Распоров тяжелый китель дважды героя советского союза генерала петрова, вместо зашитых в нем драгоценностей воры обнаружили… Свинцовые вставки для протезов
После сложнейшей ампутации в сентябре 1943 года и годичного лечения в госпиталях Герой Советского Союза капитан Василий Петров вернулся в свою действующую часть. За неделю до Победы командир артполка Петров, выйдя на передний край и сбросив плащ-палатку, которой прикрывал отсутствие рук, поднял пехоту в атаку. В этом бою офицера буквально прошило пулями. Известие о Победе и награждении его второй Золотой Звездой застало Василия Степановича в медсанбате…
Сегодня о легендарной силе духа Василия Петрова вспоминает его сын, заместитель командира воинской части N 1310 майор Иван Петров.
«Отец бросил курить после того, как ребенком я наткнулся в темноте на огонек его папиросы»
-- «ФАКТЫ» уже не раз писали о генерале Петрове -- Василий Степанович был неординарным человеком. А вас что больше всего удивляло в отце?
-- Меня до сих пор потрясает его физическая выносливость, -- рассказывает Иван Петров. -- Отец считал, что человек, не умеющий долгое время выдерживать физические нагрузки, слаб морально. Поэтому себя он нагружал чрезмерно: вставал в шесть утра и до восьми занимался индивидуальным комплексом упражнений. Например, качал пресс более сотни раз, час бегал. Не только себя заставлял не щадя живота заниматься, но и меня.
Я рос очень хилым ребенком, болел всеми болезнями подряд. В пятилетнем возрасте во время игры в футбол у меня выпала подколенная сумка и нога стала плохо сгибаться. Благодаря настойчивости отца, под наблюдением которого мне делали специальный массаж, больше я об этой травме не вспоминаю.
Каждое лето, вплоть до моего поступления в артучилище, мы ездили на родину отца, в Запорожскую область, на Азовское море. Тогда между селами Райновка и Строгановка Мелитопольского района рос огромный фруктовый сад, возле которого отец разбивал палаточный лагерь. В нашу программу отдыха входили свежий воздух, море, фрукты и «физика». До берега моря было метров 700. Вот мы до завтрака кругов 20-30 туда и обратно сбегаем -- и за арбузы.
После больших физических нагрузок отец считал полезным есть арбузы, чтобы восстановить баланс жидкости в организме. Перед нами ставился тазик, солдатик разрезал огромный 10-килограммовый арбуз для отца и чуть поменьше -- для меня. Пока я его не съедал, никуда не шел. Но если каждое утро в приказном порядке есть арбуз, он быстро надоедает…
-- Оспаривать решения отца не пытались?
-- Пробовал, но это практически бесполезное занятие. Отец для нас был непререкаемым авторитетом.
Здесь же, на море, он бросил курить. Когда мне было четыре года, как-то вечером он подозвал меня к себе. В темноте я пошел на огонек его папиросы и наткнулся на нее глазом. С глазом-то у меня все обошлось, а вот отец с тех пор не курил. Бросил безо всяких обещаний типа «Это моя последняя сигарета» или «С понедельника не курю».
В феноменальной памяти отца хранилось огромное количество информации, которую я, например, запомнить не могу. В бытовом плане это ему очень помогало. Он знал расположение всех вещей в доме, начиная с катушки ниток и заканчивая бумажкой с номером телефона, которая должна лежать в третьей стопке слева от телефона.
Такой же порядок был раз и навсегда установлен в машинах, прикрепленных к отцу. Автохозяйство из двух УАЗов, «Волги» и штабной машины-кунга находилось на его даче в Пуще-Водице. Так вот, монтировка всегда лежала на одном и том же месте, комплект мыльно-рыльных принадлежностей (прошу прощения за профессиональный сленг) -- только в нише передней двери. У других военных я такого порядка не встречал.
«По просьбе генерала Петрова его «Волгу» на автозаводе покрасили в цвет хаки»
-- Смею предположить, что генерал Петров был особо требователен к дисциплине…
-- Отец считал, что военная форма должна соответствовать содержанию, -- вспоминает Иван Васильевич. -- «Ты приходишь или вовремя, или никогда!» -- говорил он мне. Я рос довольно-таки безалаберным молодым человеком, поэтому не мог приходить точно минута в минуту. Отца это ужасно возмущало. Если же я опаздывал на 10 минут, он мог сказать: «Езжай обратно!» Работу отца никто не контролировал. Но он установил для себя строгий распорядок дня и категорически его придерживался: в 8. 00 -- завтрак, в 8. 30 -- машина подъезжает к дому, в 8. 32 -- отъезд на работу. Нельзя сказать, что отец был дотошным, но порядок любил.
-- А что еще любил ваш отец?
-- Пушкина обожал. Знал наизусть его «Песнь о вещем Олеге», «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, часто цитировал «Капитанскую дочку». На его письменном столе в рабочем кабинете на улице Десятинной в центре Киева лежало издание «А. С. Пушкин. Избранное» 1953 года. Когда отец отвлекался от обдумывания фраз в уме, чтобы сразу писать свои воспоминания набело, просил, чтобы ему помогли открыть Пушкина на нужной странице.
Любил поэзию Лермонтова, хорошо знал философскую и античную литературу: Демокрита, Лукреция. Часто вспоминал библейское выражение «Бойтесь данайцев, дары приносящих!»
Еще отец любил демонстрировать гостям мою выносливость -- в старших классах я мог за 40 минут подтянуться 250 раз. После чего во время завтрака моя вилка постоянно постукивала по тарелке, а на первых уроках ручка плясала в тетради.
Вот, посмотрите, -- Иван Васильевич показывает мне ладони с горошинками мозолей, -- я не занимаюсь физподготовкой уже 12 лет, но следы от турника остались до сих пор. А раньше подушечками пальцев ничего не чувствовал, ладони были, как деревянные.
С большим удовольствием папа встречал Новый год и делал подарки. Даже когда меня на этот праздник не было дома, обязательно накрывался стол и наряжалась елка. В пять лет мне подарили радиоуправляемый танк -- 25 лет назад это был настоящий шик!
А вот День Победы отец не любил. Считал, что несправедливо раз в году вспоминать о победителях. Отображение войны в кино ему казалось утрированным. И никогда лишний раз никому не рассказывал ее ужасов или событий, в которых принимал участие. На его кителе, сшитом по спецзаказу (со свинцовыми вставками для протезов, чтобы рукава держали форму и легче было поддерживать равновесие), были прикреплены только боевые ордена и медали. Такой китель весил около пяти килограммов плюс вес 15 наград. Кстати, две недели назад в очередной раз ограбили дачу отца. Особое внимание воры уделили непривычно тяжелому кителю. Ожидая найти в нем какие-то сокровища, распороли мундир по всем швам.
-- Кажется, такой человек не мог быть суеверным…
-- Отец был верующим человеком, хотя нательный крестик не носил. Но по его настоянию меня после рождения крестили. Между прочим, отец коллекционировал подковы. Они висели у нас на дверях, а самая массивная -- от немецкого мерина -- была прибита на пороге. Особо важные дела, в том числе и отъезд на море, никогда не начинал в понедельник или пятницу -- только во вторник или среду.
Однажды перед отъездом с моря за нами заехал друг отца генерал Иван Купин на своей «Волге». Как старший по званию Иван Васильевич сел рядом с водителем. Мы с отцом расположились сзади. К слову, до сих пор не видел больше зеленой «Волги» -- выпускались только белые или черные. На Горьковском автозаводе по просьбе отца новую машину сразу же покрасили в цвет хаки.
Только мы тронулись с места, как дорогу перед нашей машиной перелетел ястреб-тетеревятник. Отец сказал: «В дороге будет неприятность: хищная птица перелетела слева направо». Спустя какое-то время у следовавшей за нами машины генерала Купина забарахлил двигатель, пришлось его ремонтировать. На мой вопрос «Почему поломка случилась не у нас?», отец ответил: «Потому что генерал старше по званию и сидел на командирском месте».
«Моим первым словом была «самоходка», а не «мама-папа»
-- Очевидно, выбор вашей профессии был делом решенным…
-- Мама говорит, что моим первым словом была «самоходка», а не «мама-папа», -- продолжает майор Иван Петров, закуривая сигарету. -- С четырех лет я носил военную форму и очень этим гордился. Всегда мечтал стать военным. Этого же хотел и отец. Но тем не менее в Суворовское училище меня после восьмого класса не пустил: «Успеешь еще в сапогах походить!»
После первого курса Сумского артучилища, которое в свое время закончили мои отец и старший брат, я вместе со своим другом приехал на побывку к отцу. Он налил нам как вступившим во взрослую жизнь мужчинам свой фирменный напиток: пятилетнюю настойку пшеничной водки на красном стручковом перце с добавлением чебреца и побегов петрушки. По полному стакану. Мы хотели сначала поесть, но отец скомандовал: «Пейте!» А сам сидит в кресле и наблюдает за будущими командирами.
Мы, не чокаясь, выпили и стали шарить по столу наощупь в поисках огурца, чтобы закусить. Глаза открыть боимся. Моя правая половина лица, которую видит отец, просто окаменела, а по левой течет предательская слеза. Из последних сил стараюсь не показать, как нестерпимо жжет водка. Попросив разрешения выйти, откашлялся и выпил воды. Сразу за мной в ванную влетел друг, у которого из глаз текли слезы, но он-то хоть к отцу спиной стоял… Генерал так и не увидел, как у меня слеза пошла.
А что вас удивляет? Отпросился выйти. Отец всегда требовал, а сейчас и я, как и все командиры, придерживаться принципа: в присутствии старшего по званию обращаться к нему: «Разрешите выйти?» Иначе подчиненные будут шарахаться по комнате, кто, когда и куда захочет. Мы с товарищем -- курсанты первого курса, я же не могу сказать генералу: «Папа, ну его в баню, я выйду!»
-- На здоровье Василий Степанович не жаловался?
-- Ни разу не слышал от отца жалоб, что у него что-то болит. В крайнем случае он мог сказать: «Плохо себя чувствую», но никогда не акцентировал внимание на себе, не требовал, чтобы все, оставив свои дела, занимались им. Хотя наше внимание очень ценил. Во всяком случае, сейчас я понимаю, как он нас любил и берег…
С девяносто третьего… отставить, с 1994 года отец начал терять зрение, но никому об этом не говорил. Ходил по дорожкам дачи, автоматически отсчитывая шаги от поворота до поворота. Он вообще не хотел ложиться в госпиталь, потому что на даче чувствовал себя уверенно. Тут у него все было просчитано: чтобы встать с кровати, надо было повернуться на правый бок и спустить ноги на пол. Чтобы зайти в ванную -- сделать два шага из комнаты и пройти четыре по коридору. А в госпитале отец, который практически ничего не видел, чувствовал бы себя беспомощным, что было для него невыносимо.
Последние пять месяцев отец стал буквально угасать на глазах. Врачи сказали: двусторонняя пневмония. Мы все вместе принялись уговаривать отца. Я даже позволил себе вольность настоять на своем в довольно-таки грубой форме и не посчитаться с его мнением. Только после этого отец согласился лечь в госпиталь.
Там он поразил всех своей стойкостью. Для взятия из легких проб жидкости следовало глотать зонд или прокалывать грудную клетку -- процедуры довольно болезненные. Отец ни разу не подал вида, что это ему тяжело и причиняет боль. Окончательный диагноз установили поздно. Начали колоть самый модный антибиотик. Наступило какое-то улучшение. Но точку возврата -- есть такой термин в авиации, означающий момент поворота самолета на свой аэродром, -- упустили. Отец умер в апреле этого года.
499Читайте нас у Facebook
