«в субботу 26 апреля, приехав в чернобыль заказывать свадебное платье, я вдруг увидела множество пожарных машин и обеспокоенные лица… »
«В ту ночь зарево над ЧАЭС было ярче обычного»
- Вечером 25 апреля мы допоздна гуляли по селу и окрестностям, — рассказывает Марина Степанушко. — У нас места очень красивые. А та ночь действительно была необычной. По вечерам из нашего села были видны огни Чернобыльской АЭС и города Припять. И как бы зарево такое светящееся от них. Но в ту ночь зарево было намного ярче!
В селе куры в хлевах ночью обычно спят. А тогда не спали, кудахтали. И прочая живность вела себя как-то беспокойно. Мы не понимали почему. Словно тревога какая-то висела в воздухе.
С утра я белила хату, другими делами занималась. Витя на кладбище ставил памятник бабушке.
Но вот приезжаю в Чернобыль. Я по будням работала там секретарем-машинисткой в районной больнице. Жила у тети. А тут не узнаю наш небольшой тихий городок. Он весь запружен пожарными машинами! Столько их я в жизни не видела! И лица у пожарных какие-то обеспокоенные. В универмаге впервые услыхала, что на станции — пожар. Подумаешь, говорю, мало ли пожаров случается. Потушат!
Мы были настолько озабочены подготовкой к свадьбе, что на следующий день, 27-го, это было воскресенье, даже не стали отмечать Витин день рождения. Он отправился в Киев. На автостанции был ажиотаж. Многие горожане приехали помогать родственникам огороды сажать, другие — на поминальные дни.
Пришла заказать свадебный каравай в чернобыльский ресторан «Припять». Там узнала, что город энергетиков уже выселяют. Из Чернобыля людей выпускают, а назад не пускают. Билеты ни на автобус, ни на речную «Ракету» купить невозможно. Как же там, в Киеве, Витя?
Телефона в селе не было. О мобильниках мы тогда, в 80-е годы, и не мечтали. Сестра с зятем ехали в Чернигов. Мама посоветовала отправляться с ними. Дескать, оттуда легче уехать в Киев, они посадят на автобус. Я ведь раньше одна никогда в такие далекие путешествия не ездила!
Мы добрались до станции Зимовище, оттуда поездом через Белоруссию доехали до Чернигова. Как потом я разыскала Витю, это отдельная история. Адреса его кума, у которого мы останавливались, когда пару недель назад приезжали покупать обручальные кольца, у меня не было. Я знала, что кум жил не в самом Киеве, а в городе-спутнике Вишневом. В те годы, если помните, в просторечии или по привычке многие называли его Жулянами, по названию железнодорожной станции и ее поселка.
Вот и я помнила, что Жуляны. «Какие Жуляны?» — спрашивает таксист. — Аэропорт?» «Нет! — отвечаю. — «Вишневое?» А я понятия не имела о таком названии. Тогда водитель предложил, что будет ехать потихоньку, а я — внимательно смотреть. Наездили мы тогда на сто рублей, это была моя месячная зарплата! Но хорошая зрительная память все же меня не подвела. Нашли и Вишневый, и Витю. Оказалось, он все купил и возвращался домой. Только в Чернобыль его уже не пустили. Связи с селом не было. Я в Парышев тоже больше не попала.
«Нашу дальнюю родственницу с внуками родной брат на порог не пустил»
- Свадебный наряд с собой хоть захватили?
- Все осталось в селе, — говорит Марина Алексеевна. — Мы знали, что выселяют Припять. Но в те первые дни не думали, что эта беда коснется и нас. Да и за припятчан не особо переживали. Ведь говорили, что их выселяют лишь на три дня. Многие сели в автобусы в теннисках и легких платьицах, только детей да еду взяли.
Вот и мы надеялись, что к 9 мая, а именно на этот день была назначена свадьба, вернемся. А на одиннадцатое у нас уже были билеты на Север. Ведь, как рассказывали люди, через Копачи (село в пяти километрах от ЧАЭС) шли автобусы с припятчанами, а сельские люди на огородах сажали картошку.
Четвертого мая, на Пасху, эвакуировали и наше село. Попрощаться перед отлетом с родными мы приехали уже в село Вабля Бородянского района, куда их вывезли. Коров и телят велели сдать в колхоз, выдали справки, по которым потом хозяева получили денежную компенсацию. Как и за остальное оставленное в зоне движимое и недвижимое имущество.
Жили эвакуированные по людям. Моей маме хорошая хозяйка попалась.
Хотя люди рассказывали, что бывало по-всякому. Дальняя родственница, которая тоже жила в нашем селе, поехала с внуками к брату то ли в Днепропетровск, то ли в Донецк. И родной брат ее на порог не пустил!
Незадолго до аварии эта женщина перенесла операцию, у нее был рак груди. Слава Богу, вовремя хватились, операция прошла успешно, и она бы еще долго жила. Но от обиды, переживаний, стресса слегла и вскоре умерла.
- Ну так и где же вы расписывались? В Вишневом?
- Нет, уже на Севере. В Пэлыме. У нас в мае жара стояла, сады цвели. Приехали в Свердловск — а там лужи замерзшие. Я в туфельках и легком плащике. Правда, сотрудники Вити встретили нас на машине. Поехали по таежной дороге — сначала снег лежал лишь кое-где, когда же приехали в наш поселок за Полярным кругом — так его было уже чуть ли не по колено…
Север, конечно, понравился. Вите как молодому специалисту дали однокомнатную квартиру со всеми удобствами. В тайге летом полно ягод, грибов. Рыбу в реках и озерах мужики ловили чуть ли не голыми руками. Пэлым очень красивая речка. Не такая, как наша Припять, но весной вся в цветущей черемухе. Я даже не думала, что там, на вечной мерзлоте, за короткое лето на огородах у людей успевала вырастать отличная картошка! И колорадского жука травить не надо, его там нет! Ночи белые, света много, в июне сажают, а в середине-конце июля уже копают, потому что в августе могут начаться заморозки.
Красиво там, спору нет. Но человек, наверное, должен жить там, где родился.
Я была беременна, захотелось фруктов. В местный магазин привезли вагон яблок. Очередь за ними выстроилась на полпоселка. И за чем? Малюсенькие такие, червивые яблочки, белый налив. Дома мы на них и не смотрели, скотине скармливали. А здесь — убийство! Пол-литровая баночка клубники на Севере стоила десять рублей. За эти деньги можно было купить примерно пять килограммов мяса! У нас же за десятку в базарный день можно было полностью скупиться!
И хотя снабжение на Севере в основном было прекрасным, а зарплаты у работников нефтегазопромыслов очень высокие, Витю тоже тянуло в родные места.
«Потеряв слух, я не слышала, как плачет мой ребенок»
- Подошло время рожать, — продолжает Марина Алексеевна. — В рабочем поселке была только амбулатория. До ближайшего роддома надо было добираться часа два поездом, больше никакого сообщения. К тому же накануне там женщина умерла, поэтому Витя сказал, что поеду рожать домой.
Господи, мы не привыкли к тому, что дома-то у нас на родине больше нет!
Я уехала к маме. Она в то время жила у тети в Бородянке. В районной больнице увидели, что я из Чернобыля, и отправили в Киев, в областную. Был февраль. Одежду мою мама забрала. Какая-то медсестра или санитарка дала свою одежду и сапоги. Они оказались мокрыми. Я простыла. И когда родила, пошли осложнения. Крошечного Колю не давали кормить… (На столе в комнате, где мы беседуем, стоит большая фотография бравого десантника. — Авт. ). Оглохла. Не слышала даже, как Коля плачет. Потом, правда, слух восстановился.
Но это было позже. А из больницы я убежала с ребенком, притворившись здоровой. В палате стояла холодина, чаю вскипятить не было возможности.
Через три года я родила Оксану. Сейчас она уже студентка университета. Колю осенью ждем из армии. До службы он успел окончить техникум радиоэлектроники. Мечтает продолжить учебу в институте. Преподаватели считают его очень способным парнем.
Детей растила я, можно сказать, одна. Потому что, когда они были еще малыми, Витя умер. Здесь в Буче вроде бы все было у нас хорошо. Но муж очень тосковал по родным местам. Бучанские сосны напоминали ему наш Парышев. И сердце не выдержало.
- Как вы оказались в Буче? Ведь ваше село переселили в другой район.
- Да, в село Лукьяновку Барышевского района. Представляете, полещуков, выросших среди лесов на живописных холмах, возле рек и озер, вывезли в поля. Односельчане рассказывали: когда они подъезжали к новому месту жительства, одна наша женщина, прекрасная певунья, ее даже в хор Веревки приглашали, затянула «Степь да степь кругом… » Так люди начали плакать. А водитель остановил автобус — и лицом в руль. Все, говорит, не могу…
Вот этот домик купила свекровь. Не знаю, как сейчас, а тогда чернобылец имел право за свои деньги купить себе жилье по рыночной цене в любом городе или селе, а государство ему компенсировало стоимость.
Если бы свекровь переписала дом на Витю, она могла бы еще получить и квартиру. Ведь мы с мужем не получили ничего, кроме чернобыльской радиации! Свою квартиру на Севере он сдал. А здесь даже на очереди не стоял. Ну, допустим, формально в дни аварии он не жил в Парышеве, поскольку был прописан на Севере. Но я не только находилась в зоне в первые, самые страшные дни катастрофы, а была прописана в родительском доме. Пыталась встать на очередь в Ирпенском горисполкоме. Под разными предлогами отказывали. Даже к губернатору ходила. Только где он теперь… Правители приходят и уходят. А люди остаются наедине со своими бедами.
Потом я плюнула на хождения по кабинетам чиновников. Некогда было часами простаивать в очередях. Детей надо было поднимать, работать. Сейчас работаю экспедитором на фирме, торгующей мороженым.
Теперь могу признаться: во время второй беременности я снова надеялась, что родится мальчик. Витя же мечтал о девочке. А я… не то чтобы не хотела девочку. Мне было очень тревожно. В свое время моя будущая свекровь не хотела, чтобы Витя на мне женился. В нашем роду все женщины со временем становились одинокими. Может, дочери больше повезет?
838Читайте нас у Facebook
