В катастрофе атомной подводной лодки к-56 обвинили весь экипаж, в том числе 27 задохнувшихся от хлора моряков, которые пожертвовали собой ради спасения субмарины и товарищей
Летом 1973 года после успешных учебных стрельб атомная субмарина Северного флота К-56 возвращалась на базу. Лодка шла в надводном положении, и, как рассказывают очевидцы, даже традиционный на флоте вечерний чай от свежего воздуха в этот вечер казался особенно вкусным. Второй спальный отсек, который вскоре станет братской могилой для моряков, был переполнен -- после нескольких дней напряженных учений подводники отдыхали. На вахте стоял старпом, на лодке было тихо и спокойно. Никто не мог предположить, что через три часа стальной атомный монстр превратится в настоящее пекло.
«Если бы не чудо, я оказался бы в числе первых погибших»
-- В ту ночь я остался жив благодаря чуду, -- рассказывает штурман второго экипажа подводной лодки К-23 Лукьян Федчик, в тот день находившийся на атомоходе К-56. -- Минут за сорок до катастрофы я покинул второй отсек. Дело в том, что этот отсек считался спальным. В том недолгом походе на одной лодке шло два экипажа -- экипаж лодки К-56 и часть -- с К-23 (экипаж второй подводной лодки выполнял учебные стрельбы, поэтому главным на подлодке был командир экипажа К-23, капитан второго ранга Леонид Хоменко, а не командир К-56 капитан второго ранга Александр Четырбок). Людей было много. Поэтому, отдохнув, я уступил место другому офицеру, а сам отправился на свое место штурмана на центральный пост. Уже потом, когда спасатели доставили тела погибших, я увидел, что именно напротив моей койки зияла огромная трехметровая пробоина. Так что, если бы судьба не была ко мне так благосклонна, я погиб бы одним из первых от столкновения с судном «Академик Берг».
Но тогда ничто не предвещало беды. Я прокладывал курс -- вскоре лодка должна была совершить поворот в узком месте залива, у мыса Поворотный. Передали на берег: все в порядке, идем домой. И вдруг лодку затрясло, вибрировала каждая переборка. Все полетело вниз: приборы, личные вещи, инструменты… Через секунду мы поняли, что лодка тряслась от реверса -- самого полного хода назад. В этот момент я увидел, как из кают-компании в одних носках выбежал командир лодки Леонид Хоменко. За ним на центральный пост бросились другие офицеры. В считанные секунды на субмарине началась страшная суета: все бегали, занимали свои боевые посты, пытались выяснить, что происходит, слышались какие-то отрывистые команды. Неожиданно раздался огромной силы удар. Субмарину тряхнуло так, что многие моряки не смогли устоять на ногах, несмотря на то, что держались за поручни или опоры. Посыпались искры от электрозамыкания, задымила горящая электропроводка. Все это усилило неразбериху первых минут. Но буквально через мгновение в лодку начала поступать забортная вода. Заместитель командира дивизии Ленислав Сучков, присутствовавший на лодке как представитель командования (он, кстати, находился в злополучном втором отсеке), бросился к громкоговорителю и закричал: «Во втором отсеке пробоина! Задраить переборки! Начать борьбу за живучесть корабля!» Это была последняя команда, отданная им и зафиксированная в вахтенном журнале.
«Моряков, заточенных во втором отсеке и обреченных на гибель, успокаивали, обещая спасти»
-- Стало ясно, что подлодка столкнулась с надводным судном, -- продолжает Лукьян Федчик. -- Первые минуты после столкновения были самыми драматическими. На флоте есть железное правило: в случае аварии все переборки между отсеками задраиваются мгновенно и никто после этого не может покидать отсек до распоряжения командира, даже если его жизни угрожает опасность. Все это предусмотрено для того, чтобы в случае локальной аварии спасти лодку от потопления, а уцелевших членов экипажа от гибели. Что же произошло на К-56? Удар поискового судна «Академик Берг» пришелся на второй отсек. Он ударил в борт лодки почти под прямым углом и буквально распорол корпус. Образовалась огромная пробоина -- более трех метров длиной и сантиметров семьдесят шириной. Мощным потоком в отсек хлынула вода. В тот момент там находились тридцать шесть человек. Вопреки железному правилу, пренебрегая приказом, девять человек успели покинуть отсек. Да, их можно обвинять в трусости, но они просто хотели выжить. Кстати, многих из них позже не хотел брать к себе в команду ни один экипаж флота.
Вскоре через открытый лаз вода начала поступать в следующий, третий отсек, что неминуемо привело бы к гибели лодки (лодка может держаться на плаву только с одним затопленным отсеком). К двери лаза бросился Леонид Пшеничный, командир пятой боевой части К-56. Он закрыл лаз и прикрыл собой поворотный механизм, чтобы никто не смог его открыть. Он так и умер: повиснув на двери, не выпуская из рук поворотного руля. А заместитель командира дивизии Ленислав Сучков в это время пытался остановить обезумевших от страха моряков, которые силой пытались отбросить Пшеничного от входа и открыть люк. Но офицеры держались стойко, так как понимали, что если они не пожертвуют собой и остальными моряками отсека, то на дно пойдет вся лодка с двумя экипажами (а это больше сотни человек), ядерными ракетами и торпедами на борту…
В книге военного моряка и историка Владимира Мормуля, который восстановил события тех дней, описан этот трагический эпизод: «Инстинкт самосохранения утраивал силы рвущихся к спасению моряков. Они молотили руками направо и налево, не разбирая званий. Когда впоследствии подняли тела Сучкова и Пшеничного, то лица офицеров были сплошь в синяках и кровоподтеках. Их били свои же товарищи. Но дверь они так и не сумели открыть -- офицеры держались стойко. А буквально через минуту в отсеке все стихло -- хлор сделал свое дело… »
-- Основная масса моряков во втором отсеке погибла в течение нескольких минут, -- продолжает рассказ Лукьян Федчик. -- На нижней палубе второго отсека были расположены огромные аккумуляторные батареи. Морская вода попала в них. Началась бурная химическая реакция -- разлагавшаяся кислота стала выделять ядовитый хлор в огромных количествах. В считанные секунды он заполнил отсек. Моряки умерли, наверное, уже после первого вдоха. Шансов спастись у них практически не было. Как оказалось, второй экипаж не взял с собой на лодку дополнительные индивидуальные дыхательные аппараты. В злополучном втором отсеке их оказалось всего пять. И только пять человек смогли ими воспользоваться. Но и это их не спасло, так как в аппарате запаса воздуха хватало на двадцать минут, а до берега или отмели, куда в конце концов и выбросилась лодка, было около часа ходу. Эти двадцать минут оставшиеся моряки и продержались.
-- С ними была связь в это время?
-- Да, командир лодки и другие офицеры разговаривали с ними по переговорному устройству. Они успокаивали их, сообщая, что лодка идет к берегу, что скоро их спасут, но сами-то понимали, что не успеют это сделать. Понимали это и заточенные моряки. Некоторые из них прощались, просили передать родным последние слова -- о любви, о том, что умерли они геройски, не струсили, не предали товарищей. Кто-то умолял спасти его -- это был просто жест отчаяния. Было страшно слышать и осознавать свою беспомощность, но мы должны были бороться за живучесть корабля. Нервы не выдерживали даже у бывалых моряков. Помню, как в какой-то момент командир экипажа К-56 капитан второго ранга Алексей Четырбок попросил Леонида Хоменко, командира экипажа К-23, считавшегося старшим на лодке, спасти его ребят. Но Хоменко отказал. Четырбок взял себя в руки и остался на центральном посту, помогая руководить спасением лодки.
«Командир экипажа К-56 поседел за несколько секунд, пока шел к машине, которая увезла его на допрос»
В это же время в первом отсеке, который оказался изолированным из-за затопленного второго отсека, сложилась не менее драматическая ситуация -- там заточенными оказались 22 человека.
-- В первый отсек через трещины в корпусе тоже стала поступать вода, -- рассказывает Александр Самохвалов, капитан первого ранга в отставке, в то время -- командир второго экипажа К-23. -- Здесь как раз находились несколько ребят из моего экипажа. Офицеров там было только двое: лейтенант Алексей Кучеров и мичман Гасанов. Когда произошло столкновение, то, как и положено, лаз во второй отсек был задраен. Но тут между матросами, среди которых было немало новобранцев, началась борьба за индивидуальные дыхательные аппараты (ИДА). Их тоже на всех не хватало. Матросы запаниковали. Приказы не могли остановить перепуганных людей. Тогда мичман Гасанов собрал все ИДА возле себя, вооружился кувалдой из аварийного набора и сам охранял аппараты. Паника прекратилась.
Людей, заточенных в первом отсеке, от гибели спасло отсутствие аккумуляторных батарей. Их вовремя успели вытащить, когда командир выбросил лодку на мель. Рассказывали, что когда моряков вытаскивали наверх, на верхней палубе воды было уже по колено. Еще немного -- и людей не спасли бы.
Когда начались спасательные работы по извлечению тел погибших, то перед каждым заходом морякам-спасателям наливали по сто граммов спирта. Но и это не всегда помогало -- картина в отсеке была страшной. Некоторые матросы, отравившись газом, умерли во сне. У кого-то даже застыла на лице улыбка -- видимо, что-то хорошее снилось. Погиб в отсеке и врач из моего экипажа Валерий Климашевский. Вообще-то в этот поход должен был идти медик из штаба, а Климашевский по просьбе штабиста его подменил. Тот пообещал накинуть пару лишних дней к отпуску. У Валеры родилась вторая дочка, и он должен был лететь домой. Билет на самолет лежал у него в кармане.
-- Был ли в той ситуации какой-то выход, позволивший бы избежать трагедии?
-- Выход был, и не один, -- продолжает рассказывать Лукьян Федчик, -- но мы выбрали худший. Нашу лодку сопровождал большой противолодочный корабль «Владивосток». Еще за два часа до столкновения он засек надводную цель, идущую навстречу лодке. Расстояние тогда между нами было около 75 километров. Крейсер передал на лодку: включите локатор и сопровождайте цель. На лодке локатор был отключен: экономили ресурс, так как в то время эта аппаратура была еще не очень надежной, поэтому прибор держали в резерве, на крайний случай, и включали лишь периодически. По сигналу с крейсера его тоже не включили. Через некоторое время с «Владивостока» передали более тревожное сообщение: замеченная цель сближается с лодкой, расстояние сократилось до 40 километров. Еще раз посоветовали включить локатор и провести маневр расхождения со встречным судном, как и полагается. Командир субмарины информацию принял, но никаких распоряжений не давал, и радар остался не включен. Оставив на мостике старпома, допущенного к самостоятельному управлению кораблем, командир ушел отдыхать. Старпом тоже не включил радар. Только резко ухудшившаяся видимость из-за быстро насевшего тумана заставила старпома включить радар. Это произошло за пять минут до столкновения.
Но на включенном экране локатора возникло сразу четыре цели. Времени, чтобы оценить, какая из целей является самой опасной, уже не было. А через три минуты над лодкой нависла громадина «Академика Берга» -- там тоже пренебрегли правилами безопасности. Старпом отдал команду на задний ход и поворот влево. Но было поздно. Уже потом, когда мы просчитывали эту ситуацию, то пришли к выводу, что маневр заднего хода с поворотом оказался самым неудачным решением из всех возможных. Если бы лодка двигалась даже с прежней скоростью и прежним курсом, вполне вероятно, что столкновения можно было бы избежать.
А вот после столкновения командир действительно принял самое верное решение -- посадить лодку на мель, чтобы она не затонула. Мне довелось прокладывать этот спасительный курс. Можно сказать, что нам повезло и в этом, так как я сумел отыскать одну из немногих песчаных отмелей среди десятка каменистых. Но это уже нам не зачлось. Наоборот, весь экипаж, в том числе и погибших, обвинили в катастрофе. Помню, когда командир Хоменко направлялся к машине, которая должна была увезти его на допрос, то за эти секунды пути он полностью поседел. После первого же допроса с него сразу сорвали одну звезду, понизив в звании с капитана второго ранга до капитана третьего.
А весть о столкновении и гибели моряков уже разнеслась. Утром, когда уже шли спасательные работы, многие жены с детьми примчались из поселка, расположенного в 17 километрах от базы, чтобы узнать, не погибли ли их мужья. Многие это расстояние преодолели ночью пешком. Потом было первое следствие и допросы. Вслед за ним назначили второе -- как мы потом узнали, следователи пытались выгородить капитана «Академика Берга», хотя его вина была не меньше нашей, так как он допустил вопиющую халатность в управлении судном. По всей видимости, министерство рыбного хозяйства, которому и принадлежало судно, очень хорошо «попросило» прокуратуру флота признать виновными военных моряков. На одном допросе меня продержали четверо суток, допрашивая с девяти утра до девяти вечера, без перерыва. Тогда я понял, почему многие из наших ребят давали противоречивые показания. Давление со стороны следователей было очевидным -- можно было просто сойти с ума. Чтобы не подставить друг друга, мы стали требовать очных ставок… После всех испытаний те, что выжил, остались друзьями. А с погибших обвинение сняли -- похоронили их, как героев.
5374Читайте нас у Facebook
