Отбив у фашистов два райцентра, партизаны-наумовцы в октябре 1943 года вознамерились брать киев. Но секретарь цк демьян коротченко приказал повернуть на запад
Разглядываем старые фотографии.
-- Да, крепкий был мужик Сергей Семенович, -- говорит мой собеседник Петр Васильевич Жудра, бывший командир одного из отрядов, входивших в соединение Наумова, заслуженный учитель Украины и председатель Радомышльской районной ветеранской организации. -- Думаю, мог бы дожить до своего столетия. Если бы не война.
«Он всю жизнь жалел, что застрелил пленного белогвардейца»
-- А что это за мотоцикл, на котором восседают командир соединения Михаил Наумов (в коляске) и герой нашего рассказа?
-- Да немецкий БМВ! -- восклицает Петр Жудра. -- Вон на коляске, видите, кронштейны-держатели для пулемета. Очень удобная машина. Благодаря такой технике немцы в 1941-м быстро окружали нас. Но потом и мы научились воевать.
В конце 1943 года наше соединение взяло с боем и целый месяц удерживало районный центр Емильчино в Житомирской области. А местечко Городницу, которое славится лучшим в мире фарфором, освободило Молдавское партизанское соединение полковника Андреева. Так он прикатил к Наумову, чтобы пригласить его и Кищинского к себе на празднование Нового года, на трофейном «Опеле»!
Через пару дней Андреев решил их подвезти на этой легковушке. Но неожиданно потеплело, и «Опель» еле полз по грязи, буксовал. Так Кищинский тащил его мотоциклом!
-- Значит, Сергей Семенович умел водить…
-- Конечно! Недаром же он впоследствии стал заместителем министра автомобильного транспорта и шоссейных дорог! А воевал, кстати, еще в гражданскую, бойцом 25-й Чапаевской дивизии. Нет, Чапаева не видел. Кищинский пришел в дивизию в 1920-м, уже после гибели комдива.
-- Но до Емильчино, в августе, а затем в сентябре 1943-го, ваш и другие отряды тоже взяли райцентры Радомышль и Потиевку. И это -- почти рядом с автотрассой Житомир-Киев, железной дорогой Ковель-Киев…
-- Да. Пожалуй, в Потиевке было даже интереснее. Разведка доложила, что в этом местечке укрепился довольно сильный гарнизон немцев, а также батальон армянских легионеров. Фашисты создавали национальные легионы из пленных татар, армян, узбеков…
Кто-то из командиров предложил взять райцентр внезапным мощным ударом. Но, узнав, что в составе гарнизона находятся бывшие наши соотечественники, Кищинский рассудил иначе: «Надо дать им шанс перейти на сторону партизан, искупить свою вину». Он вообще был противником излишнего кровопролития. Вспомнил, как когда-то в гражданскую застрелил безоружного пленного белогвардейца, сказавшего что-то обидное… «И зачем я тогда грех на душу взял, тот беляк до сих пор у меня перед глазами стоит… » -- сокрушался комиссар.
Вскоре на нашу сторону перешли и гарнизон украинской полиции, и рота армян -- 250 человек во главе с лейтенантом Осипяном. И мы взяли Потиевку. С Осипяном Наумов, Кищинский и я дружили после войны долгие годы.
«Первый сердечный приступ у комиссара случился во время прыжка с парашютом»
-- Как Сергей Семенович попал в партизаны? Окружение?
-- Нет. Когда началась война, он работал секретарем Винницкого обкома партии. Руководил эвакуацией предприятий. И в суматохе руки как-то не дошли вывезти собственную семью. Пока кто-то из сотрудников не сказал, что эшелон, который уходит через час, -- последний. Тут Кищинский бросил все. Послал водителя за семьей, а сам помчался на станцию. Стрелка часов показывала время отправления. Машинист уже дал свисток, хотел трогаться. А машины с детьми и беременной женой все не было. Кищинский вскочил в кабину паровоза, приставил к виску машиниста револьвер и держал до тех пор, пока не увидел, что его родные сели в поезд.
Вскоре он сам покинул Винницу вместе с отступающими военными, влился в армию и в звании старшего батальонного комиссара (равно званию подполковника) воевал на Северо-Кавказском фронте. А где-то в конце 1942 года его отозвали в Москву и начали готовить к заброске во вражеский тыл. Прыгать ночью, да еще на землю, занятую врагом, на костры-ориентиры, которые могли оказаться гестаповской приманкой, -- не сахар. Можно было упасть на дерево, пенек или угодить в болото. И прощай, Родина. В ночь прыжка Сергей Семенович пережил первый в своей жизни сердечный приступ. Здоровье к 39 годам уже было подорвано. Перед этим, в 1937-м, репрессировали его брата. Сам со дня на день ждал ареста. Даже знал, кто написал донос.
Арест брата он скрыл и долгие годы боялся, что, если это обнаружится, будут неприятности. Знал Кищинский и то, что его предшественник на посту комиссара Иван Анисименко погиб. Тем не менее воевал Сергей Семенович бесстрашно. Хотя внешне он очень спокойный, сдержанный был человек, каждое решение тщательно обдумывал.
Например, после трагедии села Раска, уничтоженного весной 1943 года за помощь его жителей ковпаковцам, Кищинский запретил командирам отрядов нападать без серьезной нужды на небольшие полицейские посты в селах: «Скоро освобождение, от ответственности предатели не уйдут. Не хочется, чтобы из-за этих подонков немцы сожгли село… »
Однажды мы решили разгромить отряд карателей. Взяли местного мужичка в проводники и я отправил людей в разведку. Как вдруг пришла женщина -- жена этого проводника: «Люди добрые, немцы у нас хату сожгли, с детьми ночуем на улице, а партизаны забрали последние сапоги и фуфайку!.. »
Когда разведчики вернулись, я выстроил всех. Она тут же узнала мародера. Ну все, за такое полагается расстрел. Хоть и партизан неплохой. «Прости, командир, я виноват», -- показывает боец израненные ноги. Затем отворачивает лацкан френча. А там -- орден Красного Знамени. Еще за финскую. Что делать? Вещи он людям вернул. Из-за старого барахла жизни лишать? Чтобы другим неповадно? Доложил я Кищинскому. Тот нахмурился и велел всыпать провинившемуся шомполов.
Боец тот потом карателя раздел.
«Его дочь Надежда Сергеевна до сих пор боится даже хлопков шампанского»
-- Как питались партизаны? По-всякому, -- продолжает Петр Васильевич. -- Иногда удавалось напасть на немецкий обоз -- пировали. Население, конечно, помогало. Но люди тогда сами нищенствовали. Так что частенько приходилось поститься. Однажды в болотах Белоруссии сидели в блокаде, соли не было, а очень хотелось. От нехватки витаминов у многих начиналась цинга. Разведчики обнаружили на поле кучу брошенных минеральных удобрений. И хоть они оказались горько-солеными на вкус и пахли химией, мы сдабривали ими пищу. Но, рассказывал после войны Кищинский, он никогда не думал, что и на Большой земле, в советском тылу, люди тоже голодали! В январе 1944-го в соединение прибыла в качестве редактора партизанской газеты «Народный клич» выпускница университета Галя Гордиенко. Наумов и Кищинский пригласили девушку пообедать. А она села в углу -- и ни с места. Не хочет объедать. «Мы ведь не знали, что такое продовольственные карточки, по которым строго нормировались на каждого человека продукты питания! -- вспоминал Кищинский. -- Когда наш доктор Михаил Тарасов, до и после войны работавший в Кремлевской больнице, объяснил ситуацию, я тут же вспомнил о своей семье, бедствовавшей на Урале, и чуть не заплакал… »
-- Да, я хорошо помню и начало войны, и эвакуацию, -- говорит Владимир Сергеевич Кищинский, сын комиссара. -- Мне в 1941-м исполнилось одиннадцать лет. После того как папин шофер затолкал нас в вагон, мы ехали на Урал два месяца. Каждый день пропускали воинские эшелоны. В Жмеринке нас чуть не разбомбили. Наша сестренка Надя, тогда еще не родившаяся, но, наверное, пережившая весь ужас в материнской утробе, до сих пор боится резких звуков, даже хлопков шампанского.
На Урале, увидев, что мама беременна, никто не хотел нас брать на постой. Кому нужен маленький ребенок? Нас у мамы было двое -- я и средний брат Сергей, ныне покойный. Девятого сентября 1941-го, буквально через пару дней после прибытия, родилась Надя. Мама сама так ее назвала. Она очень надеялась дождаться папу. Он долго не мог разыскать наш новый адрес, чтобы отправить нам свой офицерский аттестат. И мы голодали. Помню, весной 1942 года маме выделили в поле огород, мы посадили картошку. Пришли убирать урожай -- а его уже кто-то выкопал. Потом, когда отец нас нашел, стало легче. Мы получали от него даже письма из партизанского отряда -- авиапочта работала.
В 1944-м соединение Наумова собралось выходить в свой последний Западный рейд, целью которого было пробиться в Польшу и Словакию. Говорят, Наумову в случае успеха обещали вторую золотую звезду, а отцу -- звание Героя. Но папу оставили в Киеве. Сказали: нужны кадры для восстановления народного хозяйства. А соединение в Польше попало в очень тяжелую ситуацию, вынуждено было вернуться на Украину, помогло нашим войскам освободить еще несколько городов. Наумов перенес контузию, заболел. И первого апреля 1944 года партизан поблагодарили, соединение расформировали. Завтра -- ровно 60 лет. Не верится! Хотя больше всего мы вот чем гордимся: когда подвели итоги боевой деятельности всех партизан Украины, России и Белоруссии, самый большой общий километраж рейдов оказался у наумовцев!
-- В октябре 1943-го, когда на левом берегу Днепра уже стояли советские войска, соединение Наумова тоже ринулось под Киев, в Клавдиевские леса, и оттуда прощупывало пути перехода речки Ирпень в районе Гостомеля. Уж не столицу ли собирались брать? -- спрашиваем Петра Васильевича Жудру.
-- Не поверите, но все бойцы и командиры горели таким желанием. Однако перед соединением была поставлена несколько иная задача: захватить плацдарм на правом берегу под Киевом для наших войск.
Комиссар Кищинский был против этой затеи, чувствуя, что на оборону столицы Украины немцы не пожалеют сил. Разведка подтвердила его опасения -- рубежи по берегам Ирпеня и других рек обороняли две танковые дивизии. Противник начал нас окружать. Засылал агентов, которые травили лошадей. Даже у Наумова погиб один конь из тачаночной упряжки.
Тем не менее все были полны решимости прорываться чуть ли не до Крещатика, куда ходили разведчики. Мы считали, что на выручку с левого берега придут наши войска.
Вдруг ночью 25 октября, когда отряды выстроились в общую походную колонну, ожидая приказа идти в пойму Ирпеня, радист неожиданно принес радиограмму от секретаря ЦК Компартии Украины Демьяна Коротченко с приказом повернуть на запад. И соединение ушло в район Макарова, где из-за чьего-то предательства (у гестапо разведка тоже работала) попало в тройное кольцо окружения. Крепко нас там потрепали. Но мы вырвались. Захватили трофеи. Очень кстати оказались дымящиеся немецкие полевые кухни с супом и кашей…
После войны Кищинский возглавил республиканское автотранспортное объединение «Союззаготтранс». Через некоторое время Лихачев, министр автомобильного транспорта СССР, чьим именем позже назвали московский автозавод «ЗиЛ», решил эту организацию подчинить себе и реорганизовать. Причем он намеревался провести реорганизацию осенью, в разгар вывоза с полей урожая. Доводы Кищинского не убедили министра. Тогда упрямый управляющий ударил телеграмму в Москву на Пленум ЦК. Никита Хрущев согласился с аргументами Кищинского, и реорганизацию перенесли на зиму, когда работы у транспортников поменьше.
Это, конечно, уязвило самолюбие Лихачева. И когда после реорганизации объединения киевские власти назначили Кищинского заместителем министра автомобильного транспорта и шоссейных дорог УССР, входившего в Минавтошосдор СССР, Лихачев четыре года не хотел утверждать Сергея Семеновича в должности. Слава Богу, в Киеве его ценили и поддерживали, любили за профессионализм и человечность.
Нашему автопарку надо было расширять территорию. Для этого пришлось снести домик, в котором жил инвалид войны. Ему выделили новый участок недалеко от меня, дали стройматериалы. Но прошел год, другой -- а новый дом не поднимается. Я выяснил: жил тот человек с семьей на маленькую пенсию, строиться ни силенок, ни денег не хватало. Тогда Кищинский распорядился выделить бригаду строителей и построить дом человеку бесплатно.
Когда я стал директором десятилетки, попросил его помочь приобрести для школы автобус, чтобы возить детей и педагогов на экскурсии. Ведь в те годы, это было начало 60-х, школьников возили на довольно приличные расстояния, в холодную пору в открытых кузовах грузовиков.
«Сдашь двадцать тонн металлолома -- получишь автобус!» -- сказал Сергей Семенович. Мы бросили клич, и дети начали таскать. На школьном дворе вскоре выросла гора ржавого железа. И через некоторое время мы получили неновый, но вполне приличный на вид бело-синий «пазик» с мотором, торчащим впереди, как у «газона». Довели его до ума. Каждое лето возили на нем учителей и учеников в Крым, на Кавказ (до Сухуми однажды доехали!), в Брест, Ленинград, другие города на экскурсии, запомнившиеся на всю жизнь.
Летом 1965-го в Пицунде встретились с Михаилом Ивановичем Наумовым. Немного располневший, неторопливый, одетый в легкие летние светлые брюки и тенниску, с маленькой любительской кинокамерой на ремешке, Наумов блаженствовал и вовсе не был похож на грозного генерала.
А Кищинский и вовсе был гражданским человеком. Даже на охоту в шляпе ездил. Но разве мужчины рождаются для войны?
Сергей Семенович и его супруга Елена Тимофеевна очень любили детей. И когда встретились после эвакуации и его боевой эпопеи, будучи уже в солидном возрасте, сообразили четвертого ребенка. Валера родился через 10 дней после Победы.
Долгие годы большая семья замминистра ютилась в однокомнатной квартире. Кищинский помогал многим. Но для себя не умел и не любил ничего просить. С детьми особо не цацкался. Когда старшие покончали вузы, всех отослал отрабатывать долг Родине в медвежьих углах. В столице они устраивались потом самостоятельно. Володя работал геологом. Сергей Сергеевич, уже покойный, -- дорожным строителем. Руководимое им ДСУ-41 строило Бориспольскую трассу -- первую на Украине скоростную автомагистраль. Всех тогда поражали ее ширина, ровная, без подъемов и спусков поверхность. И только специалисты знали, что в случае войны дорога могла превратиться в дополнительную взлетно-посадочную полосу для боевых самолетов.
Ну, и решили же ее испытать именно в этом качестве. Посадили самолет. А асфальт, уложенный, как у нас часто бывает, на мокрую от снега «подушку», намотался на шасси! Куски его летели в разные стороны чуть ли не в членов приемной комиссии, когда мимо них пробежал самолет. Ох и получил тогда, в том числе и от отца! Хотя все понимали, что команда «умереть, но сдать объект» к такому-то числу поступила свыше. «Самой главной командой может быть только требование технологии!» -- говорил сыну Кищинский.
Младшенькому же, Валерке, отец и вовсе сказал: «А ты отслужишь за всех нас!» -- и отправил учиться в Киевское высшее инженерное радиотехническое училище ПВО. Тот 25 лет запускал ракеты в далеких гарнизонах, даже на Байконуре, дослужился до полковника, батю переплюнул.
Кищинский рано овдовел. Жена умерла от рака. Валерке едва исполнилось восемнадцать. Сергей Семенович, мужчина видный, представительный, нравился красавицам бальзаковского возраста. Но больше так и не женился. До конца дней своих (а умер он в 1988-м) все вспоминал свою Леночку…
773Читайте нас у Facebook
