Вице-спикер государственной думы российской федерации ирина хакамада: «в магазине ко мне подходят люди и удивляются, как это я сама простыни и продукты покупаю! »
В кабинет к вице-спикеру вереницей идут ходоки. Преимущественно делегации. С разрывом в пять минут. «Ей нужно отдохнуть», -- серьезно говорит руководитель ее аппарата Константин Лазарев. Хорош отдых -- ни кофе, ни чая не выпьешь, спину разве что разогнешь. И вот -- наконец. Ирина Муцуовна, как всегда, в черном: на улице, заметим, жара, лето ведь. Строгий атласный пиджак сидит идеально, потрясающе прямая спина, поблескивают легкие стеклышки очков без оправы, фирменная стрижка, полное и безоговорочное отсутствие косметики при эффекте максимальной ухоженности. Поражает речь: вопрос выслушивает с таким вниманием, почти с физическим напряжением. А потом отвечает, как по-писаному: синтаксически выверенно, без повторов, оговорок, запинок.
Из досье «ФАКТОВ»: Ирина Хакамада родилась в 1955 году. Депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации 2000-2003 гг. Заместитель председателя Государственной Думы ФС РФ. Заместитель руководителя фракции «Союз Правых Сил». Сопредседатель политической партии «Союз Правых Сил». Кандидат экономических наук, доцент. В 1995 году журналом «Тайм» была названа политиком XXI века. В конце 1996 года в этом же журнале названа в числе 100 известных женщин мира.
«Отец мог с самурайском мечом броситься на хулиганов»
-- Ирина Муцуовна, начнем с истоков: с семьи. Фамилия «Хакамада» означает «самурайские штаны», это уже вся Россия знает. А ваш отец носил звание самурая?
-- Отец был настоящим самураем. Его родовые земли занимали пол-острова. После революции и национализации семья полностью разорилась. В ответ на это отец заразился идеями коммунизма. Компартия была в подполье, после провала отец оказался в тюрьме, его пытали. Полуживого выбросили на улицу умирать. Но он выжил. Потом его забрили в солдаты. Отцу удалось перейти через линию фронта и сдаться в плен Красной Армии, он попал в лагерь военнопленных. А позже ему дали советское гражданство. Нужно было изучить русский язык, и отец стал искать учительницу. Так он познакомился с моей мамой.
Семья у нас была очень странная. Инь и янь -- они должны захватывать друг друга, стремясь к полному соединению, а у мамы с отцом вообще не было соприкосновения, ни в одной точке.
В быту отец был полным аскетом. Спал на жестком матрасе, еду себе варил в походном котелке, оставшемся с войны. Ел всегда одно и то же: рис без масла и соли и по-особому поджаренную рыбу, кильку какую-нибудь. Маме не нравилась эта еда, ее раздражал уже один только запах, она не могла смотреть, как он манипулирует вилкой и ложкой, точно палочками. Считала это бескультурьем. А я подсаживалась к отцу -- мне его рис казался очень вкусным. Мама выходила из себя, кричала. Отец же реагировал по-самурайски -- молчал, словно ничего и не слышал.
О настоящей сущности отца я узнавала из его странных, абсолютно японских поступков. Как-то он сидел за работой -- он был переводчиком в радиокомитете и часто брал работу домой. Сидел в тапочках, в пижаме. Вдруг в подъезде раздался женский крик. Отец кошачьим движением выдвинул ящик стола, достал кривой самурайский меч, и его как ветром сдуло. Хулиганы испугались и убежали, девушку оставили в покое. Отец вернулся, молча убрал меч, сел за стол и снова погрузился в работу. Без перехода, безо всяких комментариев. Эмоций -- ноль.
Зарабатывал отец много, но на хозяйство давал гроши. В то время как себе покупал дорогие мужские игрушки. Одним из первых он купил себе «Волгу», но к семье эта машина не имела никакого отношения, ездил на ней только отец.
-- К вам он как относился?
-- Мне в его мир хода не было. Не помню, чтобы он меня приласкал. Когда мне исполнилось 15 лет, отец сказал, что теперь я должна заботиться о себе сама. И отключился полностью. Я сама решала свои проблемы: в какую школу перейти, куда поступать… Маме тоже было не до меня, хотя она была добрейшим существом, очень эмоциональным. Просто все ее силы уходили на борьбу за существование и на переживание отцовской измены.
Когда мне было лет пять, у отца начался сумасшедший роман, продолжавшийся много лет. Та, другая, твердила отцу, что он гений и достоин самой великолепной судьбы, а мама всем своим поведением показывала, что ставит его низко, презирает его привычки, вкусы. Вот он и ушел к другой незадолго до смерти. Когда уже был очень болен.
Потеря отца заслонила все. Я долго мучилась, он приходил ко мне во сне. И только когда его прах перевезли в Японию и захоронили на маленьком семейном кладбище под Йокогамой, боль затихла. Я почувствовала, что он успокоился. Только простившись с ним, я до конца оценила и стала воспитывать в себе его феноменальную сдержанность. Ты не имеешь права эксплуатировать чужую душу, сливать в нее свои эмоции. Излить душу -- это очень свойственно русской культуре, раньше я воспринимала это как должное, сейчас во мне все восстает против этого обычая. Наверное, это чисто японская черта.
«Я делаю все постепенно, по-японски, без рывков»
-- А какие еще глубинные качества японского характера вы в себе ощущаете?
-- Если посмотреть мой жизненный путь в политике, то всем кажется, что я сделала стремительную карьеру. Как бы из ничего взлетела -- как на Коньке-горбунке. А если внимательно проанализировать, то окажется, что это было сделано очень медленно -- шаг за шагом. В 1993-м -- обыкновенный депутат, в 1995-м -- уже пошла на выборы с политическим движением, понимая, правда, что проиграем. В 1999 году со своим движением уже вошла в коалицию. Между 1995 и 1999 годами решила попробовать и рискнула: ушла из депутатов в правительство на очень скромную позицию -- не министра огромного министерства, председатель госкомитета.
Это восточная черта --- постепенность! Европейская черта предполагает некие рывки, а восточный человек большие дела совершает с помощью теории малых дел. Сколько раз мне говорили: рвани в президенты! Расширь свой имидж! Попробуй стать менее искренней и займись политической демагогией, ведь, если честно, очень многие тебя не любят. Если ты живешь в нормальной квартире, тебя станут обвинять, что ты живешь хорошо, а население -- плохо. Нормальный политик этого не показывает. А я все равно шла по этой линии.
-- Это вы о той телевизионной программе, где вам кабинет переоборудовали полностью?
-- Да, там кабинет японский с татами, минималистской мебелью.
И вот еще одна моя восточная черта -- я не использую лобовой борьбы с оппонентом, скорее выберу айкидо, то есть отойду в сторону, но эту отрицательную энергию направлю на него самого. Чуть позже. Некоторые считают, что я жесткая, а на самом деле я очень сдержанная. Иначе не смогла бы работать в команде, потому что среди мужчин работать достаточно тяжело. Нужно каждую секунду доказывать, что ты равный партнер.
-- А вы айкидо действительно занимаетесь?
-- Не-ет, я тай-бо немножко занимаюсь. Аэробикой, железом, бегом. В спортзалы хожу два раза в неделю. И бегаю -- пять километров приблизительно. По утрам или часа в четыре дня. Спорт -- как наркотик. Я без него уже не могу.
-- А в детстве вы тоже были такой активной и победительной?
-- Нет, в 14 лет я вообще была близка к мыслям о самоубийстве. Дома было плохо, во дворе держалась особняком -- была замкнутой, необщительной и дикой. Особым мучением были пионерские лагеря. Там меня постоянно поднимали на смех, унижали -- главным образом, из-за моей вызывающе нерусской внешности. Дома я об этом не рассказывала. В этом отношении я была точной копией отца. Потом появились подруги, но с годами я поняла, что ценность женской дружбы в том, чтобы иметь подругу, которой можно выплакаться. Без взаимного интереса к проблемам… Однажды в женском клубе у меня была интересная встреча. Когда обзванивали для приглашения гостей, одна женщина сказала, что не придет: «Хакамаде во всем везет, она красивая, известная, вышла замуж, родила второго ребенка. Делает карьеру. Я ее ненавижу». Это замечательно искреннее и редкое высказывание. Но вовсе не редкая позиция. Если хочешь доставить удовольствие, всегда говори о своих неприятностях.
С мужчинами мне проще. С ними не дружба, скорее приятельство. Но мне необходимо, чтобы единственным другом был мой муж. Вот поэтому я в четвертый раз замужем.
-- СМИ неустанно твердят о том, что вы самый стильный политик. Стиль -- это врожденное ваше свойство?
-- Знаете, нет. Подростком я выглядела ужасно: тощее, некрасивое забитое существо с жидкой косичкой сзади. Семья жила бедно, да и вкуса особенного у меня тогда не было. Отрыв у меня произошел, когда я вышла замуж. Муж был большой эстет, любил меня безумно и, хотя весь наш бюджет состоял из двух стипендий, тут же начал меня одевать. У меня появились мини-сарафан на молнии, болгарский джемпер, джинсы… Во время работы над диссертацией я о внешности не думала, гонка была сумасшедшая. В ту пору у меня был вид типичной училки. Я называла этот период в своей жизни эпохой Серой Мыши. А потом я ушла в бизнес и стала бизнесвумен: волосы пучком сзади, замотаны цветным платком. И уже когда дебютировала в политике, поняла, что нужно стричься. Меня привели к мастеру Саше Петрову, его конек был -- суперкороткие стрижки. Вышла с ежиком на голове, волоски длиной в два миллиметра. Выглядело до одури непривычно. Муж сказал, что я сошла с ума. А мне понравился этот эксперимент, я даже сознательно шла еще дальше. Одно время депутаты, сидящие сзади, хихикали, замечая, что у меня на затылке выбрит очередной иероглиф или бабочка.
«Жириновский кричал: «Хакамаде место в роддоме, а не в политике!»
-- Я помню, как вы пришли на дебаты с Руцким, таким сильным оппонентом, тяжелым, и вы нашли его уязвимое место -- «сделали» его. А были ли случаи, когда вас в прямом эфире доставали?
-- Полно! И, кстати, очень часто такие инциденты возникали, когда их не ждала. Конечно, на дебатах с Жириновским я заранее знала, что будут оскорбления и была абсолютно хладнокровной, интеллигентной, аргументировала только по содержанию. В результате выиграла эти дебаты. Но вот однажды я пришла на передачу «Без протокола… » на самом демократическом в то время канале -- ТВ-6. Ведущий был мой знакомый, с которым в свое время я работала в предвыборной кампании. Он занимался кинематографом, а тут стал ведущим. Мы как-то летели с ним вместе в одном самолете в Ниццу, очень мило тогда побеседовали. И вдруг в прямом эфире он мне говорит: «Вот вы во время отпуска позволяете себе летать в Ниццу. Интересно, на какие деньги вы летаете… » И, мол, страшно далеки вы от народа! Знаете, кажется, чепуха, и вдруг вот такое -- под дых!
-- И что вы ответили?
-- Я ответила очень просто: Союз правых сил объединяет как раз людей, которые не ненавидят тех, кто своим трудом заработал себе на нормальную жизнь, а стремится к этому, и которые оценивают наши поступки не по принципу «куда мы летим на самолете во время отпуска?», а что мы сделаем для людей. Я говорю: вот вас не затронуло то, что благодаря нашим усилиям впервые была принята фактически частная собственность на землю. Вас не волнует, что мы снизили налоги для малого бизнеса и убрали оборотные налоги для предприятий… Самое главное -- Хакамада летает в Ниццу! А мы боремся за тех людей, которые не смотрят на соседа с завистью: если у него все хорошо, то пусть у него собака сдохнет. За тех, которые пытаются жить по-человечески. Тогда, помню, для меня этот вопрос был ударом. Никак не ожидала, что либеральный канал, демократы ради рейтинга будут использовать такую массовую психологическую составляющую, как ненависть к более успешным.
-- Во время беременности вам, наверное, было тяжелее выносить удары. Кажется, жириновцы бурно реагировали?
-- Жириновский кричал: Хакамаде место в роддоме, ей в политике делать нечего! В то время показывали ужасные сюжеты. После того как в 1999-м мы провели предвыборную кампанию в Санкт-Петербурге, Невзоров слепил идиотский материал, где были собраны куски из разных сюжетов. Мысль была такой, что мы развращаем молодежь, а не собираем ее на стадионах для рок-концертов. Там показали девушек с обнаженной грудью, и все это как бы накрутили на мой образ… Когда я это увидела, была в шоке. Это был Первый канал и абсолютно черная технология. А в тот момент я собиралась идти параллельно -- по списку и в округе. Если я в округе побеждаю, то таким образом еще одно место предоставляю «списочникам». И я решила идти по Питеру. Я выступила на Всероссийском телевидении, что после таких оскорблений принципиально пойду по округу в Санкт-Петербурге -- и посмотрим, кто еще победит. Я победила и повысила рейтинг Союза правых сил.
-- А бесшабашные танцы на концертах -- это для вас естественный шаг или политическая необходимость?
-- С одной стороны, это политическая необходимость, но я очень люблю танцевать! Правда, не люблю танцевать перед камерами, на стадионах и так далее.
-- А какие еще нестереотипные для политика способы привлечь внимание были в вашем прошлом?
-- В свое время у меня не было группы товарищей или партии, или финансовых олигархов, которые бы меня раскручивали. В Союз правых сил вошла только в 1999 году, перед выборами, а до этого была политиком-одиночкой, но уже достаточно известным… Как я этого добивалась? Во-первых, участвовала в телевизионных передачах, куда политики отказывались приходить. Там нужно было что-то разгадывать, какие-то экспромты осуществлять, то есть я демонстрировала, что я вот такой политик и, как все нормальные люди, участвую в общедоступных шоу. И меня часто ругали за это: непонятно, то ли ты артистка, то ли ты серьезный политик. А я понимала, что в тех условиях иначе мне не пробиться.
Чтобы у женщины, которая сама по себе существует в политике, спрашивали мнение о безопасности страны, о стратегии развития внутренней и внешней политики, чтобы она дискутировала наравне с Примаковым в передаче «Итоги» Киселева -- в то время это было невозможно. Поэтому я действовала так: сначала нужно достигнуть высокого уровня известности, поднять рейтинг узнаваемости, а потом получить из рейтинга валюту. И с помощью этой валюты занимать нужные позиции, при которых потом можно будет говорить о важных вещах.
«С президентом Путиным мы впервые говорили о немецкой драматургии»
-- А вы дружите с коллегами по цеху, по партии? Например, на рыбалку вместе ездите?..
-- Просто так? Не по делу? Нет, такого не бывает. Хотя у нас очень демократическая атмосфера. Чубайс дружит с Егором Гайдаром, Немцов дружит с Чубайсом, а у меня все друзья -- вне политики и никак не связаны с этим миром.
-- А какова ваша оценка таких фигур, как Чубайс, Гайдар? Немцов как-то сказал, что судьба реформаторов России -- уходить в небытие?
-- Да, исторически они обречены на уничтожение в глазах общественного мнения, потому что берут на себя груз от свершения первых шагов -- непопулярных, жестких, к которым общество не привыкло. Они обречены совершать ошибки. Хотя могли бы сгладить некоторые противоречия, если бы умели публично их признавать. Вот это у них тяжело получалось. У меня к ним отношение глубокого уважения как к огромным личностям. И Гайдар, и Чубайс, и Немцов -- это большие величины. С другой стороны, я отношусь к ним как к партнерам и могу спокойно с ними спорить.
-- Ваш опыт общения с президентом: какие наиболее яркие случаи запомнились?
-- Я бы сказала, что он человек обаятельный. Помню, когда он только стал президентом, я случайно встретилась с ним в театре Константина Райкина на премьере «Контрабаса». Константин пригласил меня в небольшой банкетный зал, где в перерыве мы пили чай. Я туда влетела и вдруг увидела, что там стоит президент. И то ли оттого, что я не осознала, что это президент, то ли оттого, что он еще только начинал свои первые шаги, поэтому не забронзовел, но мы очень мило общались. У меня было такое впечатление, что я разговариваю со знакомым человеком. И мы обсуждали одновременно и это произведение немецкого драматурга Патрика Зюскинда -- «Контрабас», и реформу образования. Меня поразила его абсолютная демократичность. То есть не было никаких барьеров вообще!
-- А сейчас?
-- Сейчас, конечно, доступ к нему ограничен. И с этим очень трудно что-либо сделать, потому что любой человек, и президент тем паче, начинает закрываться, понимая, что разговаривает с публичным политиком. А я -- публичный политик. Путин прекрасно понимает, что каждое слово, им произнесенное, потом будет на слуху у многих. Но статус доверия у него достаточно высокий, то есть главная его черта -- отсутствие президентского комплекса, этакого снобизма. Если его заинтересует какая-либо тема, он внимательно выслушивает, и если с чем-то согласится, то быстро начинает действовать. Это ощущается уже на следующий день -- как по-другому начинает работать один из каких-то указов.
«В политике мне часто говорили, что место женщины последнее»
-- В России возможна женщина-президент?
-- Возможна, только лет через 10-15. Профессионализм женщин увеличивается… А мы, публичные политики, готовим общественное мнение и несем огромную ответственность, доказывая, что женщины конкурентоспособны. И что женщинам ошибок не прощают. В отличие от мужчин.
-- А вы могли бы стать президентом?
-- Могла бы! Но я не хочу баллотирование в президенты использовать как некую пиар-технологию. У меня рейтинг известности -- 75 процентов. Я хотела бы побеждать -- а побеждать некого! В России для таких, как я, условий нет. Пока что, как правильно в свое время сказал Борис Ельцин, в России выбирают преемников.
-- Вы часто говорите о мужском сопротивлении. Были ли случаи, когда вас явно унижали мужчины на профессиональной арене?
-- В 1999 году, когда обсуждался список трех лидеров, у нас было вакантное место. Я сказала тогда: может, меня поставите на второе место. Мои же партнеры мне ответили: место женщины всегда последнее. Это было оскорбление! Но если бы я устроила истерику, наши дальнейшие отношения были бы невозможны. Я знаю, что играю не в женскую игру, мир большой политики -- мужской, и женщин в этом мире не приемлют. Поэтому, чтобы выжить и победить, нужно заранее ИХ за это простить. И тогда огромное количество оскорблений перестаешь замечать. Нужно находить другие рычаги общения с ними.
-- А бывали ли случаи яркой ненависти не по половому признаку, а по личностному?
-- Да! Помню, как в Брянске группа радикальных левых кричала мне: Хакамада -- сволочь, японская шпионка, распродает Россию. Убирайся отсюда вон! Это была запланированная провокация. Еще иногда в магазинах бывает -- я ведь сама все покупаю, продукты, для быта -- подойдет такой радикал (чаще это люди пожилого возраста), станет сзади в очереди и шепотом… Там такое услышишь! Но реагировать ни в коем случае нельзя. Все-таки их нужно прощать: люди живут бедно, и ненависть их понятна. Да и переубедить их тоже невозможно. Поэтому, когда я слышу оскорбления в свой адрес, мысленно закрываюсь под свой купол. Как бы -- щелк! -- и закрылась. И сознание отключаю. Это я умею.
-- Я не ослышалась, вы ходите по магазинам?..
-- Ну а кто же будет ходить?
-- Что, домработницы у вас нет?
-- У нас есть няни, они посменно сидят с ребенком… Куда им еще по магазинам бегать? Этим занимаюсь я. И мне нравится. Обожаю ходить по магазину «Ikea», покупать дешевую смешную посуду, всякие мелочи -- скатерти, свечки, горшочки. Правда, когда ходишь там с тележкой, каждый второй подходит ко мне и говорит, вот так же, как вы сейчас: вы что же это, сами, без помощников?.. А кто же это будет делать? Даже если бы был такой человек -- что ж ему поручать наволочки и подушки покупать! Надо, чтобы в каждую вещь была вложена душа.
«Муж научил меня отрываться на дискотеках»
-- По поводу вещей. Вы покупаете дизайнерскую одежду, может быть, являетесь клиентом знаменитых бутиков?
-- У меня есть любимый дизайнер, но он, в принципе, мне недоступен. Только если распродажа и мне дадут скидку -- лично мне! -- процентов пятьдесят, тогда смогу что-нибудь приобрести. Любимый -- это Кензо! Это моя линия, это мне подходит, но больно уж дорого. Так что одеваюсь от обычных марок. Вот на мне костюм, пошит питерской компанией. А ходить по Гуччи, Армани, Лагерфельдам -- это вообще не в моей манере… Цены запредельные. И меня это раздражает.
-- А японские дизайнеры Ямамото, Кавакубо, Мияке близки вам своим авангардизмом?
-- Я люблю Ямамото, но для Думы это слишком наворочено. Рукава, которые отваливаются, юбки на кринолинах, кимоно. Политика достаточно консервативна, и здесь надо очень четко удерживать некую грань. Я, конечно, ни на кого не похожа, но все-таки я не юморист!
-- И все же вы остаетесь, как и Йоджи, приверженцем черного цвета?..
-- Летом я перехожу на белое, иногда на салатовое, бледно-голубое, телесное. Я пыталась что-то зеленое поносить, но к вечеру уже раздражает. А черненькое -- это мое! Одежда не должна требовать никаких забот, никакого контроля. Невозможно следить за юбкой и одновременно сосредотачиваться на важном разговоре. Не люблю макияж: он требует больших затрат времени, и за ним тоже нужно следить.
-- А в дочери проявляются ваши черты?
-- Машка очень добрая. Но ей невозможно что-то приказать. С ней можно договориться. А вообще она обижается так же, как и я в детстве. Помню, как в первом классе меня несправедливо выгнали из класса и я не разговаривала ни с кем полмесяца. Из меня не смогли выжать извинений, потому что я считала, что учительница поступила несправедливо.
-- А сын? Я знаю, он пошел по вашим, «экономическим» стопам?
-- Он уже давно работает в бизнесе -- финансовым менеджером. Работал в Нью-Йорке, Женеве. Но политиком быть не хочет.
-- О любви мы еще с вами не говорили… Что для вас любовь в жизни? Вы приобрели ее только в браке с Владимиром Сиротинским?
-- Любовь для меня -- это все, я вообще не могу жить без любви. Я чувственный человек. И даже самая тяжелая работа оставляет в моей душе место для мужчины, для семьи, для детей. В каждом моем браке у меня была любовь! Обычно замужество, закончившееся разводом, считается неудачным. У меня же иначе -- со всеми мужьями я сохранила добрые дружеские отношения.
Когда люди глубоко уважают друг друга, любовь проходит многие дистанции. Вот это чувство я обрела, теперь спокойна. Мы с Володей очень бережно относимся друг к другу, очень ценим друг друга, мы очень тактичны.
Мой муж -- полная противоположность отцу. Он мне и друг, и подружка, и партнер по бизнесу, и по развлечениям тоже: это он научил меня отрываться на дискотеках, плясать под техно, вырубаться из общественной жизни, забывать вообще все. Мы долго с ним были деловыми партнерами, долго шли к этому браку, и вот теперь уравновешиваем друг друга. Он очень эмоциональный, энергия фонтаном бьет, грозя затопить все вокруг. Но плакаться ему в жилетку, бросаться с криком «пожалей» я не могу. Во-первых, не привыкла, во-вторых, я ведь женщина восточная. Служу своему господину, оберегаю его. Тем более что после сорока лет мужика нужно беречь.
Встречаемся только по вечерам, да и то не всегда, потому что я живу на государственной даче. Плюс мои бесконечные командировки. Мы иногда неделями можем не видеться. И есть вот эта смешная квартира с татами. Я там ночую иногда. Вообще, дом свой я обожаю. Кручусь с утра до вечера, а нет ничего любимее, чем вернуться к себе домой, заняться чем-то умиротворяющим -- пожарить картошку, сварить суп, поиграть с дочкой, поваляться на диване. Кайф! Но если этот кайф длится больше, чем два дня, дом превращается в красивую тюрьму.
Читайте нас у Facebook
