«отец» жеглова и шарапова писатель георгий вайнер: «в последнее время я напоминаю себе стукача со склерозом: везде хожу и все, что вижу, записываю»
«Десять лет мы с Аркадием втайне сочиняли романы»
-- Хотелось бы, Георгий Александрович, для начала понять, почему вам дома не сидится. То в Нью-Йорке вы, то в Париже, то в Москве… Места, которое изменить нельзя, найти себя не можете?
-- К вопросу о доме мы еще вернемся, а пока постараюсь все же объяснить, откуда эта охота к перемене мест. Сие мучительное свойство овладело мною не вчера. Не забывайте, вырос я в Советском Союзе и как всякий его гражданин был сперва допущен к обозрению счастливой действительности в братских социалистических странах. Году в 84-м, после того, как я успел сполна разделить радость соседей по лагерю от жизни при социализме, мною были предприняты робкие попытки прорваться на загнивающий Запад, дабы посмотреть, как там мучаются трудящиеся под гнетом капитала. И тут я с удивлением обнаружил, что мой порыв к открытию мира не находит поддержки у некоторых товарищей. Проще говоря, вдруг понял, что попал в категорию невыездных.
-- Для этого имелись основания?
-- На мой взгляд, никаких. Я никогда не относил себя к диссидентам и тем более революционерам, не призывал к свержению Советской власти, правда, и к правящей партии не подлизывался. Мы с братом писали книжки, то есть, как мне казалось, занимались частным делом, которое никоим образом не касалось вершителей судеб.
-- Значит, касалось.
-- Выходит, так… Дело в том, что на протяжении десяти лет мы с Аркадием вели вторую, тайную жизнь: в секрете от всех сочиняли романы, которые, думаю, сильно не понравились бы власть имущим, проведай они об этом. Так, в «Евангелии от палача» мы посягнули на святое, решив рассказать о роли КГБ в жизни советского общества. Лубянку ведь в то время запрещалось трогать, ибо имя Господне не подлежит употреблению всуе. Действительно, ни в одной из наших прежних книг эта аббревиатура -- КГБ -- не встречалась ни разу. Мы как-то обходились без этого, пока не решили, что пора выразить отношение к гениальному детищу Иосифа Виссарионовича. Сталин ведь создал лучший в мире механизм террора. Гораздо лучше того, которым, к примеру, располагал Гитлер, несправедливо считающийся самым большим тираном в истории человечества. У Гитлера все-таки существовал некий договор с обществом: те, кто выполнял установленные государством злодейские правила, мог спать спокойно, зная, что его не тронут. Сталинская новация, заставляющая именно дядюшке Джо отдать мировое первенство в злодействе, заключалась в том, что даже неукоснительное исполнение предписаний власти не гарантировало палачу, что он вскорости не разделит участь жертвы…
-- А с чего вдруг вас потянуло на эту тему?
-- Не вдруг, совсем не вдруг… У Солженицына есть тезис, что все, жившие при Сталине, так или иначе причастны к репрессиям 30-х и 40-х годов, несут ответственность за них, поскольку видели творимый беспредел, но безмолствовали. Уважаемый Александр Исаевич не прав: видеть и понимать -- это разные вещи. Скажем, я появился на свет, когда машина террора работала вовсю. Мне и в голову не приходило, что может существовать какая-то другая жизнь. Понять, что хорошо, а что плохо, можно, когда существует некий критерий качества. Нам не с чем было сравнивать, казалось, мир таким устроен на века. Мои родители были из пролетарского сословия, жизнь наша проистекала в городских трущобах на Сухаревке, куда вихри политического террора попросту не долетали, они свистели где-то высоко над головой. Мы были мизерабль, нищие и ничтожные людишки, режим нас не замечал, он существовал сам по себе, а мы сами. Ну да, как-то прошел слух, что арестовали директора авиазавода Бакшиева. Якобы за политику. Ну и что? Из нашего дома на Сухаревке тоже постоянно кого-то увозили на «воронках». Один сосед сидел за драку, второй -- за хулиганство, третий -- за воровство… Во всяком случае, это было понятнее, чем какая-то политика, далекая, как суд Господень.
Только перед самой смертью Сталина я потихоньку начал соображать, что к чему. И все равно мне долго еще казалось: КГБ -- вечный двигатель, созданный для перемалывания человеческих судеб. То, что с приходом Горбачева и перестройкой эта машина сломалась, для меня по сей день величайшая загадка.
… В общем, не стану дальше развивать мысль. Я лишь хотел сказать, что наш роман о КГБ был далеко не комплиментарен. Книга «Петля и камень в зеленой траве» оказалась не менее крамольной, поскольку посвящалась еврейскому вопросу.
«Я пригрозил Горбачеву эмиграцией»
-- И после этого вы удивляетесь, что угодили в невыездные? Скажите спасибо Советской власти, что легко отделались.
-- Конечно, мы играли с огнем. За такие книги в ту пору мог быть только один гонорар -- палкой по башке в подъезде… Подобное признание нам было ни к чему, поэтому мы натуральным образом закопали рукопись в землю. Так сказать, для потомков, поскольку, повторяю, убеждение, что совок вечен, сидело в нас глубоко. Церемония закапывания состоялась ровно двадцать лет назад, в ноябре 79-го. Я запомнил дату, поскольку тогда по телевидению впервые показали наш фильм «Место встречи изменить нельзя»…
-- Кстати, о месте. Мы, кажется, отвлеклись от темы тяги к переменам.
-- Отнюдь, я же объясняю вам, что заядлым путешественником меня сделала родная страна, записав в невыездные. Признаться, долго не мог поверить, что это случилось со мной, и какое-то время по инерции еще пытался оформить документы то в Скандинавию, то во Францию… Наконец, получив очередной отказ, пошел качать права в московский горком КПСС. Конечно, это ничего не дало, а лишь усугубило ситуацию. Шлагбаум опустился перед моим носом и не поднимался до 1987 года, когда мне пришло персональное приглашение из Франции на конгресс детективных писателей. К тому моменту мое терпение окончательно иссякло, и я написал открытое письмо Горбачеву, пригрозив эмиграцией в случае отказа выпустить меня из страны. Подействовало. Через неделю мне позвонили и сказали, что недоразумение устранено. Я поехал в Париж и понял, что неправильно жил, рискуя не увидеть мир, существующий за пределами одной шестой части суши. Словом, когда в 1990 году меня пригласили поработать колумнистом в старейшую эмигрантскую газету «Новое русское слово», я не слишком долго раздумывал.
Уезжал я в Штаты с советским паспортом и сохранил его по сей день, чему, не скрою, рад. Это избавило меня от многих сытостей и многих ужасов эмигрантской жизни. Для русского человека житье на чужбине всегда ущербно и маргинально.
Конечно же, я занимался шантажом, когда писал Горбачеву, что могу эмигрировать. Никуда уезжать с концами я не собирался. С другой стороны, не понимаю вопроса, где мой дом. У меня квартира в Москве, апартаменты в Нью-Йорке и постоянная жилплощадь в Париже. Во Франции, правда, дом принадлежит моим приятелям, но я очень часто приезжаю к ним пожить и поработать. Словом, если смотреть формально, мои жилища в России и в Америке. Но для меня дом -- не жилстроение, не город и даже не страна, а, простите за некий пафос, семья, ближайшие друзья, то есть круг моего общения. Не хочу оставаться гражданином России, если здесь правят жулики и коммунисты, гражданином Америки не желаю становиться априори, хотя мог бы сделать это без всяких проблем. И израильский паспорт мне даром не нужен. Весной был в Тель-Авиве, ко мне опять подкатывались с этим предложением. Объяснил: мне ваше гражданство -- по барабану, не собираюсь я становиться крепостным, приписанным к какой-то волости или помещику! Знаете, герой моего нового, только что законченного романа приходит к выводу, что нас всех обманывали, рассказывая, будто на земле множество стран и народов. Страны лишь две -- богатая и бедная. И народа два. Богатая страна разбросана маленькими островками по планете, но тем не менее очень удобна: в ней всегда прекрасный климат, там тепло и уютно, там вкусно кормят и мягко стелят. Бедная страна огромна, в ней живут миллиарды добрых и хороших людей, правда, их проблемы никого не интересуют. Бедняки знают о существовании другой страны, многие хотят эмигрировать туда, но обычно их убивают при незаконном пересечении границы, поскольку нет легального способа переселиться из мира бедности в страну богатства.
-- А этот ваш герой, к слову, из каковских мест будет?
-- Он сумел оплатить переход кордона… Цена оказалась весьма высокой.
-- Как книга называется?
-- «Умножающий печаль».
-- Цитируете Экклезиаста?
-- Перефразирую. «Во многих знаниях многие печали. Умножающий знания умножает скорбь»… В романе я попытался понять и описать природу новой стихии, действующей в России. Природу денег.
«Советские рубли заменяли талоны на питание»
-- Что же тут нового?
-- До 1991 года денег в истинном смысле этого слова у нас не было. Советские рубли заменяли талоны на питание, к слову, скверное, и сервис, столь же отвратительный. Рубль не являлся товаром, уж поверьте мне, человеку, который в те времена зарабатывал огромные суммы. Да, я был советским миллионером, мог купить машину, шубу, гулять в ресторанах, ездить в мягких вагонах, но кто бы мне позволил пустить деньги в частное производство, организовать гешефт? Деньги должны делать деньги. То, что твердили классики марксизма, мы поняли сравнительно недавно, и стихия забушевала! Многим она заменила религию.
-- И вам?
-- Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Я с почтением отношусь к новому божеству, хотя и не молюсь на него. Полностью игнорировать законы чистогана можно только в случае духовного столпничества, аскезы, удаления от мира, а я на такие жертвы, признаюсь, не готов. Впрочем, речь сейчас не обо мне, а о романе. Описывая современного русского олигарха, я постарался избежать журналистских шаблонов и не сделать из главного героя недоумка-воришку, укравшего государственную казну и мечтающего бежать с нею за границу.
-- Как зовут вашего олигарха?
-- Александр Игнатьевич Серебровский.
-- Фамилия еще куда ни шло, все-таки заканчивается на «ский». Но почему отчество Игнатьевич, а не Абрамович?
-- Во-во-во! Рассказ, что евреи сперли все бабки, чистой воды пропаганда.
-- Да? А вы семибанкирщину, так сказать, спасшую Россию от коммунистического реванша в 96-м, поименно помните? Смоленский, Гусинский, Березовский, Ходорковский…
-- Да, кажется, пятеро из той семерки евреи.
-- Если не шестеро.
-- Допускаю, что все семеро. Может, и Потанин семит, откуда нам знать? Но вопрос не в этом. Вы упомянули семибанкирщину, а мне на память пришло письмо Эдуарда Тополя Березовскому: дескать, покайтесь, Борис Абрамович. Смешно! Как-то писатель Александр Нилин популярно объяснил мне, что настоящий артист ради славы должен быть готов в любой момент выскочить на сцену с голой жопой. Так и ваша семибанкирщина. Как говорится, ради красного словца… Поверьте, это не самые богатые и влиятельные люди России. Поэтому и идея всемирного еврейского заговора меня не греет -- хотя бы по той причине, что я слишком уважаю русский народ, который не позволит грязно манипулировать собою кучке отщепенцев.
-- Погодите. По-вашему, БАБы лишь из тщеславия демонстрируют публике собственную задницу, а за режиссерским пультом сидят другие?
-- Вы слишком буквально восприняли сравнение Нилина, но во многом так и есть: люди, чьи фамилии на слуху, избрали для себя публичную стезю. Есть у нас господа побогаче и повлиятельнее. Их имена мало кому известны, они не упоминаются всуе.
-- Вы принадлежите к этому малому?
-- Кому известны?.. В определенной мере. С иными господами я знаком, поэтому и могу столь уверенно говорить на данную тему. Повторяю, у меня нет желания брать на себя сомнительную миссию адвоката Бориса Березовского, но не думаю, что он и есть то главное зло, которое губит Россию, разворовывая ее богатства. Посмотрите, много ли евреев среди губернаторов? А теперь попробуйте оценить ценности, которые находятся в их руках, прикиньте масштаб власти… То-то! Никаким Абрамовичам и не снилось! К слову, есть ли в действительности этот Абрамович? Не удивлюсь, если выяснится, что он такая же мифическая фигура, как и поручик Киже. Конечно, проще всего было сыграть по законам жанра и сделать главного героя евреем. Но тогда надо внять просьбам издателей и использовать атрибутику современной однодневной литературы, все эти мочилово, гасилово, кидалово, бухалово… Однако я верю, что нормальное читательское поле не могло выгореть дотла за десять лет.
«Мой новый роман можно назвать триллером»
-- Вы хотите раскрыть миру на что-то глаза?
-- Рассказав, кто такие эти олигархи и откуда они взялись на нашу голову? Я человек достаточно скромный и не ставлю перед собой сверхзадач. Это Золя мог кричать: «Я обвиняю!», а Чернышевский вопрошать: «Что делать?» Мы, как говорится, люди непритязательные. А если серьезно, я много лет не писал книжек и прекрасно вижу, как все изменилось. Читательский слой истончился, писатели сегодня работают, словно скорняки на шагреневой коже. Идет забег на короткую дистанцию, важно поспеть к финишу первым. В этом смысле я писал роман непозволительно долго -- год. И теперь главный вопрос: сможет ли мой штучный товар конкурировать с изделиями машинного производства? Ничего не имею против этих книжек: раз их покупают, надо издавать, только, пожалуйста, не называйте сей род человеческой деятельности художественной литературой. Вы ведь не оцениваете кроссворды с позиций высокого искусства? Так и эти книжки: если они не призывают к злу и насилию, пусть будут. Они безвредны и даже полезны, как способ времяпрепровождения и средство для успокоения нервов вроде вышивания или выпиливания лобзиком.
-- Я понял, Георгий Александрович: в вашей книге не будет ни мочилова, ни гасилова.
-- Правильнее сказать, не это главное в моем романе. Не берусь определить его жанр. Наверное, триллер, хотя в основе все же загадки не уголовного свойства, а человеческой души.
-- Вы всегда писали книги по реальным фактам. Неужели на этот раз нарушили правило?
-- Ничего подобного. Я лишь позволил себе соединить десять историй в одну логическую цепочку, но придумывать мне ничего не пришлось. Разве можно, например, сочинить фразу, которую произносит один из моих героев? «Человек должен чувствовать либо злобу, либо кайф. Все остальное -- мимо кассы». Это уже целая философия… Знаете, в последнее время я напоминаю себе стукача со склерозом: хожу везде и записываю все интересное, что слышу… Еще стараюсь побольше читать. Уже высказался о массовой литературе, но это не значит, будто я ее игнорирую. Нет, слежу за, так сказать, мутным детективным потоком. Случаются любопытные находки. Например, недавно обнаружил нового автора -- Б. Акунина. Именно так: «Б. » Полное имя даже в выходных данных не обозначено. Взял я в руки первую книжку и ахнул! Признаюсь, давно не получал такого наслаждения от прекрасного, стилизованного русского языка. Бросился искать другие произведения Акунина. Куда ни приду, нет, раскупили! А как не раскупить, если максимальный тираж -- десять тысяч? Вот и задаю себе вопрос: почему не напечатать больше? Не нахожу ответа. Увы, рынок в России остается диким…
-- А свои книги вы на прилавках видите?
-- Год назад выпустили восьмитомник, но он быстро исчез. Конечно, я не отказался бы от переиздания, но ради чего суетиться? Не ради же денег, верно? На самом деле, я не жадный человек, мне не нужны миллионы.
-- Вам не нужны, детям пригодятся.
-- Они самостоятельные люди, живут в Америке, неплохо зарабатывают. Один сын -- доктор медицины, второй -- доктор философии, дочка пока бакалавр. Да, раньше нуждался в деньгах, чудовищно работал, чтобы дать детям достойное образование. А сейчас какие у меня потребности? Лишь бы обеспечить достаточно скромное и стабильное, но не унизительное существование… Знаете, у меня есть дурацкая привычка приставать к разным людям с вопросом: что вы сделаете, если вам на голову свалится гора долларов? Оказывается, желания весьма ограничены -- машина, квартира, дача, яхта, кругосветное путешествие… А дальше что? Крупные суммы способен потратить лишь тот, кто ими обладает. Эти люди знают, как миллиард превратить в триллион.
-- Выходит, вы не из их числа.
-- У меня нет миллионов. Пока. Но, думаю, будут. Повторяю, много мне не нужно. Хватит миллионов трех.
-- Рублей?
-- Долларов! И я четко представляю, как распоряжусь ими.
-- А ну-ка?
-- Расскажу. Мне порой недостает общения с теми, кого люблю. Общения домашнего, душевного, а не на каких-то тусовках. Не по душе мне все эти презентации, парти и так далее. Во-первых, не люблю есть стоя, как лошадь, еда для меня всегда была пиршеством. Во-вторых, общаться нужно долго, со смаком, с пониманием. Словом, хотел бы построить где-нибудь в Подмосковье, нет, наверное, все же на Лонг-Айленде под Нью-Йорком, что более привлекательно: большой дом с двенадцатью спальнями, в которых, периодически меняясь, жили бы двенадцать моих друзей. Месяц жили, два… Мы бы бражничали, сидели у камина, философствовали. Короче, хочу организовать собственный дом творчества. Вот это кайф! Список гостей мною давно составлен.
-- Дело за малым.
-- Думаю, все получится. Лишь бы срок ожидания не превысил длину моей жизни.
«Facty i kommentarii «. 14 января 2000. Человек и общество
361
Читайте нас у Facebook
