Потеряв шестилетнего сына, исчезнувшего во время бомбежки теплохода «армения» в первые дни обороны севастополя, мать разыскала его через 61 год, опознав по шраму на ноге от разбитой фарфоровой чернильницы
Шел ноябрь 1941 года. Посадив в севастопольском порту жену с двухмесячным Бориской и 6-летним Алькой на теплоход «Армения», эвакуировавший раненых и беженцев на Кавказ, мичман Леонид Найда не знал, что отправляет их навстречу смерти. Когда судно находилось у берегов Ялты, немецкий бомбардировщик сбросил торпеду, которая угодила в нос корабля. Многотонная посудина затонула за четыре минуты, затянув в гигантскую воронку пять тысяч раненых, женщин и детей В живых осталось восемь человек.
Схватив детей, мать прыгнула с борта тонущего корабля в ледяную воду
-- Это были первые дни обороны Севастополя, -- вспоминает Борис Найда, младший брат героя публикации. -- Как рассказывала мне мама, выйдя из Севастополя, корабль зашел в Ялту, чтобы принять на борт беженцев и эвакуированных из Симферополя и дальше держать курс на Кавказ. Когда теплоход уже находился достаточно далеко от Ялты, на него налетели немецкие бомбардировщики. Говорят, это было страшное зрелище! Если «Титаник» тонул несколько часов, наш корабль ушел под воду за несколько минут
Видя, как судно стремительно погружается, Александра Найда обхватила одной рукой сверток с двухмесячным Бориской, взяла за руку шестилетнего Альку и прыгнула в воду Вынырнув, она увидела, что оба сына живы, вот только у Алика голова почему-то в крови. Неподалеку от нее обезумевшие от страха люди хватались друг за друга, дрались за проплывающие бочки и деревяшки, пытаясь удержаться на плаву. Поняв, что в такой мясорубке ей не выжить, женщина закричала от ужаса и вдруг заметила рядом раненого с перебинтованной головой, который держался за спасательный круг.
Схватившись за круг и водрузив на него сверток с младенцем, мать приказала старшему сынишке тоже держаться покрепче за круг ручками. Подняв глаза, она увидела пистолет, направленный в их сторону. Подумав, что обезумевший пассажир корабля решил ее убить, Саша воскликнула: «Не надо!». «Дура, -- прохрипел раненый комиссар, -- возьми пистолет! Подашь сигнал нашим кораблям. Бери круг, спасай детей. А я вряд ли уже » Обессилевший мужчина еще минут десять держался за круг, а потом тихо ушел под воду.
-- Когда комиссар погиб, мне показалось, что на освободившееся у круга место со всех сторон плывут люди, -- вспоминала Александра Найда. -- Если бы они добрались до нас с детьми, они вырвали бы круг в считанные секунды и мы бы погибли. Я стала кричать: «Всех перестреляю!», что-то кричала еще, а когда пришла в себя, поняла, что это не люди плыли, а просто трупы качались на воде
Один Бог знает, сколько минут она пробыла в холодной воде, намертво припечатав окоченевших детей к спасательному кругу. Когда неподалеку возник сторожевой катер, женщина подумала, что бредит. Но чьи-то крепкие руки вытаскивали ее и детей из воды, растирали ей тело, поили чаем, пеленали в сухое младенца. Услышав, как попискивает Бориска, мать вскинулась: «А где мой старший сын, Алька?» «На другом катере, -- успокоили ее спасатели. -- Заберете его на берегу». Однако когда она сошла на берег, сына там не нашла. Ничего о нем не знали ни в военной комендатуре, ни в эвакопунктах, ни в близлежащих детских домах. Мальчик как в воду канул.
После падения у маленького Альки отшибло память, и он забыл свое имя и фамилию
Приняв на борт сторожевого катера шестилетнего мальчугана с утонувшего корабля, спасатель Александр Симонян содрогнулся от жалости. Мальчишка был в прострации, на вопросы не отвечал, и мужчина решил отвезти его к себе домой, а потом уже отдать родителям. Врач, пришедший к ним домой, сказал, что у ребенка черепно-мозговая травма и воспаление легких. Выходив мальчишку, глава семейства так привязался к ребенку, что не захотел его возвращать родным.
-- У отца не было своих детей, а тут судьба подбросила ему такой случай, -- пытается восстановить события тех дней Олег Симонян. -- Вот он и не устоял, решив присвоить себе чужого ребенка. Когда я очнулся после болезни, оказалось, что от удара во время падения с корабля у меня отшибло память. В памяти осталось одно имя -- Леня. Позже оказалось, что это имя моего отца. Я не помнил, кто я, откуда, как фамилия моих родных, и все же чувствовал: папа Саша и мама Полина -- чужие мне люди. Я так страдал! Помню, постоянно плакал и просил их отвести к моим родным маме с папой. Но отец сердился и запрещал мне говорить на эту тему.
-- Он знал, чей вы сын?
-- Мне кажется, догадывался. Он работал спасателем в ОСВОДе, а мой отец, мичман Найда, был в Севастополе личностью довольно известной. Но даже если и не знал, мог сообщить о нашедшемся ребенке с затонувшего судна в любое военное ведомство. Вместо этого отец затаился, а через пару лет оформил мне метрику, где записал меня на свою фамилию. Так я, украинец Найда Альберт Леонидович, 1935 года рождения стал армянином Симоняном Олегом Александровичем, 1940 года рождения. От моей прежней биографии не осталось ни малейшей зацепки, поэтому родные и не могли меня найти.
В 1944 году след Альки--Олега и вовсе потерялся. Мальчика вместе с новыми родителями в числе других армян депортировали в Сибирь. После войны семья Найд вернулась в Севастополь и родители продолжили поиски старшего сына. Не зная о том, что мальчик под чужой фамилией живет в Сибири, родной отец Альки искал сына по всему Крымскому полуострову много лет. Не было детского дома, куда бы он не приходил, не было ни одного архива в стране, куда бы он не посылал запросы. Обращался в местное радио, центральные газеты, но никаких результатов не было. Говорят, мичман так переживал исчезновение сына, что после войны пошел тралить немецкие мины -- искал смерть
Между тем ребенок, похищенный у чужой, семьи стал мешать Симонянам, бедствующим в депортации в Сибири. Если приемный отец хоть как-то защищал мальчишку, мачеха попрекала найденыша куском хлеба. Мальчик постоянно сбегал из дому, пока не оказался в детдоме в Туркменистане.
-- Это были самые лучшие годы моей жизни, -- признается Олег Александрович. -- К нам, детям войны, относились очень хорошо. Но я все же хотел найти своих настоящих родителей. Рассказал об этом воспитателю Анне Игнатьевне, все мы ее очень любили. «Сыночек мой, миленький, -- сказала она. -- Если бы ты хотя бы знал фамилию, а ты помнишь только имя Леня. Сколько ж таких Лень во всей стране »
«Сынок, а пятнышки на ноге у него есть?» -- беспокоилась 92-летняя старушка
Рассудив, что настоящие родители для него безвозвратно потеряны, Олег после детдома вернулся к приемным родителям в Сибирь. В 1956 году, когда переселенцам разрешили возвращаться домой, глава семейства не захотел ехать в Севастополь и выбрал Ереван. Там и прошла жизнь Олега Александровича. Он женился на армянской девушке, у него родились дети Давид и Ася. И все же тайна своего происхождения не давала ему покоя.
-- Когда мать была при смерти, она сказала моей жене: «Феня, позови скорей Олега, я ему что-то хочу сказать», -- вспоминает мой собеседник. -- Но тут влетел отец, она замолчала и через несколько минут умерла. Старик тоже перед смертью ничего не сказал, унеся эту тайну в могилу. Я думал, что мне так и не суждено узнать, кто я такой. Но однажды тяжело заболел, лежал в полумертвом состоянии, не мог даже глаза открыть, только слушал телевизор. Как раз шла передача «Жди меня». И вдруг слышу рассказ о корабле и слова: «Алик, если ты жив, мы тебя очень ищем, отзовись!». Меня, как током ударило: речь идет обо мне!
Дальнейшие события разворачивались с калейдоскопической быстротой. Сын Давид срочно связался с творческой группой передачи «Жди меня», утверждая, что его отец Олег и есть тот самый шестилетний Алька, о котором шла речь в сюжете. Но когда журналисты обратились к севастопольским военным экспертам, оказалось, что в ноябре 1941 года случай гибели судна с эвакуированными зафиксирован не был. Трогательная история о пропавшем мальчике в бескозырке стала походить на красивую легенду. И если бы не дотошность председателя совета участников героической обороны и освобождения Севастополя контр-адмирала в отставке Михаила Байсака, кто знает, как бы она закончилась
-- Когда с нами связались московские журналисты, я пригласил большую группу ветеранов и музейных работников, -- вспоминает Михаил Байсак. -- Изучив все данные, мы остановились на том, что события происходили в апреле 1942 года на теплоходе «Сванетия». Но родные утверждали, что Алик потерялся в ноябре 1941-го! Я продолжил поиск, поднял все архивы и в военных документах нашел, что 6 ноября транспорт «Армения» действительно принял на борт около двух тысяч тяжелораненых бойцов, сотрудников военно-морского госпиталя Черноморского флота, эвакуированных и покинул Севастополь. По приказу военного командования корабль зашел в Ялту. Там он принял на борт беженцев и эвакуированных из Симферополя. И когда утром 7 ноября «Армения» с отличительными знаками санитарного судна вышла курсом на Кавказ, на траверзе Ялты ее атаковал немецкий самолет-торпедоносец
Журналисты стали готовить родню к встрече. К сожалению, к тому времени умер отец Леонид Евстигнеевич, зато были живы мать и младший брат, тот самый двухмесячный Бориска, переживший вместе с братом кораблекрушение в море. Борис Леонидович пошел по стопам отца. Он закончил высшее военно-морское училище, в последние годы служил на Камчатке. Кстати, женился он тоже, как и его брат, на армянке, стал отцом троих детей. Именно Борис Леонидович и вел в последние годы активные поиски брата.
Братья не могли договориться, где же должна состояться историческая встреча: в Ереване, на Камчатке или в московской студии передачи «Жди меня». В конце концов было решено: все летят в Севастополь, к маме, где журналисты и снимут сюжет для передачи.
Перед встречей с Алькой Александра Арсентьевна взволнованно спросила у младшего сына Бориса: «Сынок, а пятнышки на ноге у него есть?» -- «Есть, мама, есть», -- улыбнулся Борис, подумав, что детский шрам (когда-то Алик наступил на разбитую чернильницу и чернила зашли под кожу, образовав подобие татуировки) стал, пожалуй, самым главным аргументом в «идентификации» брата.
Когда с трапа самолета, прилетевшего из Еревана в симферопольский аэропорт, сошел долгожданный гость, 92-летняя Александра Арсеньтьевна замерла. Невозможно было поверить в то, что этот крупный седовласый мужчина, говорящий с выразительным армянским акцентом, и есть ее щекастый улыбчивый Алька, фотографию которого она бережно хранила много лет. И все же, повинуясь материнскому инстинкту, она прильнула к сыну, которого не видела 61 год.
Наверное, тогда, в материнских объятиях, и пришло к Олегу Александровичу решение вернуться домой. Он уладил все свои дела в Ереване и в июле 2003 года вместе с верной женой Феней переехал в Севастополь, к маме. К сожалению, здоровье Александры Арсентьевны очень пошатнулось, она требует ежеминутного ухода. Но эта ноша для сына не тяжела, ведь столько лет он мечтал быть рядом с мамой.
-- Я до сих пор не могу поверить в происходящее, -- говорит Олег Александрович. -- Осознавать, что по чьей-то злой воле прожил не свою, а чужую жизнь, очень тяжело. Я начал переоформление документов, собираюсь вернуть себе прежние имя, фамилию, национальность и гражданство. Жаль только, годы вдали от родных не вернуть
1328Читайте нас у Facebook