Виктор Корчной: «Чтобы мою семью выпустили из СССР, пришлось обращаться к... американской мафии»
Виктор Корчной знаменит не только своими спортивными успехами, но и тем, что выступал против советской власти. В 1976 году после шахматного турнира в Амстердаме гроссмейстер отказался возвращаться в СССР. Некоторое время жил в Нидерландах, а затем перебрался в Швейцарию, где сначала получил политическое убежище, а затем и гражданство. В Союзе резко отреагировали на поступок шахматиста. Его имя не упоминалось в СМИ, устроили травлю сыну и жене гроссмейстера, запретив им покидать страну. Генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев назвал шахматиста «врагом СССР № 1».
За свой почти 70-летний путь в спорте (в 1947-м стал победителем первенства СССР среди школьников) Корчной играл со всеми чемпионами мира, начиная с Михаила Ботвинника. Четырежды становился чемпионом СССР, пять раз — Европы и неоднократно завоевывал «золото» всемирных шахматных олимпиад. Более сотни раз первенствовал на международных турнирах различного ранга. Виктор Львович был бессменным, начиная с 60-х годов прошлого столетия, претендентом на звание чемпиона мира. После своего 80-летия Корчной добавил в «коллекцию» очередной трофей, став пятикратным чемпионом Швейцарии. А еще выиграл ветеранский турнир в честь 100-летия Михаила Ботвинника.
*По словам Виктора Корчного, матчи на рубеже 70-х и 80-х были больше политикой, нежели спортом. Так, шахматный талант Карпова приравнивался к верности коммунистическим идеям, а талант Корчного символизировал гниющий и дурно пахнущий капитализм
Некоторое время назад из-за проблем со здоровьем Виктор Львович вынужден был почти полностью прекратить выступления на соревнованиях, но этот перерыв оказался временным. В феврале 2015-го во время супертурнира в Цюрихе он сыграл матч в быстрые шахматы с Вольфгангом Ульманом (поединок завершился вничью 2:2).
На момент смерти 85-летний Корчной являлся самым возрастным в мире играющим гроссмейстером. Он всегда стремился быть первым, поэтому играл каждую партию как решающую.
Его память, как шахматная доска, состояла только из черных и белых клеток: никаких полутонов. Корчной истово ненавидел две вещи: людскую серость и коммунизм. Их он и старался победить. Раньше ферзем и воинственным пешечным строем, позднее — все больше резким словом. При этом никогда не отрицал сложности своей натуры. Откровенно признавался: «Я не ангел, а живой человек. Не стараюсь быть объективным. Иногда меня можно назвать и несправедливым».
Автору этих строк посчастливилось в разные годы встречаться с легендой шахмат и брать у него интервью, фрагменты которых предлагаем вниманию читателей.
— Виктор Львович, почему в столь солидном возрасте вы играете в шахматы?
— Чтобы показать молодым, на что способны старики. Меня не смущает, что иные из противников годятся мне во внуки. Мой стиль игры вполне созвучен с нынешним временем, и мне не в чем завидовать молодежи. А вот она, я думаю, может у меня кое-чему научиться.
— В Одессе вы бывали несколько раз. Что значит для вас этот город?
— Прежде всего — свободу! Одесса — вне всего, она самостоятельна, и это не может не привлекать.
— Еще Одесса — это отборочный матч претендентов на первенство мира Петросяна и Корчного.
— И это тоже…
— 1974 год. Зал Центра научно-технической информации по улице Ленина. Можете вспомнить об этом матче то, чего тогда рассказать не могли?
— Не знаю, кто там был виноват — архитектор, Эдуард Пейхель (директор объединения шахматно-шашечных клубов Одессы. — Авт.), Петросян или я. Помню, что за несколько месяцев до встречи мне позвонили из союзной шахматной федерации, чтобы согласовать место проведения. Сообщили, что Петросян назвал два города на выбор — Москву и Киев. Я ответил, что в Москве я уже проигрывал Петросяну, а в Киеве — Спасскому, и заметил, что мне, очевидно, предлагают совершить экскурс по местам боевых поражений. В результате выбор пал на нейтральную Одессу. Кто бы мог подумать, что именно там разразится скандал!
— Вы действительно чувствуете свою вину?
— Тигран Петросян строил козни исподтишка еще с начала 1960-х. После того как он стал чемпионом мира, в Ереване организовали турнир, на котором победил… я. Тогда жена Петросяна позвонила моей супруге и «по секрету» сообщила, что во время состязаний у меня была любовница. С тех пор все заговоры против меня устраивались под руководством Петросяна, а апогея наше противостояние достигло именно в Одессе в 1974 году.
Отборочный матч в рамках первенства мира между мной и Петросяном проходил на свежесколоченном помосте, который от каждого движения сотрясался. А у Петросяна была привычка в нервном состоянии дергать ногой… В общем, из-за скандала поединок не закончился. При счете 3:1 (при одной ничьей, а матч должен был играться до четырех побед) Петросян отказался дальше играть. Он внезапно «заболел», в результате встреча завершилась досрочно. Соперник свалил вину за срыв поединка на меня: мол, я пинал его ногами под столом. Так вот, никакого противостояния под столом не было… Мне же, как показало время, было в чем упрекнуть Петросяна.
— Что вы имеете в виду?
— Именно он приложил усилия, чтобы меня выгнали из СССР. Вскоре после моего матча с Карповым в Москве, когда тот меня обыграл, а я неосторожно заявил, что не ощутил превосходства соперника, появилось письмо за подписью многих гроссмейстеров, резко меня осуждавших. Не сомневаюсь, что инициатором послания выступил Петросян. Судьба, правда, потом не раз его наказывала. В конце 70-х минувшего столетия стартовал новый цикл. В 1979-м гроссмейстер Игорь Зайцев, помогавший Петросяну на межзональном турнире (который снова вывел его в претенденты), стал свидетелем того, как рассеялся миф о «железном Тигране». Когда после окончания состязаний Петросяну сообщили по телефону результаты жеребьевки претендентских встреч и он узнал, что в первом же круге опять столкнется со мной, у него от досады навернулись слезы. Да, Петросян проиграл еще до начала матча. Неслучайно он сдался, не доиграв его до конца.
Затем уже на Западе проходила жеребьевка нового первенства (отборочного матча за звание чемпиона мира). Там Бог опять свел нас. Причем по всем показателям преимущество было на стороне Петросяна. Однако Господь дал выиграть мне.
В 1982 году состоялся новый межзональный турнир, и Тигран Петросян впервые не вышел в претенденты. Вскоре выяснилось, что у него неизлечимая болезнь. В 1984-м 55-летнего девятого чемпиона мира не стало. Незадолго до смерти Петросян на одном из турниров подошел к журналисту из Ленинграда и через него принес извинения за все то зло, которое мне причинил.
— Вы несколько раз помянули Бога. Считаете себя верующим человеком?
— Я склонен быть религиозным, не соблюдая никаких обрядов. Мне кажется, что все люди, в судьбе которых многое может круто измениться в течение мгновений, в той или иной степени религиозны.
— И в потусторонние силы верите?
— Да. Один экстрасенс сказал, что моя душа уже закончила свое развитие и больше я на этом свете не появлюсь. С экстрасенсами интересно беседовать. Как-то довелось разговаривать сразу с двумя — на немецком и на итальянском. Так вот, один предсказывал, что я проживу больше 90 лет, другой утверждал (естественно, не понимая, о чем говорит его коллега), что со мной что-то случится буквально в ближайшее время…
— К каким силам относите другого своего противника — Анатолия Карпова?
— Исключительно к просоветско-коммунистическим. На самом высоком шахматном уровне мы встречались трижды. Наиболее интересным был матч в Багио (Филиппины) — при счете 5:5 в поединке до шести побед. В последней партии взял верх Карпов. Мои помощники тогда взывали к Богу: почему он не позволил мне выиграть эту партию, а с ней и матч? Спустя 12 лет после Багио, в 1990-м, Михаил Таль (входил в команду Карпова), знавший, что он неизлечимо болен, увидев меня, подошел и сказал: «Если бы ты выиграл тот матч, тебя бы физически уничтожили…»
— Михаил Таль тоже «играл» против вас?
— Не только он. Против меня работала государственная система. Возьмем, к примеру, матч в Мерано в 1981 году, когда я проиграл Карпову 6:2. С Талем тогда приехали 43 человека, еще 25 добавились из советского посольства в Риме. Я называл их семидесятиголовым быдлом. В Мерано советская делегация опускалась до особенно низких гадостей. Было очень противно. После этого поединка я сказал, что больше не буду играть с Карповым. Те матчи на рубеже 70-х и 80-х были больше политикой, нежели спортом. Шахматный талант Карпова приравнивался к верности коммунистическим идеям, а талант Корчного символизировал гниющий и дурно пахнущий капитализм.
— Помнится, в тот период вы получили и самый большой в жизни приз…
— Если говорить о деньгах, то да. Это был матч с Карповым на Филиппинах. Мне трудно вспомнить сумму. Если миллион был на двоих, то я получил где-то 400 тысяч швейцарских франков — около 200 тысяч долларов.
А что касается наших отношений с Карповым, то они у нас вполне дипломатические. Я часто говорил: «Ну сколько можно держать камень за пазухой? Это даже как-то не по-христиански». Старался найти человеческие черты в гроссмейстере Карпове, и, думаю, мне это удалось. Но разговаривать нам с ним очень трудно. Во всяком случае, при встречах руки ему не подаю. Единственное, за что ему признателен, так это за идею бежать из СССР. Именно после моего матча с Карповым в декабре 1974-го, который я считаю позором для советской шахматной организации, я принял решение бежать. Мало кто знает, что такая возможность была у меня намного раньше. В 1965-м после командного первенства Европы в Западной Германии мы давали сеансы одновременной игры. Меня с Ефимом Геллером послали в один маленький городок, где нас встречал человек, говоривший по-русски. Мы мило беседовали, и вдруг мужчина обратился ко мне на английском. Поняв, что Ефим не силен в языках, предложил мне остаться в Германии. Я предложение мягко отклонил.
— Как вы думаете, почему именно в Советском Союзе рождались очень одаренные шахматисты?
— Нужно признать, что СССР сделал очень многое для развития шахмат. Подростки регулярно занимались с мастерами-гроссмейстерами, бесплатно ездили на соревнования. Конечно, при этом было одно противоречие: сначала народ ограбили, а потом дали ему возможность бесплатно развивать свои таланты.
В СССР была гвардия гроссмейстеров, которые регулярно выигрывали крупнейшие соревнования в мире… В 1991 году Советский Союз распался. Год спустя состоялась шахматная Олимпиада в Маниле: 150 команд — 85 мужских и 65 женских. Было подсчитано, что представители нашего бывшего государства играют в 120 странах мира (!).
— Когда вы бежали из СССР, то оставили там свою семью…
— Да, там остались моя жена и сын. Сына призывали в армию, он отказался и отсидел за это два с половиной года в лагере. Я обращался ко многим людям, президентам, парламентам разных стран. Но ничего не помогло.
Очень долго добивался, чтобы их выпустили за рубеж. Почти отчаялся, как вдруг в 1981 году мне посоветовали обратиться к нашей… мафии в Америке. Разговор с ее крестным отцом состоялся в одном из ресторанов Нью-Йорка. Я рассказал о своих проблемах и предложил деньги. Главарь, о котором ходили слухи, как о Робин Гуде, ответил, что дело политическое и он вряд ли сможет помочь. Но деньги взял. Спустя три месяца мою жену и сына отпустили. Тогда я попросил знакомых узнать, должен ли я что-нибудь мафии. Ответ был следующий: нет, они к этому отношения не имеют.
— На этом ваши контакты с мафией закончились?
— Года два спустя я снова приехал в США. В аэропорту имени Джона Кеннеди меня дожидались мафиози. Они намекнули, что освобождение семьи не обошлось без их поддержки. Не предъявив никаких доказательств своего участия, потребовали еще 40 тысяч долларов. Такой суммы у меня с собой не было, я предложил им чек на 8 тысяч, поскольку больше банк не выплачивал. Чек брать не рискнули, но обшмонали меня от и до, забрав все, что имел с собой, — 1026 долларов. Я был не столько расстроен, сколько удивлен такому повороту. Позже узнал, что в мафии просто сменилось руководство: того Робин Гуда убили.
Моя семья приехала в Швейцарию в 1982 году. Но знаете, считается, что тюрьма и эмиграция — самые серьезные испытания для родных. Через шесть лет мне пришлось разводиться с супругой. Потом она умерла…
— И вы женились во второй раз?
— Да, на Петре Лееверик. Она отсидела десять лет в Воркуте, в печально известном советском лагере, который позже описал Солженицын в своем знаменитом «Архипелаге ГУЛАГ». Петра жила в Австрии. Когда закончилась война, советские делали в Европе все, что хотели. Девятнадцатилетнюю Петру схватили, увезли и без суда отправили в лагерь.
— Виктор Львович, кем бы вы были, если бы не стали шахматистом?
— Учителем истории, поскольку изучал ее в университете. Вероятно, преподавал бы этот предмет где-нибудь на Колыме.
— Не устаете от шахмат?
— Случается. Я считаю, что шахматист должен ежедневно работать столько времени, сколько длится нормальная шахматная партия. Раньше было пять часов, следовательно, надо было заниматься пять часов. Сейчас партии короче, к сожалению, но я полагаю, четыре часа в день на это выделять нужно. Если устаешь, просто отдохни.
— Как отдыхаете?
— Заряжаю свои батареи энергии и честолюбия. Отвлечься необходимо недели на две, не брать в руки шахмат. Люблю кататься на лыжах, даже квартиру купил на зимнем курорте. Много хожу пешком.
— Есть ли шахматная партия, которая для вас наиболее ценна?
— Одну не назову, поскольку сыграл более пяти с половиной тысяч партий. Тем не менее две-три любимые имеются. Например, когда я черными выиграл у гроссмейстера Ефима Геллера. Это было в 1960 году в предпоследнем туре чемпионата СССР, в котором я впервые победил.
Недавно прочел книгу «Сценарий жизни людей». Там говорится, что у каждого человека есть свой сценарий, которому он следует. Когда работал над автобиографией, просматривал партии, сыгранные мною в 15-летнем возрасте, и с ужасом отметил: «Совершенно нет таланта! Я бы этого парня в шахматный клуб не пустил». Хотел ведь в детстве стать актером, но дефекты речи так и не сумел исправить. Музыка? Пианино дома не было. Оставались шахматы. До сих пор не пойму, как удалось добраться практически до вершины…
— Не возникало желания вернуться на родину?
— Нет. Тем, что сбежал, я продлил себе жизнь, поскольку средняя продолжительность жизни в СССР короче, нежели на Западе. Но главное, что нынче, когда бываю в Петербурге, там даже поговорить не с кем. Все уже умерли.
В 1990 году агонизирующий Советский Союз, как бы вымаливая перед своей смертью прощение, преподнес мне подарок: меня реабилитировали. Среди 23 самых известных «врагов народа» в списке реабилитированных под первым номером стояла фамилия Солженицына, под 18-м — моя. Тогда же благодаря Михаилу Горбачеву мне предоставили гражданство и предложили вернуться. Я вежливо отказался.
— Кто, по вашему мнению, лучший шахматист всех времен?
— В этом опросе я лично голосовал за Каспарова, но выиграл Фишер.
— А самый гениальный чемпион мира?
— Статистика показывает, что на первом месте Каспаров. Однако партии 60-летнего Гарри еще не появились… Я бы выделил также Михаила Ботвинника. Безусловно, гением был Бобби Фишер, который в одиночку расправился с советской шахматной школой. Он даже своего тренера Уильяма Ломбарди не подпускал к доске. Тот только реагировал на заявления, которые писали советские…
— Благодарю за откровенную беседу. Здоровья вам крепкого! До свидания.
— До зустрічі!
— Ого! Даже на украинском языке…
— Мои родители родились в Украине: отец — в Мелитополе, мать — под Киевом. Что-то, видимо, во мне есть такое, из-за чего здешние люди обращаются ко мне как к своему.
— Всяческих успехов, удачи! Хотелось бы повидаться с вами еще через десятилетие-другое, можно и раньше.
— Да, конечно.
— Тогда считаем, что о следующем интервью мы уже договорились.
— По поводу «договорились». Я знаю очень много анекдотов. Разрешите для «ФАКТОВ» один из них.
Один приятель спрашивает другого: «Сколько бы ты дал за мою жену?» Тот отвечает: «Ничего». Первый: «Договорились!»
— Вы почти как одессит…
В ответ Виктор Корчной широко и добродушно улыбнулся.
5437Читайте нас у Facebook