В Винницкой области обезвредили банду цыган, полтора года державшую в рабстве инвалида
Заросшего седого мужчину без правой ноги жители Тернополя часто видели стоящим возле супермаркетов и рынков. Бедолаге охотно подавали милостыню, потому что было видно: это не пропойца, не бомж, а просто несчастный и потерянный человек. Но никто даже не догадывался, что инвалид — цыганский раб, что его морят голодом, избивают за малейшее неповиновение и отбирают всю выручку. А чтобы он не смог пожаловаться или сбежать, за ним постоянно следил кто-то из членов банды.
Ромы соблюдали осторожность и постоянно кочевали, чтобы не примелькаться местному населению. Из Тернополя они уехали в Ивано-Франковск, оттуда в Одессу, Житомир, Жмеринку… Одноногого раба возили с собой, заставляя попрошайничать. Однажды молодая цыганка, которая должна была за ним присматривать, ненадолго отвлеклась. Инвалид не упустил свой единственный шанс: заскочил в супермаркет, в двух словах рассказал о своей беде кассирше и попросил вызвать полицию.
— У нас была информация о том, что на территории Винницкой области действует преступная группа, — рассказал исполняющий обязанности начальника отдела по борьбе с преступлениями, связанными с торговлей людьми, Винницкой областной полиции Дмитрий Иванченко. — Злоумышленники обманным путем завлекали людей, заставляя их попрошайничать в крупных городах Украины. На днях мы выяснили, что одной из жертв банды стал инвалид с ампутированной ногой. Нам удалось раскрыть и задержать членов преступной группы. Проведя в их доме обыск, обнаружили там документы потерпевшего, которые были у него отняты силой. Увидели, в каких нечеловеческих условиях его содержали. Самого инвалида мы вернули в Тывровский гериатрический интернат, где он жил до того, как стал жертвой преступников.
*Сейчас Степан Штойко вернулся в дом престарелых, где он жил до того, как попал в рабство
— Я родился в селе Бохоники под Винницей, — рассказывает «ФАКТАМ» 60-летний инвалид Степан Штойко. — В молодости работал почтальоном, разносил телеграммы. А в 1980 году, когда мне было 24 года, попал под поезд. Помню, ехал тогда в Гнивань по делам, неудачно вышел из вагона. Почувствовал боль, потерял сознание. Когда очнулся, ногу уже отрезали. Работать дальше я не мог, женой и детьми обзавестись не успел. Остался жить с матерью. Когда мама умерла, моя тетка и ее муж Федор какое-то время помогали мне по хозяйству. Сам я тоже старался подработать, ловил рыбу на продажу. Надо ведь было и за газ платить, и за электричество. А потом дядя Федор заболел тромбофилией, ему ампутировали ногу, и тетка больше не могла приходить ко мне помогать — досматривала мужа.
О том, что в хате живет одинокий калека, тут же узнали воры — повадились лазить ко мне, забирали все, что плохо лежит. Я даже поставил решетки, но их это не остановило. В конце концов стал бояться оставаться один в доме. Переписал хату на двоюродного брата, а сам поехал доживать свой век в дом престарелых.
— Степан Васильевич живет у нас уже одиннадцать лет, — рассказал «ФАКТАМ» директор Тывровского дома-интерната гериатрического профиля Александр Колкевич. — Он компанейский, открытый, неконфликтный человек. Всегда прекрасно ладил и со своими соседями, и с персоналом. Нас поражало, что он, будучи инвалидом, никогда не упускал возможности заработать. Мог, например, часами ходить по лесу на костылях, собирая желуди, чтобы потом сдать их в лесничество и получить какую-то копейку. Или ловил рыбу и тут же ее продавал. Для него важно было иметь деньги на карманные расходы. Правда, тратил их по пустякам, как ребенок. Например, покупал игровую приставку, диски с фильмами, антенну.
У нас учреждение открытого типа: мы не пускаем на территорию чужих, но наши подопечные имеют право свободно выходить в город, пройтись по магазинам, погулять. Степан Васильевич часто выходил из интерната — ему не сиделось на месте. И вот два года назад он предупредил нас, что собирается проведать родственников. Поехал на автостанцию… и исчез. Мы подождали ровно сутки — в течение этого времени он обещал вернуться. Когда этого не случилось, сразу же обратились в полицию. Еще через три дня Степана Штойко объявили в розыск.
— Я собирался встретиться с двоюродным братом, — объясняет Степан Васильевич. — Он работает в Виннице таксистом. Когда приехал в областной центр на автовокзал, ко мне подошли незнакомые мужчины. Спросили, не хочу ли подработать. Я не заподозрил ничего плохого — кругом базар, толпа людей. Стало интересно, пошел за ними. А они завели меня за угол, силой отобрали паспорт, пенсионное удостоверение, мобильный телефон. Затолкали в машину и куда-то увезли. Так я попал в рабство.
— Мне сказали, что вашими похитителями были цыгане?
— Цыгане появились позже. Первоначально меня похитили люди, которые называли себя западенцами и мадьярами. Главарем там был мужчина по имени Бора. Еще с ними был крупный дядька в военной форме. Он называл себя «атошником Юрой». Меня заставляли попрошайничать, просить милостыню возле магазинов или ходить по трассе на костылях. Чаще всего меня сторожил «атошник Юра» — чтобы я не сбежал или не утаил какие-то деньги.
Однажды ко мне подошел мужчина, представился сотрудником СБУ, показал «корочку», стал спрашивать, кто я, откуда. Не успел ему ответить, как к нам подскочил мой надзиратель. Боялся, как бы я, не дай Бог, не сболтнул чего лишнего. «Эсбэушник» презрительно посмотрел на Юру и сказал: «Люди на Донбассе кровь проливают, а ты тут вырядился в военную форму и „пасешь“ калеку, деньги на нем зарабатываешь». Нас обоих забрали в участок. Я очень обрадовался, что меня освободят из рабства, но сотрудник СБУ о чем-то пошептался с «атошником Юрой» — и отпустил меня ему на поруки.
— Как же вы очутились у ромов?
— Меня продали, как товар продают. Бора передал меня цыганской шайке, которой руководила женщина. Ее звали Юлия, но все говорили на нее Нуна. Бора получил за меня деньги, и я стал цыганским рабом. Нуна сразу объяснила, что у нее большая семья — муж, трое детей, мать, ей нужно снимать квартиру, всех кормить и одевать. А зарабатывать на все это должен я. Меня снова начали вывозить к супермаркетам и большим рынкам. Я должен был стоять на костылях с протянутой рукой или ходить по трассе, выпрашивая милостыню у водителей. В областных центрах — Одессе, Тернополе, Ивано-Франковске, Сумах — мог наклянчить до семисот гривен в день. В Жмеринке и других небольших городах — гораздо меньше. Когда мало приносил, меня ругали, обзывали тварью и скотиной. Забирали все подчистую, не оставляли денег даже на хлеб и сигареты.
— Чем же вас кормили?
— Сначала вроде было все нормально — мне и суп давали, и кашу. Но чем дальше, тем становилось хуже. Могли раз в день плеснуть в тарелку какой-то баланды на воде. Я худел, слабел, в конце концов заработал язву желудка и слег. Тогда моим хозяевам пришлось купить мне лекарства и начать чуть лучше кормить. Иначе я просто помер бы и они потеряли бы свой заработок.
Работать приходилось много и тяжело. В мороз, в дождь меня выгоняли на улицу. Костыли натирали тело до мозолей, до крови. Как-то раз я так устал, что прямо сказал Нуне, что у меня больше нет сил. Она заорала, что ей нужно платить за квартиру, и стала выталкивать меня за дверь. В сердцах я бросил в нее зажигалку. Зажигалка, как на беду, взорвалась, чуть не выбив Нуне глаз. В наказание меня надолго оставили без сигарет.
— В полиции рассказывали, что цыгане вас били.
— Еще как! За любой проступок, непослушание. Иногда просто сгоняли на мне злость. Один раз накинулись с кулаками, а я спрашиваю: «За что? Я же ничего плохого не сделал». А они говорят: «Чтобы на Окружной дороге на девок не заглядывался». Представляете? Особенно лютовали, если я заговаривал с кем-то чужим.
Как-то на трассе ко мне подошла женщина. Представилась сотрудницей социальной службы. Достала блокнот, стала записывать мою фамилию, год и место рождения. Посудите сами, разве мог я ей не ответить? Но сказать о том, что попал в рабство к цыганам, боялся. Дочка Нуны, которая в тот день была моим надзирателем, подскочила, стала улыбаться соцработнице, говорить, что она моя внучка, что у нас все в порядке. Тут я не выдержал: «Какая ты мне внучка?» Чиновница ничего не поняла и ушла. А меня в тот день цыгане избили до полусмерти. После этого боялся не то что пожаловаться кому-то, вообще на улице рот раскрыть.
— Но в конце концов вы все-таки решились обратиться к незнакомой женщине за помощью.
— У меня был всего один шанс, я не мог его упустить. Это было в Жмеринке возле магазина «Спортлайн», где я стоял с протянутой рукой. Дочка Нуны, которая обычно следила, чтобы я не сбежал и не присвоил себе милостыню, на минуту отвернулась. Увидев это, я заскочил в магазин, подошел к первой попавшейся кассирше и коротко сказал, что меня забрали в рабство цыгане, что за мной следят, заставляют просить милостыню. Попросил ее вызвать полицию. К счастью, она мне поверила и согласилась помочь.
Полицейские приехали быстро, забрали меня в участок. Я все им рассказал, очень просил помочь вернуть документы. Через некоторое время туда же привезли Нуну. Я как увидел ее, страшно перепугался. Думаю, сейчас она, как и «атошник Юра», договорится с полицией, нас отпустят, и банда Нуны разорвет меня на куски за то, что пожаловался. Но ее задержали, а меня отвезли обратно в интернат. Теперь я дома.
— Степан Васильевич вернулся к нам настолько изменившимся, что мы его еле узнали, — рассказывает психолог Тывровского дома-интерната Людмила Колкевич. — Худой, осунувшийся, заросший, грязный. Но хуже всего — он был как загнанный зверь: перепуганный, вздрагивал от любого шороха. Сначала даже боялся рассказывать, что с ним произошло: думал, а вдруг цыгане придут за ним снова и изобьют? Кстати, они действительно приходили. Пытались пробиться сквозь охранника к Степану Васильевичу, кричали, что хотят его видеть, поговорить с ним. Мы сказали им, что такой человек у нас уже не проживает — он, мол, переехал в другой интернат. Больше они не возвращались. Но, услышав о приходе цыган, наш подопечный от ужаса потерял дар речи. Я успокаивала его, убеждала, что он в безопасности. В конце концов Степан Васильевич начал потихоньку оттаивать сердцем, делился ужасами плена, говорил, как жалеет о том дне, когда решил ехать к брату. Мы его отмыли, откормили. Теперь он в полном порядке, стал спокойно спать. Надеемся, ничего подобного ни с ним, ни с другими нашими подопечными больше не произойдет.
— Да я вообще больше из интерната ни ногой! — заверяет Степан Штойко. — Лучше до конца жизни просидеть здесь, где чисто, сыто и спокойно, чем снова попасться банде цыган. А ведь они повсюду, их — море. И управы на них никакой.
Винницкая областная полиция открыла уголовное производство сразу по двум статьям — «Торговля людьми» и «Втягивание несовершеннолетних (имеется в виду 13-летняя дочка Нуны. — Авт.) в преступную деятельность». Злоумышленникам грозит до 15 лет лишения свободы, но пока сообщение о подозрении получила только главарь банды — 28-летняя Нуна. Учитывая наличие маленьких детей, ей избрана мера пресечения в виде домашнего ареста. Полиция также проверяет информацию о совершении ею и ее подельниками других аналогичных преступлений.
2349Читайте нас у Facebook
