ПОИСК
Події

Генеральный прокурор российской федерации владимир устинов: «в ночь штурма на дубровке я находился в штабе… »

0:00 5 березня 2003
Інф. «ФАКТІВ»
Личности главарей теракта в «Норд-Осте» известны, как и фигура пособника. Скоро ему будет предъявлено обвинение, и он предстанет перед судом

25 февраля Владимиру Устинову исполнилось 50 лет. Мы встретились накануне его юбилея. Я поздравил Генерального прокурора с круглой датой и заодно решил узнать последние новости о расследовании теракта на Дубровке, экстрадиции Ахмеда Закаева и взрывах домов в Москве и Волгодонске.

«Действия спасателей были абсолютно адекватны ситуации»

-- Поделитесь мыслями по поводу собственного юбилея, Владимир Васильевич.

-- А что тут мыслить? Спросил согласия президента, чтобы на недельку уехать на Кубань. Владимир Владимирович разрешил. Отпраздную день рождения в семье -- с мамой, женой, детьми…

-- Убегаете из столицы?

РЕКЛАМА

-- Летом не удалось догулять отпуск, решил сейчас наверстать упущенное.

-- Все равно зажать «полтинник» не получится.

РЕКЛАМА

-- Дата круглая -- спору нет, но это не значит, будто я из вежливости стану выслушивать дежурные здравицы от людей, которые меня недолюбливают, однако по долгу службы или из страха идут поздравить. Формальные, казенные слова мне не нужны, а с друзьями, коллегами отметить свой день рождения успею.

-- Устроите мальчишник после возвращения?

РЕКЛАМА

-- Как-то вы странно улыбаетесь, задавая вопрос… Нет, ничего этакого в вашем понимании не будет. Обычный вечер для узкого круга. Повторяю: отношусь к предстоящему юбилею как к промежуточному финишу, возможности перевести дух и двигаться дальше. Рано подводить окончательные итоги.

-- Озвучьте предварительные.

-- Если бы сказал, что всем доволен, вы подумали бы: ну и дурак же у нас прокурор! Нет, были и проблемы. Случались ситуации, которых хотелось бы избежать, но в общем-то оглядываюсь назад с удовлетворением. Как говорится, жизнь если и не удалась, то состоялась. Другое дело, какую цену пришлось заплатить. Так, убедился на собственном опыте, что годы не повышают жизненный тонус, не улучшают здоровье.

-- На что жалуетесь, господин прокурор?

-- Не дождетесь! Нахожусь в нормальной форме, физическое состояние вполне соответствует возрасту, хотя журналисты регулярно норовят уложить меня в реанимацию. Я не жалуюсь, а работаю, исполняю служебные обязанности. Об этом и предлагаю поговорить.

-- Давайте тогда, Владимир Васильевич, начнем с ЧП года -- захвата заложников в театральном центре на Дубровке. Далеко ли продвинулись, выясняя причины случившегося?

-- Следствие ведет Московская городская прокуратура, но, разумеется, дело находится под моим личным контролем. Слишком велик общественный резонанс. Много шло разговоров о правомочности действий сотрудников правоохранительных органов, бойцов спецназа при штурме здания. Мол, не перегнули ли палку. Предварительная оценка, складывающаяся на основе собранных доказательств, экспертных исследований, судебно-медицинских экспертиз, свидетельских показаний, позволяет говорить: действия были абсолютно адекватны ситуации. В том числе и по применению спецсредств. Не они послужили причиной гибели людей.

-- Виной плохая организация спасательных работ?

-- Кто вам сказал об этом? Обвинения в адрес московских властей не нашли подтверждения. Напротив, готов утверждать: делалось все возможное -- и медиками, и руководством города. Категорически не согласен с критикой действий Юрия Лужкова. Я был на Дубровке и видел, сколько усилий прилагал столичный мэр для спасения заложников. Да, возникали сложности, определенные неувязки, но люди работали самоотверженно, удалось обеспечить бесперебойный конвейер по эвакуации пострадавших, доставке их в больницы города.

-- А как же автобусы, переполненные бездыханными телами?

-- Не надо таких фраз, ладно? Автобусы, тела… Нужно говорить конкретно о каждом случае, опрашивать очевидцев, свидетелей. Я, например, наблюдал, как выводили, выносили потерпевших, рассаживали по машинам, оказывали первую помощь.

-- В ночь штурма вы находились в штабе?

-- Да, руководил работой следственного подразделения.

-- Время «Ч» вам было известно заранее?

-- Существовало несколько вариантов освобождения заложников. Я знал о них, но в оперативную деятельность спецслужб, по закону отвечающих за проведение операции, не вмешивался. Считаю, из всех сценариев спасения был выбран оптимальный.

«Команды убивать боевиков никто не давал»

-- Когда планируете завершить расследование?

-- Могу лишь обозначить примерные сроки. Скажем, результаты взрывотехнической экспертизы будут готовы не раньше мая, судебно-медицинские исследования, видимо, закончатся к середине лета. Многое предстоит сделать для установления личностей нападавших. Пока опознаны несколько боевиков, включая руководителей теракта.

-- Пофамильно? Огласите весь список, пожалуйста.

-- Не думаю, что на эту тему следует шутить, слишком болезненно все случившееся на Дубровке… Что касается имен, личности непосредственных главарей известны, как и фигура пособника. Ему будет предъявлено обвинение, он предстанет перед судом. Но это не все. Предполагаем, организаторы теракта находились не в зале на Дубровке. Кто-то финансировал боевиков, снабжал фальшивыми документами, оружием, помогал проникнуть в столицу… Получены перехваты телефонных переговоров, которые вели террористы. Эти вопросы пока изучаются.

-- Наверняка следствие шло бы быстрее, окажись в его руках хоть один из нападавших. Вы разбирались, так ли уж необходимо было спецназу молотить всех боевиков? Кто отдал команду «Мочить!»?

-- Такой команды никто не давал. Бойцы действовали по обстановке. Слишком велик был риск, что террористы попытаются взорвать здание. Стремясь избежать большего зла, спецназ бил наверняка, на поражение. Вспомните о поясах шахидов, о заминированном зрительном зале, расставленных между креслами адских машинках. Стоял вопрос о жизни заложников, об удобстве следователей в этот момент не думали. Это правильно.

-- Ваше отношение к иску, поданному пострадавшими на Дубровке?

-- Могу утверждать, что материальный ущерб, связанный с потерей или порчей личных вещей, компенсирован. Возмещены затраты на лечение, восстановление здоровья. Тут проблем нет. Речь сейчас идет о моральных жертвах. В какую сумму оценить людские страдания? На этот вопрос должен ответить суд. По закону, каждый человек, чувствующий себя потерпевшим, может подать иск. В том, что люди ищут защиты, хотят получить денежную компенсацию, на мой взгляд, нет ничего зазорного. Другое дело, что все надо решать в ходе судебного разбирательства. Я противник митингов перед включенными телекамерами. Зачем разжигать страсти, голословно обвинять московские власти? Это попахивает спекуляцией, попыткой давления.

«На мюзикл «Норд-Ост» идти не могу: стойкая ассоциация с людским горем и болью»

-- Вы в зале театрального центра были?

-- Уже после окончания операции.

-- А на мюзикл ходили?

-- Юрий Лужков звал, убеждал посмотреть возрожденную постановку, но я вспоминаю те октябрьские ночи и, откровенно скажу, желание идти на «Норд-Ост» не возникает. Других не осуждаю. Кем-то движет любопытство, стремление пощекотать нервы, а у меня это место стойко ассоциируется с людским горем и болью. Много несчастий видел на своем веку, мне хватает отрицательных эмоций, не хочу добровольно их приумножать.

-- Как относитесь к периодически возникающим разговорам о возможности новых терактов? То Ястржембский сделает заявление, то Лужков…

-- У спецслужб есть информация о планах боевиков. Необходимо предупреждать население, но важно соблюдать меру, не нагнетать обстановку, не поддаваться провокации. Ведь террористы стремятся посеять панику, дестабилизировать общество, запугать людей. Ни в коем случае нельзя подыгрывать бандитам.

-- Есть новости о расследовании взрывов жилых домов в Москве и Волгодонске в 1999 году?

-- Могу твердо сказать: преступление раскрыто.

-- Рассказывайте, Владимир Васильевич.

-- Рано. Окончательной точки в деле пока нет, комментировать что-либо сегодня мне не позволяет закон. Потерпите, поставлю подпись под заключением и все скажу в суде.

-- Как и в случае с Радуевым, будете выступать в роли государственного обвинителя?

-- Планирую лично участвовать в наиболее громких процессах. Получаю от этого профессиональное удовлетворение как действующий прокурор.

-- А что нового слышно по делу Закаева?

-- Наверное, стоит взглянуть на проблему шире. Ежегодно мы обращаемся к зарубежным коллегам с просьбами о выдаче около тысячи подозреваемых в совершении преступлений и добиваемся экстрадиции в Россию около шестисот из них. К нам приходит примерно 650 запросов, из которых половина удовлетворяется. Дело Закаева -- одно из многих.

-- Но общественность-то интересует не статистика, а эпизоды с наиболее известными фигурантами. Тут у прокуратуры сплошные обломы. Ни Гусинского, ни Живило вам не отдали. Похоже, с Закаевым история повторится. Может, стоит не позориться и вообще не обращаться с исками?

-- Во-первых, неверно говорить, что экстрадицией занимается одна прокуратура. К делу подключен и МИД, и другие структуры. Во-вторых, не торопитесь с выводами. Работа рутинная, результат может проявиться и через год, и через два. Убежден: все, кто виновен, предстанут в итоге перед судом, он и определит степень ответственности. И в-третьих: не вполне понимаю интерес прессы к тем или иным именам. Кому-то они показались знаковыми. И что теперь? Свет клином не сошелся на Гусинском или Березовском. Их звезда закатилась.

До абсурда ведь доходит! Пример из иной области, но не могу смолчать. Недавно был осужден один из братьев Мавроди. Казалось бы, о чем спорить? Миллионы доверчивых граждан стали жертвами МММ. Тем не менее, у зала суда стояли пикеты из требующих освободить обвиняемого. Как такое может быть? Люди остались заложниками образа, созданного СМИ. Вот в чем феномен Мавроди.

«Я за то, чтобы больше выносилось оправдательных приговоров»

-- Вы никогда не вкладывали деньги в финансовые пирамиды?

-- Когда их строили, у нас в ведомстве зарплаты были не для пирамид. Правда, однажды жена пришла с работы и рассказала про коллег, получивших баснословную прибыль по дивидендам. Спросила: может, и мне вложить? Я на нее посмотрел и сказал, что всегда считал умной женщиной, не покупающейся на дешевые трюки ловких жуликов. Чудес в финансовой сфере не бывает. Все, больше к этой теме мы не возвращались. Сам не играл с пирамидами и родне не советовал.

-- А ваучер свой куда дели?

-- Расскажу. Года четыре назад был в Липецкой области, ездил по прокурорским делам. Меня принимал местный губернатор. Сижу, ужинаю, слушаю хозяев, хвалящихся достижениями. А потом говорю: «Между прочим, я тут не гость, а тоже хозяин». Губернатор посмотрел с удивлением: вроде бы еще не пил прокурор, а такие речи произносит. Повторяю: «Хозяин!» Когда степень изумления достигла нужного градуса, открылся: в свое время мою жену уговорили вложить все четыре наших ваучера, включая детские, в акции одного из предприятий Липецкой области. Больше я о том комбинате ничего не слышал, никаких дивидендов не получал. Рассказал историю, и тут выяснилось, что на ужине присутствует директор предприятия, акциями которого я владею. Встал мужик ни жив, ни мертв. Начал докладывать об успехах комбината. Я его успокоил, объяснил, что пошутил и ни на что не претендую…

-- Может, поторопились отказаться?

-- Рано мне о судьбе рантье задумываться. Работать нужно.

-- Тогда продолжим. Как относитесь к тому, что суды выносят приговоры с длительными сроками условного заключения? Не смущает?

-- Больше волнует другое: сроки расследования. Нельзя томить человека ожиданием. Это само по себе жестокое наказание. Особенно в наших СИЗО, мало напоминающих санатории. Пусть дело доходит до суда, и тот решает, кто прав -- обвинение или защита. Я даже за то, чтобы больше выносилось оправдательных приговоров.

-- Что говорит статистика?

-- За прошлый год оправдано более девяти тысяч человек. Много ли это? Больше, чем раньше. Но если брать в сравнении с общим количеством рассмотренных судами дел, то получим 0,8 процента.

-- А на Западе?

-- До двадцати процентов. Вот и сравнивайте…

Возвращаясь к вопросу про условные сроки, скажу, что я всегда подчинялся закону. Если приговор прошел кассационные инстанции и остался в силе, какой смысл обсуждать, что меня смущает? Не мыслю такими категориями. Публичные сомнения человеку в мундире не позволительны. Понятно выразился? Решение суда обязательно для исполнения. Точка. Беру под козырек и делаю. А что при этом творится внутри, пусть там и остается. Митинги перед зданием прокуратуры устраивать не собираюсь.

Мы часто любим ссылаться на примеры западной демократии. Но там нередко случаются приговоры, которые нам и не снились: четыре пожизненных заключения, 333 года тюрьмы… Это почему-то воспринимается нормально, никто не подвергает сомнению американское или английское правосудие. Пора и нам научиться уважительно относиться к суду. Убежден, многие российские беды растут в том числе и из-за правового нигилизма.

-- Я не прокурор, мне сомнения позволительны. Четырнадцать лет, которые обвинитель попросил для Эдуарда Лимонова, кажутся явным перебором. И условным сроком тут, похоже, не пахнет.

-- Все решит суд.

-- Вы лимоновские книжки читали?

-- Мне делали специальную подборку, чтобы я получил представление о творчестве этого автора. Но мы ведь не с писателем боремся, а с человеком, приобретавшим огнестрельное оружие. Как сказал другой писатель, даже ружье, висящее на стене, однажды стреляет…

-- Сколько дел находится под вашим личным контролем?

-- От ста до полутора сотен. Дел у меня много -- и в буквальном, и в переносном смыслах. А вы говорите: юбилей…

316

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів