Сын легендарного лейтенанта петра шмидта, рожденный от проститутки, всю жизнь боролся с идеями психически больного отца
История восстания матросов Черноморского флота в 1905 году в Севастополе во главе с лейтенантом Петром Шмидтом на крейсере «Очаков», поднявшим красный флаг, более чем известна, а имя руководителя мятежа было канонизировано большевиками. Образ героического лейтенанта культивировался в советское время вовсю, но вот о его личной жизни практически не говорилось. Разве что у Ильфа и Петрова в романе «Золотой теленок» появились незабвенные «дети лейтенанта Шмидта»…
«На уличной твари женился!», -- кричал отец Петру
Первым приоткрыл завесу известный писатель Константин Паустовский: «Молодость Петра Шмидта со знаменитым «хождением в народ», с призывом спасать «падших женщин» и переносить вместе с народом все тягости его существования… Как человек пылкий, он был сторонником решительных дел, а не решительных разговоров. Поэтому он действительно женился на проститутке, желая ее спасти».
Знакомство с Доминикой Гавриловной Павловой состоялось прямо на улице, или, точнее, «на панели». Венчались они в церкви тайно, сразу после окончания 22-летним Петром морского корпуса. Отца -- отставного контр-адмирала Шмидта -- чуть не хватил удар, когда тот узнал об этом. «На уличной твари женился!» -- кричал он в гневе Петру. Впрочем, сын и не думал смириться, так как не мог простить отцу повторный брак вскоре после смерти матери. Дина и Петр действительно полюбили друг друга. А рождение сына Евгения сблизило их еще больше. Супруги пытались не расставаться даже тогда, когда молодой мичман нес службу: жена ехала в порт, где находился корабль ее мужа. Стойко Дина встретила и начавшиеся у супруга психические расстройства, в связи с которыми император Александр III удовлетворил его рапорт об отставке летом 1889 года. После этого они жили в Таганроге, Париже и Одессе. Но тоска Шмидта по морю заставила его через три года гражданской жизни обратиться к своему дяде -- вице-адмиралу -- с просьбой помочь вернуться на флот, и его зачислили во флотский экипаж нового крейсера «Рюрик». Потом была мореходная канонирская лодка «Бобр», жизнь во Владивостоке, Шанхае, Нагасаки. За рубежом Шмидт «прославился», пытаясь поднять своих матросов на убийство владельца гостиницы, где жила его семья, -- тот «осмелился» требовать деньги за отопление квартиры. Скандал едва замял российский консул Василий Костылев. Тем не менее, по требованию командования лейтенант Шмидт был направлен в нагасакский береговой лазарет «для лечения от болезни неврастении». Все кончилось очередной отставкой, жизнью в Одессе и двумя годами плавания на грузовых судах Русского общества пароходства и торговли .
После переезда семьи в Севастополь между женой и мужем произошел конфликт. Скорее всего, Дина на выдержала обострения психической болезни мужа на фоне его увлечения социалистическими идеями, когда он сутками пропадал на митингах.
Спустя 18 лет совместной жизни они расстались…
«Как душевнобольной человек мой муж по закону неподсуден»
Шмидт сначала отказывался возглавить восстание на кораблях Черноморского флота и согласился только под давлением революционно настроенных матросов. Он также был против вооруженного восстания севастопольцев, находя его преждевременным и губительным, однако вынужден был подчиниться результатам голосования. Более того, уже на «Очакове» лейтенант предложил всем желающим матросам покинуть обреченный крейсер, но сам оставался на капитанском мостике. Рядом с ним стоял сын Евгений…
К этому времени Евгений уже год учился в Константиновском реальном училище. Как рассказал «ФАКТАМ» кандидат исторических наук Александр Райхцаум, исследовавший жизненный путь Евгения Шмидта, воспитывался он под сильнейшим влиянием отца, уже с юных лет проявил интерес к революционным идеям, так что Петру Шмидту даже приходилось сдерживать пыл юноши. Сам Евгений вспоминал: «Наш класс в глазах начальства считался наиболее бунтарским, выступая против правил внешкольного надзора и прочих скорпионов гимназического жития-бытия». Узнав о восстании, Евгений сам добрался до «Очакова» и оставался с отцом до конца. Только когда крейсер начал тонуть, они бросились в море. Сына и отца выловили и поместили в казематы Очакова. Через 40 дней после ареста влиятельные родственники вызволили из-под ареста юношу. Пытаясь спасти и бывшего мужа, Дина пишет в военный трибунал письмо, в котором приводит многочисленные факты психического расстройства Петра Шмидта, что даже «привело к заиканию сына», а посему, мол, он, как неоднократно лечившийся душевнобольной человек, является по закону неподсудным. Однако Петр, крайне обиженный на бывшую супругу, категорически отбросил спасательную соломинку, заявив, что он полностью здоров.
После расстрела «первого красного адмирала», выполняя его волю, Евгению передали текст последнего слова отца на суде. На конверте было написано: «Дорогому и единственному другу -- сыну моему»…
Среди материалов Временного правительства, рассказывает Александр Райхцаум, нашлось письмо юнкера Петроградской школы подготовки прапорщиков инженерных войск Евгения Шмидта, в котором он ходатайствовал о разрешении присоединить к носимой им фамилии слова «Очаковский». Молодой человек пояснил, что это желание вызвано стремлением сохранить в своем потомстве воспоминание об имени и трагической смерти его отца-революционера. Вместе с тем, происходя от предков, поселившихся в России еще при Петре I, Евгений настаивал на русифицировании своей чисто немецкой фамилии. Комиссар Временного правительства поддержал это прошение, и с мая 1917 года Евгений стал носить фамилию Шмидт-Очаковский.
«Погибла Россия, которую так безумно любил мой отец»
Сын Петра Шмидта не принял Октябрьский переворот. В том же году, присутствуя в Севастополе на поминках по героям восстания на «Очакове», он написал: «За что ты погиб, отец! Ужели для того, чтобы сын твой увидел, как рушатся устои тысячелетнего государства, расшатываемые подлыми руками наемных убийц, растлителей совести народной, как все мерзкое, преступное и продажное душит все честное и высокое, как великая нация сходит с ума, как с каждым днем, как с каждой минутой все более втаптываются в кровавую грязь те идеи, ради которых ты пошел на Голгофу? Хотелось исступленно кричать о том, что гибнет, что уже погибла та Россия, которую так безумно любил мой несчастный отец». Евгений участвовал в белом движении, воевал в ударных частях генерала Врангеля, стоял в последней обороне Крыма. Бежал из родного Севастополя в Стамбул, бедствовал с другими эмигрантами в лагерях. Позже перебрался в Чехословакию, где в 1926 году выпустил книгу «Лейтенант Шмидт. Воспоминания сына». В предисловии отметил: «20 лет отделяют меня от дней очаковских. С тех пор произошли события, в тысячу раз ужаснейшие, пролились моря русской крови, мир переменил свое лицо, совершилась полная переоценка ценностей во всех областях человеческого духа». Сама же книга содержала резко отрицательные оценки советской власти, которую Шмидт-младший называл сборищем утонченных садистов и иступленных злодеев, а Троцкого и Дзержинского -- сверхпалачами. «Через 20 лет, читая в газетах о скопищах в голодной Совдепии многочисленных швеек, золоторотцев, убийц и международных жуликов, носящих украденное у Французской революции название «Революционный трибунал», я вспоминаю позорное поведение судей в процессе моего отца».
Никаких серьезных откликов появление этой книги не имело, как, впрочем, никого, по сути, не интересовала и дальнейшая судьба Евгения Шмидта-Очаковского. Известно лишь, что умер он в бедности в Париже в 1951 году.
1045Читайте нас у Facebook
