболезнования. Но хочу отметить: после того как министр внутренних дел объявил о вине Игоря еще до суда, никто из следователей не будет идти против Авакова, и даже если мой сын невиновен, с него не станут снимать подозрения и искать настоящих виновников теракта. У Игоря нет шансов быть выпущенным на свободу. Поэтому прошу вас написать в газету мое официальное заявление: если вдруг у нас дома будет обыск, во время которого найдут оружие и боеприпасы, знайте — они подброшены. Ничего подобного у нас нет и никогда не было. Я пытаюсь не думать о том, что мой добрый и спокойный сын проведет за решеткой годы. Конечно, мы будем проведывать его, возить передачи. Но я хочу для себя понять одно: виновен ли он на самом деле. И если да, то ради чего все-таки пошел на преступление?

Вместе с Игорем Гуменюком был задержан еще один житель Хмельнитчины — 26-летний Игорь Олийнык, тоже боец батальона «Січ». У него вроде бы тоже не было поводов перечеркивать терактом свою молодую жизнь. Полтора месяца назад, приехав из зоны АТО домой в отпуск, парень женился. Его, как и Гуменюка, характеризуют как человека спокойного и рассудительного. Игорь Олийнык — заместитель руководителя областной организации «Свобода» по вопросам молодежи, собирался баллотироваться в депутаты местного совета.

— С ними могло произойти то, что случается со многими ребятами после войны. Говоря попросту, поехала крыша, — предполагает десантник Виталий Шевченко («Кузнец»). — Политики этим воспользовались и науськали ребят: мол, кругом враги, бейте их. Но если комбат «Січі» говорит, что это все было спланировано, если провокаторов было много и они действовали с холодным рассудком, то должны понести суровое наказание за гибель нацгвардейцев. Тот же Игорь Гуменюк — да, он боец, воин АТО. Но будь ты хоть трижды герой, это не дает тебе право бесчинствовать и убивать мирных людей, своих коллег и побратимов. Ни за деньги, ни из страха. Потому что это предательство. Знаете, после того как я тогда помешал зачинщикам митинга, меня начали называть воином-ангелом и даже предложили сменить позывной. Мне, конечно, приятно признание людей, и я рад, что смог спасти десятки человеческих жизней, но свою Родину, врага, с которым воюю, и позывной никогда не поменяю. Потому что воин должен быть верен себе.

Фото в заголовке УНИАН

6715

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів