«Перед тем как уйти и принять яд, чтобы не быть семье обузой, наш дедушка Аркадий Вайсбрейт оставил записку с адресом знакомой украинской женщины…»
Несколько лет назад в «ФАКТЫ» пришло письмо из Закарпатья. Жительница городка Рахов, немолодая уже женщина Лидия Кузьма, интересовалась именем и фамилией одного нашего сотрудника.
«У меня был двоюродный брат Саша Левит — писала Лидия Константиновна. — Мы потеряли друг друга в 1941 году в огромной массе народа, идущего в Бабий Яр. Но я до сих пор думаю: а вдруг он жив? И если даже журналист вашей газеты — просто однофамилец, я все равно рада, что живет на свете человек с такими же именем и фамилией, как у моего Шурика…»
Наш одесский собкор и коренной одессит Александр Левит, родившийся через девять лет после войны, оказался тезкой и однофамильцем брата нашей читательницы. В Киеве, рассказал Александр Яковлевич, у них родни не было.
Нам очень хотелось надеяться, что другой Саша Левит — мальчик из сорок первого — все же уцелел и откликнется. А вдруг произойдет чудо! Чудом казалось также то, что нашей новой знакомой удалось избежать участи, постигшей многих в Бабьем Яру. «ФАКТЫ» попросили Лидию Константиновну поделиться воспоминаниями.
«Нам сказали, что поезд отвезет евреев в Палестину»
— Я родилась в Киеве в 1935 году, — рассказывает Лидия Кузьма. — Мы жили в доме на углу бульвара Шевченко и Пушкинской, где впоследствии находилась гостиница «Украина» (ныне «Премьер-Палас». — Авт.). Мой дедушка Аркадий Моисеевич Вайсбрейт работал частным стоматологом. Родственники называли его в шутку председателем Коминтерна. Посудите сами: моя мама, еврейка Раиса Аркадьевна, была замужем за русским. Берта Аркадьевна — тетя — за грузином, композитором Виктором Долидзе, автором знаменитого мюзикла «Кето и Котэ». Дядя Эмиль Аркадьевич был женат на немке (из тех, которые родились в нашей стране). И только семья тети — Елены Аркадьевны — была чисто еврейской. Тетя Лена была замужем за Григорием Левитом (дядиного отчества не помню).
Когда началась война, дядю Гришу не взяли на фронт из-за маленького, почти карликового роста. Их сыну Шурику в сорок первом было четыре годика. Мой отец Константин Васильевич Рознатовский ушел воевать и, как впоследствии сообщили маме, погиб на фронте. Та же участь постигла и дядю Эмиля.
*После войны Раиса Рознатовская (крайняя слева) работала руководителем драмкружка, который посещали школьники, в том числе и ее дочь Лида (крайняя справа). Сейчас Лидия Константиновна тяжело болеет
— Вы помните первые месяцы войны?
— Конечно! Помню, в один из самых первых дней мы ходили на Крещатик смотреть выставленные на всеобщее обозрение обломки немецкого бомбардировщика, сбитого над Киевом еще 22 июня. Настроение у взрослых и детей было приподнятое. Все считали, что немцев скоро разобьем. О том, что Киев сдадут врагу, поначалу и речи не было! Хотя позже очередь желающих эвакуироваться к поездам на Центральном железнодорожном вокзале тянулась вдоль улицы Коминтерна аж к бульвару Шевченко, к нынешнему памятнику Щорсу.
А в последние дни перед приходом немцев жители города начали тащить все из магазинов — муку, макароны, крупы, консервы, соль, мыло, спички. Кое-где военные интенданты сами раздавали, понимая, что вывезти не успеют.
В то время очень ценился керосин — готовили в основном на керосиновых плитках и керогазах. У одних знакомых, рассказывала мама, она видела полную ванну, наполненную керосином. Люди запасались не от жадности. Старики, пережившие революцию и Гражданскую войну, знали, что все это в случае нужды можно будет поменять на еду или что-то другое.
Через недели полторы после начала оккупации пришел дедушка и сказал, что надо собираться. Немецкая власть отправляет всех евреев в Палестину. Сбор — на Лукьяновке, где была железнодорожная станция. В Бабий Яр мы шли вместе — дедушка, тетя Берта, я с мамой, семья Левит. Шли пешком. Кое-кто для перевозки вещей нанял подводы и даже грузовые автомобили.
В огромной массе народа в какой-то момент мы потеряли из виду тетю Лену, дядю Гришу и Шурика. Вдоль улицы цепью стояли фашисты и полицаи. Помню, один немец посмотрел на меня и покачал головой. В его глазах я увидела слезы. По дороге мы встретили русскую женщину — хорошую знакомую дедушки, тоже врача-дантиста. Она с ужасом сказала: «Аркадий Моисеевич! Вы знаете, куда идете? Там ведь расстреливают!» Дедушка с удивлением посмотрел на нее. Он считал немцев культурной нацией.
Эта женщина раздала взрослым приглашения — фашисты созывали всех врачей на какое-то собрание. Очевидно, хотели завербовать медиков к себе на службу. Мы взяли приглашения и пошли назад. Это и спасло нас. Благодаря этим приглашениям немцы и полицаи пропустили нас назад. Возможно, нам помогло еще и то, что ни у кого из моих близких не было специфических еврейских черт лица.
А поток идущих в Бабий Яр становился все длиннее. Наших Левитов в нем мы не нашли. Они ушли далеко вперед. В небытие… Но вот я увидела в «ФАКТАХ» знакомые имя и фамилию и подумала: а вдруг мой двоюродный брат жив? Быть может, все эти годы искал нас?
«Нам чаще всего приходилось платить тем, кто нас прятал»
— На упомянутое собрание дедушка не пошел, — продолжает Лидия Константиновна. — Узнав страшную правду о фашистах, он, старый интеллигент, решил, что сотрудничать с ними — преступление. Мы все были вынуждены скрываться у знакомых. Платили им за это золотыми коронками, которые дедушка носил в маленьком мешочке за пазухой. Даром нас практически никто к себе не брал. Теперь я понимаю: люди страшно рисковали. За укрывательство евреев и коммунистов грозил расстрел.
Через некоторое время золото закончилось. И однажды дедушка исчез. Вскоре мама обнаружила записку, в которой 72-летний Аркадий Моисеевич сообщал о своем уходе: чтобы не мешать нам спасаться, он решил отправиться куда-нибудь подальше, где никто не помешает ему принять яд. У него были больные ноги, он, бедный, не хотел быть обузой. В записке дедушка указал адрес своей знакомой Акулины Сукало, жившей на территории Киево-Печерской лавры. Больше дедушку мы не видели.
Прятались отдельно: тетя Берта — у своей бывшей сослуживицы Аллы Косминской. Мы с мамой — у Акулины Сукало. У нее был слепой муж Роман и две девочки. Акулина работала на фабрике галантереи — нанизывала бусы. Пробыли мы у них три-четыре дня. Потом дядя Роман заявил, чтобы мы убирались, иначе он нас выдаст. От них мы перешли к соседке, с которой договорилась Акулина. Сидели безвылазно и бесшумно. Дважды заходил полицай. Во время его визитов мы с мамой забирались под кровать. Слава Богу, он туда не заглядывал.
*Фашистский солдат-мародер роется в вещах расстрелянных в Бабьем Яру людей. Свой Бабий Яр был чуть ли не во всех городах и селах, переживших оккупацию
-Однажды мы сидели у плотно занавешенного окна. Мама, отодвинув занавеску, выглянула на улицу. А там, напротив окна, играли дочери слепого. И вдруг одна из них как заорет: «Кукареку, кукареку! Пошла курочка в аптеку. Курочка больная! Тетя Рая, тетя Рая!..» Через минуту в дом зашел слепой: «Если вы не уберетесь немедленно, я буду вынужден выдать вас властям!..» Пришлось уйти. Мама была в таком состоянии, что сама была готова сдаться полиции. Да меня пожалела. Впрочем, в душе я была даже рада, что мы покинули этот дом. Хозяйка — старая дева, горбунья, была очень злая. Однажды ударила меня за какую-то шалость. Мама вынуждена была стерпеть. Я и сейчас вспоминаю об этом всем с содроганием.
После ухода от горбуньи нам надо было пройти из одного конца Киева в другой, в район Куреневки. Там скрывалась тетя Берта. Мы долго шли какими- то окраинами, стараясь придерживаться самых глухих мест. Одну ночь просидели на скамейке в темном скверике. Уже была осень, ночи стояли очень холодные. На следующий день шли под проливным дождем. Промокли до нитки. У нас не было денег, чтобы купить хоть какую-нибудь еду. Да и где купить? Я нашла на дороге луковицу и сгрызла.
Когда зашли к какой-то женщине напиться воды, она положила нам в бумажный кулек перловой каши. Мы с мамой шли по дороге, брали руками ту кашу из кулька и ели. Наконец нашли тетю Берту. Ее знакомая Олеся Качалова организовала тете и маме за солидное вознаграждение фальшивые документы — то ли паспорта, то ли справки, в которых одна значилась грузинкой, другая — русской. Затем несколько дней теснились у тетиной подруги Аллы Косминской. Какой это был верный человек! Мы и после войны с ней дружили, до самой ее смерти.
Мама вскоре отыскала мою бабушку по папиной линии, которая отвела меня в церковь и окрестила. Мне так понравилось в церкви! Я обежала ее всю, расцеловала все, что там видела, чем привела в восторг батюшку. После этого мы пешком ушли из Киева в поисках села поотдаленнее и поглуше. Путь был долгим. Но Бог хранил нас от встреч с немцами, полицаями и недобрыми людьми.
«Тетя Берта называла себя Варей»
— Обосновались мы в селе Матвеиха Володарского района Киевской области, — завершает рассказ Лидия Константиновна. — Туда немцы не забредали. Был только полицай Роман, из местных. Мама и тетя работали наравне с сельскими жителями. Мама хорошо рисовала и вышивала. Наверное, в каждой хате остались сделанные ею икона или рушник-»угольник». Маму и тетю все люди очень любили. Меня, пожалуй, тоже. Одна из сельских девочек, Ганька, хотела научить меня попрошайничать. Но я с четырех лет умела читать. Ходила по домам и читала людям Библию. Все говорили: «У цієї дiвчинки голова не для вошей!»
В Матвеихе всю правду о нас знал только один человек — председатель колхоза Иван Трифонович. Все думали, что мама и тетя Берта просто подруги, не сестры. Тетя Берта называла себя Варей.
Однажды меня избила дочь полицая Романа. Но, когда после прихода наших его повесили, я ее жестоко избила. Не умела прощать зло. Это тоже комплекс, приобретенный в войну. А сейчас мне всех жалко. Кто знает, жива ли теперь эта девочка?
После освобождения мы вернулись в Киев. Сначала жили у знакомых. Затем тете как жене композитора дали небольшую комнату. В ней мы ютились втроем. Мама работала во Дворце культуры хлебопекарной промышленности, вела там драмкружок. Тетя Берта до самой пенсии преподавала в хореографическом училище. В 1948 году мама вторично вышла замуж, и мы с отчимом переехали в Закарпатье.
Давно умерли мама и отчим. Еще в 1983 году скончалась тетя Берта. Ее прах мы перевезли в Закарпатье, чтобы навещать могилку.
Когда материал готовился к печати, Лидия Константиновна позвонила в «ФАКТЫ» и попросила нас прекратить поиски ее двоюродного брата: «Не могли они спастись. Вряд ли возможно столько везения для одной семьи…»
P. S. Как сложилась судьба украинских спасителей еврейских женщин? В конце минувшего столетия их разыскал президент Еврейского совета Украины, председатель фонда «Память Бабьего Яра» автор книги «Праведники Бабьего Яра» Илья Левитас. Он выяснил, что Акулина Павловна Сукало умерла еще в 1942 году. Сразу после похорон ее муж — слепой Роман — выгнал из дому родных дочерей Валентину и Тамару, которые в свое время помогали матери прятать Раису и маленькую Лидочку. По его доносу сестер угнали в Германию. Там Валя Сукало работала на заводе по производству боеприпасов и познакомилась с подпольщиками, которые устраивали диверсии. Однажды Валентина испортила целый штабель ящиков патронов. Немецкий надзиратель пожалел девушку и дал ей возможность бежать.
Через месяц ее поймали и отправили в концлагерь. Весной 1945 года заключенных перевозили в Равенсбрюк, и по дороге Вале удалось бежать. После возвращения в Киев Валентина вышла замуж, воспитала пятерых детей, дождалась внуков. Тамара Сукало после войны вышла замуж за голландца и уехала в Голландию. Валентине, Тамаре, их матери Акулине Павловне Сукало, а также Алле Косминской и Олесе Качаловой было присвоено почетное звание «Праведник Бабьего Яра».
1113Читайте нас у Facebook
