Военкор Алена Шевчук: "Как только в Донецке мы поднялись в арендованную квартиру, туда ворвались вооруженные военные"
Корреспондент программы «Вiкна-новини» канала СТБ Алена Шевчук уже год ездит в зону АТО. Она была и на линии фронта, и в тылу врага. Алена стала автором нескольких громких спецрепортажей и помогла выйти из плена украинскому «киборгу» Ярославу Гавянцу. Недавно журналистка вернулась из поездки на восток Украины, где побывала в оккупированных Донецке, Дебальцево и Енакиево. Алена готовит цикл репортажей о том, как сейчас в этих городах живут мирные жители.
*Алену Шевчук и оператора Романа Крюкова в Донецке сопровождал волонтер — российский режиссер Алексей Смирнов (на переднем плане)
— Правда, что во время нынешней поездки на восток, в оккупированные города, водитель вашей машины попал в плен к «дээнэровцам»?
— Скорее, это был не плен, а задержание. Почти сутки его держали в особом отделе батальона «Восток», изучая документы. Это случилось, когда мы уже неделю отработали в Донецке. Собирались остаться еще на два дня, но водителю Роману Волынцу надо было срочно вернуться в Киев. Ехать ему предстояло одному. Мы предупредили об этом министерство информации «ДНР», но на блокпосту возле Ясиноватой машину остановили. Нашего водителя начали проверять с особым пристрастием, в мобильном телефоне нашли его фотографию в бронежилете, каске, сделанную на украинских позициях. Тут же Романа задержали, а его телефон отключили. Не передать словами, что я чувствовала в тот момент, когда безуспешно в течение нескольких часов пыталась дозвониться на его мобильный. Слава Богу, что на каждой машине, выезжающей с канала, стоит навигатор. По нему нам удалось отследить, где находится водитель. Было уже восемь вечера, когда я пошла в министерство государственной безопасности «ДНР». Просидела там до четырех утра вместе с полицейскими.
— Почему же вы сразу не поехали забирать водителя из плена?
— Как только в органах узнали, что по этому адресу находятся бойцы батальона «Восток», сказали, что никто туда не поедет. У батальона особый статус, не исключалась опасность, что любое неверное движение повлечет за собой необратимые последствия. Тогда мне пришлось позвонить замминистра обороны «ДНР», телефон которого у меня был, и он пообещал, что утром мне отдадут коллегу. Рано утром мы поехали по известному нам адресу с особистом батальона «Восток» и забрали Романа.
— В каком состоянии он находился?
— Чего только я не передумала за эту ночь, боялась, его уже нет в живых. Даже не сомневалась в том, что он жестоко избит, и это в моем представлении был лучший вариант. Каким же было мое удивление, когда, увидев водителя, я поняла, что его никто и пальцем не трогал. Стала расспрашивать о том, что произошло за сутки его пребывания в плену. Он сказал, что обращались с ним нормально, забрали лишь личные вещи до выяснения обстоятельств. Говорил, что задавали только идейные вопросы: считает ли он бойцов террористами, за кого воевал в Великую Отечественную его дедушка… В общем, стандартный в этих случаях набор. Водителя накормили, уложили спать, даже разрешили курить. Больше всего его поразило, когда подошел один из ополченцев и вежливо попросил ноутбук, чтобы посмотреть на нем фильм.
— Вы общались с кем-то из бойцов «Востока»?
— Особист, который меня сопровождал, оказался киевлянином. Один из ополченцев был из Харькова, другой — из Донецкой области. Кавказцев или русских именно в этом месте мы не видели.
— Как в оккупированных городах относятся к журналистам с украинских каналов?
— По-разному. Не могу сказать, что в большинстве случаев позитивно. Помню, на одном из блокпостов мы показывали свои документы. У меня львовская прописка, у водителя — киевская, а у оператора — днепропетровская. Проверяющий воскликнул: «Ого! Три самых хунтовских города! Как вы не боитесь к нам ехать?» Но в его словах было больше удивления, чем агрессии. Больше всего ополченцев обижает, когда их называют террористами. Они сами в этом признавались, говоря, что являются обычными людьми, защищающими свою землю. В общем, к подобным разговорам за время поездок на восток мы уже привыкли и практически не обращаем внимания на них.
— Каким вы увидели Донецк?
— Город заметно опустел. На улицах мало людей. Стало много попрошаек. У людей нет денег, они не получают украинскую пенсию. «Дээнэровские» выплаты в размере 1000 гривен тоже достаются не всем. Молодым мамам выдается единоразово 500 гривен, но лишь единицы могут рассчитывать на эти деньги. Цены на продукты в Донецке в несколько раз выше, чем на территории свободной Украины. В основном в магазинах рассчитываются гривнями. Но когда мы сидели в кафе, нам сказали, что можем заплатить и в рублях. После заявления Захарченко, что он хочет сделать «ДНР» мультивалютным, продавцы в магазинчиках стали брать и доллары.
— В супермаркетах есть украинские продукты?
— С этим большие проблемы. Мы разговаривали с поставщиками, они жаловались на невозможность транспортировки продукции из Украины в так называемую «ДНР». Украинских продуктов на полках крайне мало. Думаю, что завезенные попадают в магазины контрабандой. В основном, это сигареты. Например, пачка «Прилук» в Донецке стоит 26 гривен. На полках магазинов большая часть продуктов, произведенных предприятиями, которые еще работают в Донецкой области. Каждый раз, когда мы выходили из супермаркета, на улице уже ждали попрошайки. Среди них часто встречались дети. Я приезжала в Донецк в конце декабря, тогда такого количества нищих на улицах не видела.
— Вы ездили в районы Донецка, пострадавшие от снарядов?
— Я поехала туда с местным таксистом, у которого квартира оказалась в Киевском районе, где стреляли больше всего. Он показал мне свой большой многоквартирный дом, зияющий выбитыми стеклами. Сказал, что из всех жильцов подъезда остался всего один человек. Даже теперь, когда вроде объявлено перемирие, находиться там опасно. Несколько раз в Донецке были слышны взрывы от снарядов. Причем звуки долетали до самого центра города.
— Где вы останавливались?
— Мы снимали квартиру недалеко от центра в многоэтажном доме. Приехав, стали выгружать из машины бронежилеты и каски, чтобы ночью их не украли. Поднялись в квартиру, я только начала разбирать вещи, как вдруг раздался звонок. Дверь распахнулась — и к нам ворвались шестеро вооруженных автоматами и пистолетами военных. Водителя и оператора они поставили лицом к стенке, приставив пистолеты к головам. У меня сердце упало в пятки. От страха я не могла и слова вымолвить. Оказалось, бдительные соседи, увидев, что незнакомцы выгружают из машины амуницию, позвонили в военную полицию, сообщив, что в их доме находятся диверсанты. Когда все выяснилось, ребят отпустили, но мы еще долго не могли прийти в себя от пережитого шока.
— В городе есть российская символика?
— Не могу сказать, чтобы на каждом шагу были развешаны российские флаги или портреты Путина. Видела пару плакатов с надписями: «Донбасс — наша земля. Нам ее восстанавливать». Повсюду флаги «ДНР», в каждом переходе масса сувенирной продукции. Там же можно купить и обложку «Паспорт гражданина «ДНР».
— Что вас больше всего потрясло, когда приехали в Дебальцево?
— Этот город на 70 процентов разрушен. Местных жителей практически нет. В домах отсутствуют вода и свет. Люди, которые все же решили остаться в Дебальцево, прямо на улице разводят огонь, греют чайники и готовят. В здании горисполкома находится самый большой в Дебальцево подвал, который превратился в бомбоубежище. Там живут около 200 человек. Днем они выходят на свет, поднимаются в свои квартиры, проверяют имущество. Потом возвращаются снова в подвал. Продукты купить нельзя, жители питаются только тем, что предлагает гуманитарная помощь, которую привозят волонтеры. Но, несмотря на общее мрачное впечатление, люди потихоньку начинают восстановление города. В «ДНР» создано даже так называемое министерство восстановления. На улицах всех оккупированных городов очень много военных. Практически 70 процентов встреченных нами — люди в камуфляже. Я заметила в этот раз, что стало гораздо меньше людей кавказской внешности.
— Раньше вы с ними сталкивались?
— В Донецке в декабре минувшего года я пошла в один из ночных клубов. Такое впечатление, что попала в Чечню. Уже на входе раздавалась песня «Мой город Грозный, я по тебе скучаю». Чеченцев было огромное количество, а местные девушки падали к ним в объятия со словами: «Защитники наши». Это было немного ужасающее зрелище.
— А как же комендантский час?
— Я пошла снимать на свой страх и риск. Было уже начало двенадцатого ночи, я спросила девушку, которая сидела за соседним столиком: «А как же комендантский час?» Она сказала, случается, что после 11-ти вечера в клуб заходят вооруженные люди, включают свет, останавливают музыку и проверяют у всех документы. Если прописка донецкая, то все нормально. Слава Богу, в тот вечер никакой проверки не было.
— Вы уже не первый раз ездите в оккупированные города на востоке. Правда, что разрешение на работу вам выдавал глава так называемой «ДНР» Александр Захарченко?
— Первый раз я приехала в Донецк в 20-х числах декабря прошлого года. Сама, без водителя и оператора. Просто на маршрутке. Многие не понимали, как я могла проехать блокпост. Я действительно очень боялась проверки, но ее не было. На блокпосту в нашу маршрутку зашли «дээнэровцы», сказали: «Слава Украине!» Никто не ответил. Они обрадовались: «Ну, тут все свои, проезжайте».
В министерстве информации «ДНР» страшно удивились моему появлению и желанию получить аккредитацию. Сказали, если мне разрешит ее выдать сам Захарченко, то так тому и быть. Дали телефон Захарченко, я стала ему звонить. После 40-го звонка, на который никто не отвечал, я написала sms-ку: «Я журналист канала СТБ, мы хотим записать с вами интервью». В такой же форме мне ответили, что на следующий день мы можем встретиться. Но этого не случилось, никто не вышел со мной на связь. И тогда я решила пойти на центральную площадь Донецка, где намечался какой-то праздничный митинг, на котором должен был появиться Захарченко. Не знаю, как мне удалось незаметно пройти мимо его охраны, но я приблизилась вплотную к Захарченко и обратилась к нему: «Вы же обещали мне интервью!» Он был ошарашен, тем не менее познакомил меня со своим адъютантом, и в конце концов я таки получила аккредитацию.
Все это время у меня была гражданская аккредитация. Теперь же я хочу иметь военную. Получить ее очень сложно, это возможно только после тщательной проверки. Зато она позволяет журналисту снимать сюжеты о военных подразделениях. Мне интересно посмотреть, что там происходит на самом деле.
13021Читайте нас у Facebook
