Братья дворжецкие ушли из жизни в 39 лет

Вчера исполнилось девять дней, как трагически погиб Евгений Дворжецкий. Их не хватило даже для того, чтобы осознать всю несправедливость случившегося. Злой рок вырвал его в самом расцвете -- сил, таланта, возраста. Смириться с этим ужасом невозможно еще и потому, что Женя был наделен невероятным запасом живучести и кипучей энергии. В нем чувствовалась порода, он был красивым человеком в полном смысле этого слова. Умел чувствовать людей и для одних быть Евгением, для других -- Женькой, для третьих -- Евгением Вацлавовичем. Друзья и те, кто его знал и любил, запомнили его бесконечно обаятельным, славным Женечкой, веселым Дворжиком. Но при всем озорстве и шутливости, когда он сосредотачивался на чем-то, на дне его огромных выразительных глаз появлялась неизъяснимая грусть.

В многосерийном телефильме «Графиня де Монсоро» Дворжецкий сыграл свою самую большую и замечательную роль -- короля Генриха III. Все участники картины просто потрясены его гибелью. Ведь их не оставляла надежда в будущем экранизировать продолжение «Графини» -- роман «45», где у короля была большая роль.

Когда фильм с успехом прошел на экране в первый раз, Дворжецкий приехал в Киев к своему коллеге и товарищу, Алексею Горбунову, сыгравшему верного королю шута Шико. Алексей тогда вел дискотеку «Джуманджи», и сейчас пользующуюся популярностью в городе. «Женя не ожидал такого теплого приема, ведь это было не в театре и не на запланированной встрече со зрителями, а в ночном клубе на дискотеке, -- вспоминает Алексей. -- Но ему устроили настоящую овацию. Он это оценил, сразу стал импровизировать, а потом вдруг начал петь песню Чижа «Ты ушла рано утром», она тогда только появилась и очень ему нравилась. У нас оказался под рукой этот диск, его тут же поставили, и зал просто зашкалило. Потом, когда я приезжал в Москву, Женя и в машине все время эту кассету ставил, на съемки с собой брал. А тогда в Киеве Дворжик, который вообще не ходил по ночным клубам и собирался пробыть там не больше часа, вдруг завелся и танцевал до шести утра, как мальчишка. Он всегда был заводилой компании, мотором таким. Общаясь с ним, я заметил, что все мы стали шутить на порядок выше. У него никогда не было пафоса по отношению к собственной персоне. Женя мог быть строгим и взыскательным, возмутиться, но по делу, когда на то была причина. Леша Веселкин рассказывал, что его просто обожали студенты, он был для них свой. Это при всей своей на первый взгляд внешней строгости. В каких-то ситуациях он мог быть таким серьезным, хмурым, мог что-то суровое сказать хорошо поставленным богатым голосом. Который, кстати, очень ценили: половина реклам и анонсов НТВ была им записана».

«Женя всегда оказывался в центре внимания на съемках, -- рассказал режиссер «Графини де Монсоро» Владимир Попков, -- всегда шутил. Я уже «мотор» кричу, а он анекдот заканчивает и все на площадке со смеху покатываются. У него было замечательное чувство юмора и умение воспроизводить комическое. Я с самого начала хотел, чтобы он участвовал в картине. Таких артистов грех не снимать. К Дворжецкому я предъявлял повышенный счет, потому что он умел многое, был актером в зените мастерства и профессионализма. Был хорошо образован, но никогда не кичился этим, в нем был нравственный стержень. Поэтому он очень по-донкихотски относился к любым несправедливостям и реагировал на них достаточно резко. Его невозможно представить в состоянии статики. Женя -- это полет, стремительность, неугомонность. Но пересмешничество было только началом его натуры. В нем просматривалась человеческая незаурядность. И в себя опрокинутый взгляд отражал его сущность».

Не знаю, сейчас этот взгляд можно объяснять по-разному. Но мне кажется, он что-то знал о своей судьбе. Честно говоря, я запамятовала один момент, когда летом прошлого года когда он вдруг заговорил об этом. И была поражена, когда прочла на днях те его слова. А дело вот в чем. 28 мая 1978 года Женя приехал из Горького, где тогда жил с родителями, в Москву и пришел поздравить с днем рождения свою первую любовь -- актрису Наталью Вилькину. Она ему и сказала, что в этот день в Гомеле умер его брат Владислав Дворжецкий. В этот же год, через какое-то время после смерти брата, ему кто-то гадал по руке и сказал нечто такое, что его потрясло, о чем он никогда никому не рассказывал, но не мог забыть. Иногда он устраивал проверки услышанному когда-то пророчеству, наверное, в надежде услышать совсем иное от незнакомого прорицателя. «Если ко мне подходит сегодня цыганка на Киевском вокзале, когда я покупаю сигареты и у меня шкодливое настроение, я даю ей руку, она вытаращится на нее и быстро говорит: «Иди, иди, иди!» Мне лет двадцать назад уже гадали. И я забыл все, кроме одного… С той поры всерьез руку не даю. Испугался? Просто как говорил товарищ Лир, король который: «Мы все не властны в своем приходе и уходе». Не наше это дело». Это были последние слова того разговора с Женей, который погиб в 39 лет…

В эти дни во многих средствах массовой информации подчеркивалось, что старший брат Евгения Владислав Дворжецкий тоже умер в возрасте 39 лет от инфаркта. Но никто не написал, что причиной этого инфаркта была ужасная автокатастрофа, произошедшая накануне ночью, когда Владислав ехал с товарищем в Гомель на встречу со зрителем. Приближаясь к городу, они не заметили стоявший на обочине неосвещенный трейлер. При ударе крышу их автомобиля срезало, как бритвой, но пассажиры остались целы. А спустя день сердце Владислава не выдержало перенесенного шока.

В последний свой приезд в наш город Евгений вместе с женой Ниной пошел в Лавру, а потом отправился на Андреевский спуск. Женя очень любил Киев, он всегда напоминал ему об отце, который здесь похоронен. И вот посередине Андреевского у него вдруг ни с того ни сего хлынули слезы. «Я ревел, как ребенок, слезы шли потоком, и я не мог остановиться. Даже неудобно было, просто как истерика», -- рассказал тогда сам Дворжецкий. Ему действительно очень не хватало отца и брата. «Я и к Владику, и к папе отношусь прежде всего как к мужикам. И очень мне жалко, что их сейчас нет. Я, конечно, им не соответствую. Папа с годами становится все ближе и ближе. Причем ни в театре, ни в кино так и не возникло подобных людей. Может быть, поэтому меня так притягивает Владимир Стеклов именно как настоящий, крепкий мужик, любящий женщин, семью, детей. Если я когда-нибудь соберусь с силами что-то об отце, брате написать и снять, то буду умолять Владимира Александровича все это воплотить». Это Женя сказал мне полтора года назад. За это время он успел выпустить книгу о своей семье, презентация которой состоялась незадолго до его гибели. А во всем остальном… Владимир Стеклов, с которым он играл на одной сцене в «Школе современной пьесы» и в последние годы очень сдружился, «воплощал» совсем не то, о чем мечтал Женя. Это он ходил на прием к Лужкову и выхлопотал последний приют для последнего из выдающейся династии русских артистов Дворжецких. Евгения похоронили на Ваганьковском кладбище.

Читайте нас у Facebook

Зробіть «ФАКТИ»
обраним джерелом
у Google News