ПОИСК
Культура та мистецтво

Блуждающие звезды

0:00 13 травня 2000
Інф. «ФАКТІВ»
Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест (Весьма мучительное свойство, Немногих добровольный крест)…

Эти пушкинские строчки возникают в памяти, когда размышляешь об актерских судьбах. О том, как и отчего артист может состояться, как и отчего гаснет его дарование уже после успеха признанного и оцененного. Может быть: «Его пример -- другим наука… » Может быть, молодые услышат, усвоят и не будут повторять опыта своих старших товарищей. Но, увы… И поневоле начинаешь сомневаться в этой пушкинской формуле из первой строфы «Онегина», потому что на моей памяти ничей пример на театре не мог научить никого, если… если ты сам научиться не желал, не хотел.

Олег Борисов искренне считал себя обиженным, обойденным, непонятым…

Актерское беспокойство, неудовлетворенность сделанным, стремление к совершенствованию развиваются в самых разных направлениях. Одни мучаются -- сомневаются в полезности сделанного, даже после премьеры все допытываются у режиссера, что же все-таки не то, что не так. Иные занимаются тренингом, голосом, дикцией -- их немного, но они есть, те, кто понимает, что без актерской техники на одном вдохновении далеко не уедешь. Третьи… третьи идут иным путем. И упаси меня Бог настаивать на чем-то одном. Разные судьбы, разные пути-дороги. И разные финалы.

Речь, разумеется, идет лишь о хороших артистах. Очень хороших. О том, что они сегодня, в основном, делятся на два типа по отношению к театру, их создавшему: на тех, кто проходит с театром весь свой крестный путь в искусстве, и на тех, кто беспокойно ищет лучшей доли в других палестинах, кто рвет пуповину сознательно, захлопывая за собой двери alma mater.

Странно мятежна иногда судьба артиста. Получить на театре многие главные роли, стать причастным к распределению, удовлетворить своих друзей, поклонников, тех, кто его хвалит, кто ему внимает… Но и этого, оказывается, мало. Надо, чтобы соперники играли поменьше, а лучше и вовсе не играли, и если вдруг, по каким-то причинам, этого не происходит, этого не случается, то что-то в душе артиста начинает бунтовать против театра, против дирекции, и любая мелочь оборачивается искренней, смертельной обидой…

РЕКЛАМА

Ах, какое это страшное и обоюдоострое оружие -- индульгенция на главные роли. Иногда она развращает постепенно, гомеопатическими дозами, но уверенно разъедает душу, и если очередную главную роль не дали, а дали эпизод -- это уже катастрофа, и глубокая, искренняя рана обиды вонзается в сердце.

Глубинные мотивы ухода артиста из театра различны. Есть блистательные артисты, которые, пусть подсознательно, но тем не менее весьма последовательно не приемлют законов театра ансамбля, где всегда приходится чем-то жертвовать ради общего дела, где личность артиста-премьера, если он во всеуслышание, и не словами, а поступками заявляет о своем премьерстве, несовместима с коллективом.

РЕКЛАМА

Субъективно в таких случаях у артиста накапливаются обида, боль: его не так используют, ему не дают развернуться, его ущемляют. Со временем неудовлетворенность возрастает в геометрической прогрессии. Затем в какой-то момент конфликтная ситуация взрывается, и артист уже не может оставаться в театре. И, может быть, в какой-то момент бытия, придя в чужой театр, его охватывают и светлая печаль, и грусть, и горечь, и даже отчаяние, и в душе он сожалеет о том, что ушел из alma mater. Он даже раскаивается… Кто знает?..

Такой личностью был выдающийся артист Олег Иванович Борисов. В молодости он был лидером своего поколения в Театре имени Леси Украинки. Работал много и успешно. Был любимцем зрителей. Он блистательно сыграл розовских мальчиков, героя в «Комедии ошибок» У. Шекспира, Часовникова в «Океане» А. Штейна и многие другие роли. Но ему -- и немедленно -- хотелось сыграть царя Федора и Федю Протасова. Он искренне считал себя обойденным, обиженным, непонятым и… ушел, на всю жизнь оставив в душе горечь и боль по отношению к своему первому театру.

РЕКЛАМА

Через годы точно такая же история произошла с ним и у Г. Товстоногова. Он тоже много и успешно играл, был одним из первых в звездной тогда труппе БДТ. «Три мешка сорной пшеницы» по В. Тендрякову, «Тихий Дон» по М. Шолохову, «Дачники» М. Горького, Шекспировские хроники, «Кроткая» по Ф. Достоевскому -- все это звездные роли Борисова. Но… снова горечь, боль, неудовлетворенность, конфликт с Товстоноговым. И… отъезд в Москву, во МХАТ, где он сыграл снова в «Кроткой» и Астрова в «Дяде Ване» А. Чехова. И… ушел, не приемля способа жизни театра, возглавляемого О. Ефремовым. Затем -- Центральный театр Армии, гастрольная роль Павла в «Павле I» Д. Мережковского. Но здесь Борисов уже выступал явно в роли артиста-гастролера, артиста-премьера, и… уход в собственную антрепризу, созданную вместе с сыном.

Он был артист, повторяю, выдающийся, весьма творческий, ищущий, гибкий, подвижный. Но что-то изнутри, очевидно, съедало его, мучило. Он искал некую театральную гармонию и не находил ее, может быть, не отдавая себе отчета, что гармония личности и целого в коллективном искусстве относительна, таковы правила игры театра. Их нужно или принять, или…

«Им овладело беспокойство,

Охота к перемене мест

(Весьма мучительное свойство… )»

И все-таки судьба Олега Ивановича Борисова была счастливой, потому что, где бы он ни работал, он, в конце концов, был востребованным как артист и мог испытать мгновения подлинного актерского счастья.

Сергея Юрского в Ленинграде травили…

Сергей Юрский пришел в БДТ к Г. Товстоногову еще студентом третьего курса театрального института и сразу сыграл одну из главных ролей в спектакле по пьесе А. Никколаи «Синьор Марио пишет комедию». Далее последовали годы звездного взлета: истинно трагический, не нужный эпохе Чацкий (»Горе от ума» А. Грибоедова), весь пронизанный больным протестом против догм системы Часовников в «Океане» А. Штейна. В молодости он сыграл двух таких выдающихся, разных и замечательных стариков -- в «Беспокойной старости» Л. Рахманова и в «Я, бабушка, Илико и Илларион» Н. Думбадзе. Этот актерский подвиг можно сравнить лишь с молодым Н. Хмелевым в роли Силана в «Горячем сердце» А. Островского. Далее был король Генрих в шекспировской хронике «Генрих V»…

Его уход из БДТ в расцвете творческих сил не так однозначен, как уход Борисова. Скажем откровенно, Юрского в Ленинграде травили. Партийная клика Толстикова и Романова (кто уже сегодня помнит этих одиозных партийных вождей города особого театрального режима, столичного города с областной судьбой?). Но сколько бед и горестей принесли они культуре города, сколько изломанных судеб у них на счету. Юрскому перекрыли путь на телевидение, на радио, его не снимали на «Ленфильме». Он задыхался…

Но было еще нечто. Юрский мечтал о режиссуре. И не просто о режиссуре, а о режиссуре в БДТ. И тут нашла коса на камень. Он поставил в БДТ «Мольера» М. Булгакова и сам сыграл заглавную роль. Однако событием стали не сам спектакль и не Мольер-Юрский, а Людовик XIV, блистательно сыгранный Олегом Басилашвили. Этот театральный эксперимент еще раз подтвердил вечное правило: в репертуарном театре почти невозможно одному и играть, и ставить.

Товстоногов выразился метко и твердо. В том смысле, что ему нужен хороший Юрский-артист, но не средний Юрский-режиссер, и… Сергей Юрьевич ушел из театра.

Может быть, Юрский и обрел художественную гармонию в Москве, кто знает? На этот вопрос может ответить лишь он один. Но непреложно, во-первых, что в Москве он стал одним из многих, тогда как в Ленинграде он был первым. Во-вторых, ни одного звездно-творческого взлета Юрского-артиста, того взлета, что случился в союзе с Георгием Александровичем Товстоноговым, в Москве не случилось. Как не случился, по большому счету, и Юрский-режиссер. Нет, конечно, он ставил хорошие спектакли, но они не потрясали и не владели умами людей. Это были спектакли для публики.

Хотя… ведь ставит спектакли и даже руководит театром Татьяна Доронина, тоже покинувшая БДТ, МХАТ, Театр имени В. Маяковского, снова вернувшаяся во МХАТ, сыгравшая в БДТ все лучшее, что она когда-либо сыграла: Надежду Монахову в «Варварах» М. Горького, Софью в «Горе от ума» А. Грибоедова, Вальку в «Иркутской истории» А. Арбузова…

«… Весьма мучительное свойство,

Немногих добровольный

крест».

Москва -- жестокая театральная планета

Драматична актерская судьба. Она драматична и субъективно, и объективно. И, в конце концов, каждый выбирает свой путь сам.

Так ушел из Театра имени Леси Украинки Александр Парра, ушел, сыграв свои лучшие роли: Левинсона в «Разгроме» по А. Фадееву, Ковалева в «Вечернем свете» А. Арбузова, Отелло. Ушел, надеясь, что в Москве, в Москве… Но Москва -- жестокая театральная планета, и я не убежден, что надежды Александра Владимировича там оправдались. Во всяком случае ролей, подобных киевским, он там не играл.

Впрочем, из Театра имени Леси Украинки уходили и иные актеры. Ушел -- в конце жизни -- даже великий Михаил Федорович Романов.

И трудно сказать, принес ли уход из родного театра кому-нибудь из них хоть мимолетное счастье. В этом смысле «Леся Украинка» -- какой-то заколдованный театр. Состоявшиеся здесь и отсюда ушедшие часто ощущали себя вечными скитальцами.

Может быть, правы те, кто считает главным героем чеховских пьес беспощадно ушедшее время. Время это крутит судьбами людей и возвращает их от праздников к будням, к той обыденности, из которой путь в никуда.

Беспощадно уходит и актерское время. И если ты сегодня не сыграл Чацкого, Гамлета, Дездемону, Катерину, Бланш из «Трамвая «Желание», то, может быть, ты уже никогда -- страшное слово -- не воплотишь эти поистине уникальные характеры. Будет -- поздно -- не менее страшное слово.

И актерское беспокойство, стремление побольше сделать, создать нечто на пределе своих возможностей и сегодня, и сразу, понятно и объяснимо, как объяснима и охота к перемене мест.

Но во всех случаях не стоит забывать старую, неписаную, но тем не менее никем еще не опровергнутую вечную театральную истину: если тебе в театре плохо, ты ощущаешь себя никому не нужным, хоть и дают играть, и роли хорошие, но ты чувствуешь, что можешь многое, -- уходи, ищи себе другой доли. Если ты в театре востребован, не стремись ловить журавля в небе, не ищи иного пути. Синяя птица театрального счастья может от тебя отвернуться.

Мне почему-то кажется, что Чехов понимал и ощущал чаяния артиста, его порывы, стремления куда более глубоко и тонко, чем любой другой драматург. Именно чаяния… Может быть, подсознательное ощущение быстро летящего времени и толкает артиста на эти беспокойные творческие искания. И возникают звезды блуждающие…


«Facty i kommentarii «. 13 мая 2000. Культура

398

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів