«ваш сын пропал без вести», -- сказал отчаявшейся матери начальник милиции, в то время как его подчиненные били подростка головой о стол
Год назад в пуща-водицком лесу под Киевом пропала 13-летняя школьница. Ее двоюродный брат Саша, последний, кто видел девочку, рассказывал, что, расставшись с ним у ручья, она пошла через лес к своей подруге Оксане. Вечером Оксана, так и не дождавшись подружки, волнуясь, позвонила Саше. «Да не переживай, придет!» -- успокоил тот. Но девочка так и не пришла. Не нашли ее и поднятые по тревоге односельчане, которые вместе с милицией и солдатами несколько дней подряд прочесывали лес вокруг села.
Только спустя 20 дней в лесу в Пуще-Водице обнаружили останки тела, по одежде и украшениям опознанного как труп пропавшей девочки. А в ноябре прошлого года милиция оповестила об аресте подозреваемого в этом убийстве 17-летнего односельчанина пропавшей Романа Цупко. В июне он предстал перед судом, который счел его вину недоказанной и направил дело на доследование, а в столичную прокуратуру -- «для принятия мер соответствующего реагирования» -- частное определение о множественных нарушениях следователями закона и об избиениях подследственных…
«Там так били, что я готов был говорить, что угодно», -- рассказывали побывавшие в милиции подростки
Еще до ареста Романа Цупко следователи задерживали 14-летнего Сашу Можарова, двоюродного брата исчезнувшей девочки.
-- Два раза сына задерживали и били, -- вспоминает Людмила Можарова, мать Саши. -- Сразу после исчезновения сестры следователь поговорил с ним и, видимо, остался не удовлетворен результатом. Несколько часов 14-летнего подростка без родителей водили по лесу, угрожали, что он не выйдет из него, если «не расскажет правду», предлагали написать явку с повинной либо сказать, что видел сестру с кем-то из ребят-односельчан, пока он не «вспомнил», что она якобы села в какие-то красные «Жигули». Потом Саша говорил мне: «Да я бы что угодно вспомнил, лишь бы отпустили». А 23 июля сына задержали и отвезли на улицу Хоревую, в милицию Подольского района. Нам об этом не сообщили. Узнав, что его куда-то увезли, я, конечно, стала звонить в милицию, прокуратуру -- нигде ничего «не знали». Мы с мужем, адвокатом и взрослыми родственниками поехали на Хоревую.
В окно я видела Сашу, когда его переводили из кабинета в кабинет -- но к нему ни меня, ни адвоката не пустили, а в райуправлении о местонахождении сына ничего сказать не могли. В конце концов мы заночевали под райуправлением, а на следующий день я написала жалобу в райпрокуратуру (как оказалось позже, зря, потому что прокурор, по словам Саши, тоже принимал участие в его ночных допросах). После моих просьб сообщить, где сын, и жалоб исполнявший в то время обязанности начальника Подольского райуправления милиции Артеменко сказал, что Саша пропал без вести. Я и пошла писать заявление о его исчезновении -- лейтенант Палиенко из того же управления принял от меня это заявление, хотя потом ни я, ни адвокат в материалах дела его не обнаружили.
Сына мы увидели только через трое суток -- сотрудники милиции выбросили его из машины на окраине леса, на 13-й линии, возле родника. Дома он появился опухшим, с разбитыми губами, голодным -- за все это время никто корки хлеба ему не дал. Саша жаловался, что милиционеры били его головой о стол и ребром ладони по шее и по ушам, запугивали, опять заставляли писать явку с повинной. Один из них, например, говорил ему: «Признавайся, а то отправим тебя в камеру с уголовниками, дадим им по пачке чая, и они тебя обработают». За это время Сашу перевозили в 12-й горотдел милиции -- это на 5-й линии. Там в камере его избил какой-то заключенный. Правда, я сомневаюсь, что это был именно заключенный -- уж больно грамотно бил, стараясь не оставлять следов. Но все равно оставил -- когда Саша пытался вырваться.
Направление на экспертизу в прокуратуре нам не дали, поэтому пришлось обратиться за заключением к специалисту Центра судебных экспертиз Министерства обороны. Эксперт подтвердил, что рассказанное сыном вполне может соответствовать действительности. Но все последующие жалобы, которые я писала в прокуратуры разного уровня, возвращались в район, откуда наверх шли отписки, что следствие велось в соответствии с законом. Наши доказательства и свидетельские показания, о наличии которых я сообщала прокурорам, остались невостребованными.
Вслед за Сашей Можаровым пришла очередь Паши Полевого. Его несчастье заключалось в том, что он -- брат Оксаны, к которой якобы шла в день своего исчезновения ее подруга, -- фигурировал в дневнике погибшей. Пашу, подающего надежды студента Киевского политеха, задержали якобы за хранение наркотиков, но в милиции с него потребовали писать все ту же явку с повинной -- признание в убийстве. После допросов «с пристрастием» здоровый и жизнерадостный парень потерял зрение и фактически стал инвалидом. Этот факт признают и сотрудники городской прокуратуры, хоть доказать связь между пребыванием парня в милиции и последующим за этим расстройством его здоровья, конечно, нелегко, несмотря на то, что, освободившись из-под стражи, Паша уже несколько раз попадал в отделение нейрохирургии больницы города Вишневое. Не выдержав издевательств, он оговорил Романа. И, выйдя на волю, также сказал: «Я готов был говорить, что угодно». Конечно, родные юноши тоже писали жалобы в прокуратуру -- реакция на них была такой же, как и в случае с Сашей.
Первое, что сделал Паша, оказавшись на свободе, -- предупредил Романа о том, что оговорил его.
От Романа отстали только после того, как он и поддерживающие его сокамерники перерезали себе вены
17-летний Роман был обречен. С точки зрения милиции, он был подходящим объектом -- незадолго до исчезновения девочки якобы привлекался по «хулиганской статье» (никаких документальных тому подтверждений суд не обнаружил). Да и в селе его знали как парня задиристого. Спросите, ну и что из этого? Не знаю, следователем не служила, но именно Роман из всех своих сверстников и односельчан (дальше никто и не искал, следствие по ему только известным причинам заведомо ограничило круг подозреваемых подростками) оказался выбранным на роль убийцы -- формулирую так, потому что ни одного доказательства преступления суду не представили. Кроме… явки с повинной. Как она была получена, тоже домысливать не буду.
Сам Роман, после семимесячного заключения выпущенный прокуратурой на подписку о невыезде, рассказывает об этом так.
-- Как-то я встретил на улице Пашу Полевого. Он шел с отцом, и вид у него был как у сильно больного или сильно избитого человека, хотя видимых следов побоев я не заметил. Они мне рассказали, что Пашу три дня держали в милиции, подбросив ему перед этим наркотики. Потом, правда, пообещали «снять» статью за них, если он напишет на меня «что нужно». Он и написал, что в тот день якобы видел меня с потерпевшей в районе Киевского лесничества. Милиционеры слово сдержали, и его отпустили. Паша предупредил меня, чтобы я ни в коем случае не появлялся на улице, потому что меня будут ловить. А я не понимал, почему должен бояться, если ни в чем не виноват. И 17 ноября утром спокойно вышел из дома. Возле нашего переулка стояла красная «семерка». Когда я проходил мимо, из нее выскочили два знакомых мне оперативника (раньше они уже допрашивали меня по этому делу) и заломили мне руки. Я возражал, говорил, что без мамы никуда не поеду (на момент задержания Роман был несовершеннолетним и отстаивал свои законные права. -- Авт. ), спрашивал, по какому поводу меня задерживают. Но они молча крутили меня дальше. Выбежала наша соседка, я попросил ее предупредить родителей. Как только она ушла, меня растянули на капоте машины, из которой вышла женщина -- инспектор по работе с несовершеннолетними. Она ударила меня в пах, меня таки скрутили и увезли.
В Подольском райуправлении мне сразу сказали: ты убил! А потом начали бить. Заходили какие-то сотрудники милиции с бумагами, якобы по делу, и тоже присоединялись. Несколько человек били. Потом зашел районный прокурор Драговоз и сказал: «Того, что написал Полевой, хватит, чтобы тебя посадить». И добавил: «Если ты хочешь, чтобы мы тебе помогли не сидеть, напиши явку с повинной. Ты несовершеннолетний, у тебя «льготы». Затем в кабинет опять вернулись оперативники и начали угрожать и тем, что меня «опустят», и тем, что родители пострадают. Это продолжалось часов до семи вечера, после чего меня отвезли на Виноградарь, в 18-й горотдел милиции. Там я пробыл ночь в камере с зэком с большим стажем (так он представился). Он мне тоже советовал писать явку с повинной. Теперь я понимаю, что это был подсадной.
А утром меня увели в кабинет. Били по голове, скручивали, выламывали руки, били металлическими пружинами, снимали даже свои штаны -- чтобы я убедился, что меня-таки «опустят». В конце концов вечером я написал явку с повинной. Что писал, не помню. Гончарук и Ткаченко обсуждали формулировку и диктовали мне по предложениям. Потом пригрозили, что если я откажусь от своих показаний, они осуществят то, что не успели. Предоставленный милицией адвокат тоже заверил меня, что если я откажусь от этой явки с повинной, то получу 10 лет. Если же нет -- суд учтет мое раскаяние, и будут «льготы».
Первый раз Роман заявил о том, что явка с повинной была из него выбита, уже находясь в следственном изоляторе. После этого им, как и обещали, начали «заниматься». Парень рассказывает, что ему надевали противогаз (широко распространенная пытка, которую в народе называют «слоником»), подвешивали за руки и ноги на металлической палке, пока он не терял сознание. В знак протеста он и солидарные с ним сокамерники перерезали себе вены. В больнице раны зашили, всех вернули в камеру. Правда, после этого его оставили в покое, и издевательства прекратились.
Кстати, Валентина Петровна, мать Романа, показала мне заключение лингвистической экспертизы, подтвердившей, что явка с повинной -- единственное основание для обвинения Романа, имевшееся у следствия! -- написана в несвойственном ему стиле и получена под психологическим давлением. На суде парень не признал себя виновным, зато рассказал, как из него выбивали признание. О побоях и издевательствах рассказывал и Саша Можаров, несмотря на то, что милиционеры не постеснялись угрожать ему прямо в судебном коридоре -- смотри, мол, будешь болтать, как бы тебе и твоим родным хуже не было…
Тайны следствия
Конечно, опытные следователи имеют в своей практике случаи отказа от признательных показаний, якобы полученных под давлением. Есть такой способ уйти от наказания. И следователи бывают порой вынуждены применять нестандартные приемы, чтобы «подвигнуть» настоящих преступников на признание. Но ни один уважающий себя профи, не ностальгирующий по временам Вышинского, когда признание было «царицей доказательства», не будет основывать обвинения только на нем.
Суд под председательством Нинель Маринчак, имея возможность оценить доказательную базу, собранную следствием, которому, похоже, было невдомек, что признание положено подкреплять другими доказательствами, направил дело на доследование.
Не остались без внимания судей и следственные методы. В частном определении суда указывается: «По мнению суда, низкий контроль со стороны прокурора Подольского района г. Киева за ходом проведения следствия по данному уголовному делу способствовал грубому нарушению уголовно-процессуального законодательства». Комментируя, по просьбе журналистов, качество следствия по этому делу, руководители столичной прокуратуры вроде бы разделяли мнение суда. К сожалению, несмотря на то, что определенный Апелляционным судом Киева срок вышел, служебная проверка еще не закончена, и само преступление не раскрыто. Но если есть надежда, что вину каждого участника этой неприятной истории все-таки установят, настоящих виновных вряд ли найдут. Они ведь не торопятся писать явку с повинной. Потеряно бесценное время -- это для следствия потеря невосполнимая. Увлекшись «дожиманием» подростков, сыщики «не заметили» или не до конца разработали другие версии, требовавшие умения не только бить и запугивать, не опросили важных свидетелей. А они были.
Так, несколько лет назад та же судья Маринчак рассматривала дело об убийстве отца погибшей девочки. Обстоятельства двух этих дел во многом схожи, но следствие достаточно быстро отказалось от версии, связанной с этим сходством. Никто из следователей, по-видимому, не обратил внимания и на то, что останки девочки были обнаружены на склоне местной Лысой горы. А ведь такие «нехорошие» места с особой энергетикой, где, по преданиям, происходили шабаши ведьм, используют для своих ритуальных игрищ те же сатанисты, например.
В последнее время в среде милицейско-прокурорского руководства появилось модное веяние -- ругать суды. Министр внутренних дел Юрий Смирнов уже и на их неуправляемость сетовал, и на то, что судьи отпускают задерживаемых милицией преступников. Видимо, люди, готовившие для шефа милиции статотчеты о работе судов, пребывают в полной уверенности, что работа его подчиненных во всех проанализированных случаях была безупречной. Интересно, попало ли в «черный» милицейский список дело Романа Цупко?..
«Милиции известны 24 способа вытянуть из человека признательные показания»
А 25 июля в Международном медицинском реабилитационном центре для жертв войн и тоталитарных режимов о современных пытках рассказывали их жертвы. Рассказы эти словно под копирку были созданы, отличаясь лишь преступлением, послужившим поводом к задержанию и пыткам.
… Вадима Степанова взяли рано утром, из постели, что называется, тепленьким. Уже в 17-м горотделе милиции Шевченковского района он узнал, что обвиняется в изнасиловании и грабеже, а потом написал явку с повинной. Вскоре после признания в совершении этого преступления его отпустили -- оказывается, у него… полное алиби. С тех пор прошли два с половиной года, но суда до сих пор не было, Вадима практически не трогают, и он не знает, на какой стадии сейчас расследование. Работу торговым представителем преуспевающей фирмы он потерял -- после СИЗО пришлось долго лечиться.
Еще один пострадавший себя назвать не захотел -- боится, ведь следствие по делу об убийстве, в котором его подозревают, видимо, без достаточных оснований, еще не закончено. И у Вадима, и у него есть заключение судмедэкспертизы о применении к ним физического насилия.
У всех перечисленных случаев есть еще одно сходство -- до того момента, как у задержанных удавалось получить признание (кстати, дознаватель по делу Вадима Степанова признался ему, что милиции известны «24 способа вытащить из человека признательные показания»), люди эти действительно словно без вести пропадают. Родственники могут сбиваться с ног, подключать адвокатов, жаловаться прокурорам, рыдать -- узнать, где их сын, муж или брат, не удастся, хотя закон (статья 106 Уголовно-процессуального кодекса Украины) и требует в случае задержания подозреваемого в совершении какого-либо преступления немедленно сообщить об этом одному из родственников. В противном случае нарушается право человека на защиту, а это уже статья Уголовного кодекса.
В последнее время в редакцию поступает немало жалоб на милицейский произвол. Участились ли случаи этого самого произвола или люди смелее отстаивают свои права, честь и достоинство, не знаю. Видимо, всего понемногу. Конечно, мы не можем обойтись без милиции, но несомненно и то, что надо что-то срочно решать (хотя бы с системой оценки эффективности ее работы по статистическим показателям раскрываемости преступления). Недавнее тестирование на садистские наклонности, проведенное среди курсантов милицейских вузов и действующих сотрудников российской милиции сибирскими социологами, выявило, что у студентов такие наклонности почти не фиксировались, зато были ярко выражены у «практиков». Такая вот встреча юношеской романтики с реалиями жизни.
Психолог Международного реабилитационного центра Наталия Аликина рассказывает, что встречу эту выдерживают не все -- среди клиентов центра достаточно работников милиции. Другие к психологам не обращаются и выплескивают отрицательную энергию на слабых. Речь сейчас, конечно, не о тех, кто заведомо идет служить «в органы» за 200 гривен, чтобы получить официальное прикрытие своим садистским наклонностям. А ведь в результате инцидентов, описанных выше, считает Н. Аликина, «государство теряет людей, которые его уважают или хотели бы уважать».
Людей, добавим от себя, на месте которых может оказаться любой из нас.
Лысая гора в Пуще-Водице, на склоне которой нашли останки исчезнувшей девочки. Похоже на ритуальное место, не правда ли?
Читайте нас у Facebook
