Оскар Фельцман: «Свою первую песню «Теплоход» я показал Утесову»
Наверное, нет человека, который не знал бы песни «Ландыши», «Черное море мое», «Фронтовики, наденьте ордена!», «Огромное небо», «Венок Дуная», «Какие старые слова», «На тебе сошелся клином белый свет»… Всего на счету Оскара Фельцмана более полутора тысяч произведений.
Патриарх советской песни родился и вырос в Одессе. Хоть и прожил всю жизнь в Москве, с трогательной нежностью и любовью говорит о родном городе, а украинским журналистам никогда не отказывает в беседе. Правда, с каждым годом Оскару Борисовичу все труднее давать интервью. Вот и наш разговор, к сожалению, получился не таким продолжительным, как хотелось бы. Голос композитора становился все тише, пока он наконец не признался: «Простите, мне очень трудно говорить. Видимо, я переоценил свои силы… »
«Музыкантом я стал только потому, что родился в Одессе»
- Оскар Борисович, почему именно Одесса дала такое количество талантов, в том числе и музыкальных?
— Есть что-то такое в этом городе. Возможно, воздух, в котором, кажется, уже разлита музыка. А еще есть море и замечательные люди. Не устаю повторять: я, наверное, и композитором стал только потому, что родился в Одессе. Про другие таланты не скажу, а музыкальными мы обязаны прежде всего знаменитой школе Столярского. Петр Соломонович был уникальным человеком. Каждого одесского ребенка (особенно еврейского), подающего хоть какие-то надежды в области музыки, первым делом вели к нему. Его приговор всегда был суров, но справедлив. Если Столярский говорил, что вы на что-то годитесь, это была не только огромная похвала, но и предсказание. Получить самого Столярского в учителя считалось невероятной удачей.
- Тем не менее вы у него проучились всего две недели. Он вас выгнал?
— Нет, я сам отказался.
- Почему?!
— Дело в том, что Столярский учил меня по классу скрипки, на которой я играл с пяти лет. И вот, прозанимавшись две недели, я заявил родителям, что больше не буду ходить. Неслыханное дело. По-моему, это был чуть ли не единственный случай в истории школы, которой руководил Петр Соломонович. Мой отец всю жизнь проработал хирургом-ортопедом, но был весьма неплохим пианистом. Так вот, он отказался озвучить мой отказ Столярскому, и тогда я сделал это сам. Надо отдать должное Петру Соломоновичу, если его это и задело, то виду он не показал. Просто спросил: «А что тебе не нравится?» Я ответил, что хочу играть не стоя, а сидя. Как оказалось, это было очень правильно — композитор должен владеть именно фортепиано. И Столярский безропотно передал меня выдающемуся педагогу Берте Михайловне Рейнгбальд, воспитавшей много хороших музыкантов, в том числе и знаменитого Эмиля Гилельса. Позже я начал заниматься еще и композицией у Николая Вилинского. Когда приехал поступать в Московскую консерваторию, там поверить не могли, что такие прекрасные знания я получил в Одессе, которую столичные музыканты хоть и любили, но в творческом плане всегда считали провинцией. Меня взял под свое крыло сам Виссарион Шебалин.
«Ландыши» в исполнении Гелены Великановой гремели не только на весь Союз, но стали популярны в Германии, Японии, даже на Канарских островах»
- Вашим первым шлягером был…
— «Теплоход» на стихи Драгунского и Давидовича. Это была моя первая песня, раньше я писал оратории, кантаты и концерты. Самым легким жанром, который тогда себе позволял, была оперетта. Однажды услышав «Сильву» Кальмана, буквально влюбился в это произведение! Вообще же, эстрадная музыка тогда казалась мне примитивной, почти пошлой, и я думал, что никогда не буду ее писать. Только со временем понял, что она может быть столь же прекрасной, сколь, скажем, симфония, и так же сильно влиять на душу человека. В общем, у меня появился «Теплоход». Что с ним делать, я не знал, показал друзьям, и они посоветовали пойти с песней к Утесову. Мы с ним были немного знакомы, встречались в Новосибирске в эвакуации, и я, правда, не без колебаний, ему позвонил. Леонид Осипович послушал и сказал: «Помяните мое слово, через две недели песня будет звучать по радио!» Я ему тогда не поверил, но скоро песню не только передавали по радио, но и напевали все вокруг. Популярность у нее была сумасшедшая.
- Как и у знаменитых «Ландышей»?
— Популярность у этих песен действительно была одинаковая, а вот судьба — разная. Меня попросили сочинить какую-то легкую, веселую песню для новой концертной программы. Мелодия родилась легко, буквально за полчаса, основой для нее послужило стихотворение Ольги Фадеевой. Исполнила «Ландыши» Гелена Великанова. Премьера состоялась в саду «Эрмитаж». Через несколько дней «Ландыши» запела вся Москва (сам я в это время был на юге, и Геля сообщила мне о произведенном фуроре телеграммой), а за ней и весь Советский Союз. Да что там, песня и за границей пользовалась сумасшедшим успехом — ее пели в Германии (там для нее написали новые слова и назвали «Карл-Маркс-Штадт»), в Японии, даже на Канарских островах. Я прямо растерялся, такого успеха у меня еще не было. Ну а через несколько месяцев грянул гром — песню обвинили в пошлости, безвкусице, чуть не в подрыве устоев социалистического общества, меня называли провокатором. В разгромных газетных статьях писали, что такие произведения особенно опасны для молодежи, чей художественный вкус еще не до конца сформировался.
- Сейчас вы понимаете, почему тогда такое произошло?
— Видимо, начали очередную кампанию по борьбе с пошлостью в искусстве, нужен был яркий пример подобного явления, а тут как раз «Ландыши», как в фильме «Москва слезам не верит», доносятся из каждого окна. Далеко ходить не стали, ухватились за то, что было, грубо говоря, на поверхности. Так двадцать с лишним лет мою песню и называли «образчиком безвкусицы», пока наконец не реабилитировали.
- Негативные последствия для вас это имело?
— Если вы думаете, не репрессировали ли меня, сослав в Сибирь, то Бог миловал. Времена уже были не те. Но песню запретили исполнять на концертах и по радио, если и ставили, то только мелодию. Мой друг, писатель Владимир Войнович, как-то пошутил: «Оскар, ты стал похож на Мендельсона — у тебя тоже есть своя «Песня без слов». Конечно, ужасно неприятно было, что все это время мое имя полоскали все, кому не лень. Так ведь было бы за что! Никакой пошлости и безвкусицы в «Ландышах» нет, обыкновенная песня.
«Сюжет песни «Огромное небо», которую замечательно пела Эдита Пьеха, взят из жизни»
- Есть у вас еще один хит. Ваши куранты звучат перед началом каждого концерта в зале «Россия».
— Их я написал по просьбе всесильной и одиозной Екатерины Алексеевны Фурцевой — министра культуры СССР. Это ей пришла в голову мысль заменить курантами традиционные театральные звонки. Удивительно: столько времени прошло, а они до сих пор звучат.
- А песню про «пыльные тропинки далеких планет» вы написали по заказу самого Никиты Хрущева?
— Не совсем. Мне позвонили из одной популярной в то время радиопередачи и по большому секрету рассказали, что готовится запуск искусственного спутника Земли: дескать, неплохо бы к этому событию песню написать. Я ответил, что никогда не сочиняю музыку просто так, только на готовые стихи. Через час мне позвонил юный Володя Войнович, который в то время был на этом самом радио чуть ли не стажером, и, запинаясь, продиктовал стихи. Они мне так понравились, что через полчаса песня была готова. Кстати, тогда мы с Володей и подружились. Говорят, Никита Сергеевич очень любил напевать эту мелодию.
- Вам, чтобы сочинять, нужна особая атмосфера?
— Да по-разному бывает. В юности я любил писать музыку на знаменитом Приморском бульваре. Просто приходил туда (мы жили неподалеку, на Малой Арнаутской улице), садился на скамейку и сочинял, а дома играл только что написанное. Прекрасные были времена!
- С кем из поэтов больше всего любили работать?
— Наверное, самыми любимыми были все-таки Расул Гамзатов, Евгений Долматовский и Роберт Рождественский. Вы, например, знаете, что сюжет песни «Огромное небо», которую так замечательно пела Эдита Пьеха, Рождественский взял из жизни? В какой-то газете, кажется, в «Правде», Роберт прочитал о подвиге летчиков, у которых в небе над Берлином отказали двигатели самолета. Нечеловеческими усилиями они дотянули до леса, где самолет упал, катапультироваться пилоты не успели: «А город подумал, ученья идут». Люди плакали, слушая эту песню…
С Робертом нас познакомил живущий ныне в Израиле писатель Толя Алексин. А с Михаилом Матусовским мы написали несколько песен к фильму «Матрос с «Кометы», в том числе и ставшую знаменитой «Черное море мое»… Увы, с каждым годом все меньше и меньше остается в живых людей, с которыми я когда-то работал — нет Роберта, нет Расула. Вот и любимых моих исполнителей уже почти не осталось. Из всех, кто когда-либо пел мои песни, живы только Иосиф Кобзон, Эдуард Хиль и Эдита Пьеха..
1642Читайте нас у Facebook
