Ветеран русской службы «Голоса Америки» Люсьен Фикс: «Когда разрушали Берлинскую стену, Ростропович играл на виолончели сюиты Баха»
17 февраля 1947 года посольство США в Москве сообщило ведущим советским газетам о начале трансляции русскоязычных передач из Нью-Йорка. Первые передачи радиостанции «Голоса Америки» в основном посвящались американским новостям, также в эфире звучало много западной музыки, неизвестной жителям Советского Союза. Но со временем информация стала более политизированной, в эфире начали выступать критики советского образа жизни. Естественно, это не осталось без внимания руководства СССР, и уже через год после начала вещания сигнал «Голоса Америки» стали глушить.
«Доставать в Киеве журнал «Америка» мне помогали соседи: уборщица и вахтер, работавшие в ЦК Компартии Украины»
В русской службе радиостанции работали не только граждане США, но и выходцы из страны Советов: невозвращенцы, эмигранты. Один из них — бывший киевлянин с французским именем и немецкой фамилией Люсьен Фикс, чьи предки приехали в царскую Россию то ли из Франции, то ли из Швейцарии. Эмигрировав из СССР в начале 70-х годов прошлого века, он работал на «Голосе Америки» с 1973-го по 2006 год в качестве корреспондента, ответственного редактора и ведущего таких популярных программ, как «События и размышления», «Панорама» и «Утренняя программа». Кстати, его голос знаком не только радиослушателям, но и телезрителям, смотревшим комедийно-фантастический фильм «Парк советского периода».
«Режиссер Юлий Гусман точно уловил ощущение ностальгии по потерянному «советскому раю», который я сознательно покинул за 20 лет до распада СССР. В одном из эпизодов фильма, где Чапаев после изрядной порции спиртного танцует с Анкой-пулеметчицей, кто-то вдруг включает транзисторный приемник, звучат позывные «Голоса Америки» и заставка на английском языке: «This is the Voice of America. The following broadcast is in Russian», после чего раздается мой голос: «В эфире «Голос Америки». У микрофона Люсьен Фикс. Здравствуйте, уважаемые радиослушатели…» Интересно, почему режиссер выбрал именно меня? Случайно ли это? Может, потому, что мой голос на протяжении многих лет привлекал к передачам «Голоса Америки» огромную аудиторию и запомнился Юлию Гусману?» — написал по этому поводу в своих мемуарах журналист.
С Люсьеном Саввичем, вышедшим на пенсию и проживающим сейчас с супругой в Вашингтоне, «ФАКТАМ» удалось пообщаться посредством электронной почты.
— Люсьен, признайтесь, а вы в Советском Союзе слушали «Голос Америки»?
— Я слушал разные «голоса из-за бугра»: «Свободу», «Би-Би-Си», «Немецкую волну», французскую «ОРТФ» и даже «Радио Монако». О «Голосе Америки» впервые узнал еще в 1956 году. В то время я служил в городе Тарту, в полку дальней бомбардировочной авиации. Как-то эстонские знакомые пригласили меня на джазовый концерт. В свое время я слушал записи оркестров Якова Скоморовского, Эдди Рознера, Леонида Утесова, Олега Лундстрема, но мелодии, которые звучали в Тарту, отличались от тех, которые играли советские оркестры. Особенно мне понравилась композиция Дюка Эллингтона «Take the A-Train». После концерта я решил расспросить руководителя оркестра о музыке, которую они играли. «Все эти мелодии я слышал по «Голосу Америки», — рассказал он.
После демобилизации я вернулся в Киев, и решил найти загадочную радиостанцию. В комиссионном магазине мне посчастливилось купить огромный радиоприемник «Минск», который ловил короткие волны. «Бегая» с волны на волну, услышал уже знакомую мне мелодию и мягкий глубокий баритон, который очень медленно и четко произнес: «Time for jazz. Willis Conover in Washington, D.C. with the Voice of America jazz hour». Так началось мое заочное знакомство с легендарным комментатором джаза Уиллисом Коновером, который также стал моим учителем английского языка.
А еще я постоянно читал журнал «Америка», издававшийся Информационным агентством США (USIA) на русском языке с 1956-го по 1994 год. Издание предназначалось для распространения через газетные киоски, но на прилавках его в те времена не было. Советские власти возвращали журналы в американское посольство, объясняя, что их… никто не покупает. Доставать «Америку» мне помогали мои «высокопоставленные» соседи: уборщица тетя Наташа и вахтер дядя Ваня, работавшие в ЦК Компартии Украины. Как-то дядя Ваня (не умевший, кстати, ни читать, ни писать) подарил мне один из номеров журнала и составил «протекцию» у киоскера, работавшего в здании ЦК.
«Меня дважды вызывали в КГБ на «собеседование» о связях с иностранцами»
— Могли вы тогда предположить, что и сами не только будете жить в Америке, но и работать на этой радиостанции?
— А, знаете, я ведь мог родиться в США. Дело в том, что в начале 1920 годов в Америку уезжала наша родственница. Она уговорила бабушку и дедушку отпустить с ней мою 18-летнюю маму. Но в Риге, откуда тогда отправлялись пароходы в США, какой-то мошенник выманил у мамы все деньги и скрылся. Моя же американская эпопея началась в 1968 году с… вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию. В то время я работал на кафедре английского языка Киевского государственного университета. Как-то коснулся этого факта в беседах со студентами, и на меня, естественно, «настучали». Остался без работы и под пристальным вниманием сотрудников КГБ. О моей «неблагонадежности» свидетельствовал и тот факт, что я часто общался с иностранными туристами, ходил на различные американские выставки и переписывался с западными друзьями и коллегами. По наивности я даже показал заведующей кафедрой приглашение провести год в Калифорнийском университете, где было много литературы по теме моей диссертации.
Я не был диссидентом как восемь смельчаков, которые провели 25 августа 1968 года на Красной площади сидячую демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию. Но диссидентом не называли и Александра Твардовского, написавшего передававшееся из рук в руки стихотворение:
Что делать мне с тобой, моя присяга?
Чтоб отыскать слова о том,
Как нас встречала в сорок пятом Прага,
И как встречала в шестьдесят восьмом?
Мое инакомыслие состояло в неприятии советской пропаганды, посредством которой режим промывал мозги гражданам. Это особенно проявилось после того, как я стал слушать западные радиостанции.
Меня дважды вызывали на «собеседование» в КГБ на улицу Короленко, 33, интересовались связями с иностранцами. Но поскольку никакого криминала во встречах и переписке с заграничными друзьями и коллегами не нашли, можно сказать, что я отделался легким испугом. Правда, одно время сотрудники спецслужбы ходили за мной буквально по пятам. В 1964-м я попросил одного из гидов, с которым очень подружился, дать мне свой паспорт, чтобы попытаться выскользнуть из СССР. Помню, он сказал тогда: «Мне ничего не будет, скажу, что потерял паспорт. Но можешь себе представить, что случится, если тебя остановят в аэропорту или на границе?» Мне на минуту представились бескрайние снежные равнины, которые я видел в детстве, во время эвакуации, и куда мне не хотелось бы возвращаться, и я стал ждать случая.
В начале 70-х годов «железный занавес», отделявший Советский Союз от западного мира, чуть приоткрылся, и мне удалось уехать, хотя на борьбу с властями за право на выезд ушло около года. После длительной и унизительной процедуры получения разрешения мы с женой и пятилетней дочкой вылетели в сентябре 1973 года в Нью-Йорк.
В США моя трудовая деятельность началась с преподавания курса синхронного перевода для студентов-иностранцев в Американском университете (American University) в Вашингтоне, я также переводил на русский язык статьи для журнала «Америка». Еще до отъезда на одной из американских выставок познакомился с Никитой Барским, сыном известного комментатора «Голоса Америки» Константина Григоровича-Барского, кстати, как выяснилось во время нашей первой беседы, моего земляка. Он и представил меня руководству радиостанции. После успешного собеседования меня приняли на работу в «Голос Америки».
— Чем вы стали заниматься?
— Сначала переводил новости и репортажи корреспондентов английской службы со всех концов земного шара и политические комментарии. Потом мне предложили испытать себя в качестве корреспондента. Первое задание — освещение слушаний на тему использования в СССР психиатрии в политических целях. Мероприятие проходило на совместном заседании комитета Палаты представителей американского Конгресса и Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе. Помню, на слушаниях выступал профессор Лондонской школы экономики и политических наук Питер Реддауэй, соавтор книги «Психиатрический террор: как советская психиатрия используется для подавления инакомыслия». Профессор любезно согласился дать мне интервью, которое вышло в эфир в тот же день. За обнародование случаев злоупотребления психиатрией и нарушения прав человека в Советском Союзе Питера Реддауэя объявили в СССР персоной нон грата и в течение 26 лет запрещали въезд в страну.
«На аэродроме новосибирского Академгородка бардов, прилетевших на фестиваль, приветствовал плакат «Поэты-певцы, вас ждет Сибирь!»
— Читала, что на ваших прямых эфирах побывали многие известные люди. Например, поэт и драматург Александр Галич, вынужденный эмигрировать из Советского Союза в 1974 году.
— Александр Галич первым из диссидентов посетил «Голос Америки». Было это в 1975 году. В СССР он прославился не только как поэт, киноактер и драматург, но и как бард, автор саркастических песен — пародий на советскую действительность. Помню, на встрече с сотрудниками русской службы Галич рассказал о первом и единственном фестивале поэтов-певцов, состоявшемся в марте 1968 года в новосибирском Академгородке. На аэродроме, куда прилетели участники фестиваля, висел приветственный плакат «Поэты-певцы, вас ждет Сибирь!» В Сибирь, правда, Галича не отправили, но после фестиваля ему «рекомендовали» отказаться от публичных выступлений. А причиной было исполненное им под «нехитрый аккомпанемент гитары» стихотворение, написанное на смерть Бориса Пастернака. В нем были такие слова:
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
Поскольку Галичу фактически запретили выступать публично, он стал петь на частных квартирах, а копии магнитофонных записей этих концертов мгновенно разлетались по стране. Александр Галич рассказал нам одну пикантную подробность о том, как его исключали из Союза писателей. «Вел заседание некто Стрехнин, особист, — вспоминал Александр Аркадьевич.- Сказал, что в 1968 году Галичу запретили выступать публично, но он, тем не менее, продолжает петь в квартирах, в частных домах, где его записывают, и, по сути, продолжает распространять свои клеветнические сочинения. Чуть позже выступил некий Лисичевский, опоздавший к началу заседания. Не слышав, о чем говорил предыдущий докладчик, он сказал: «Все-таки до чего измельчали наши идейные противники. Я бы еще уважал Галича, если бы он выходил и пел открыто. Так нет, он прячется по квартирам… «Я и раньше пел, но особенно много пел после того, как меня исключили из Союза писателей, — продолжил Галич. — За четыре дня, которые мне выделили, чтобы я выкинулся из страны, дал четыре концерта».
— А как вы познакомились с еще одним советским изгнанником — виолончелистом Мстиславом Ростроповичем?
— В 1975 году он выступал в Вашингтоне с Национальным симфоническим оркестром в качестве приглашенного дирижера. Мы с супругой не могли пропустить такое событие! После концерта зашли к нему в артистическую, познакомились, договорились об интервью. Помню, Слава рассказал мне такую историю. Приехав в Америку, он очень тосковал по родине. Но его друг Давид Ойстрах через общего знакомого передал: «Скажите Славе, пусть не возвращается. Если терзает ностальгия, пусть посадит березки вокруг своего дома, который у него, безусловно, будет».
Мстислава Ростроповича лишили советского гражданства в 1978 году, а в 1990-м он вернулся в Советский Союз во главе Вашингтонского оркестра. Ведь во времена, когда Горбачев предпринимал шаги по либерализации СССР, ведущие представители советский культуры, выброшенные ранее из страны, уже не считались предателями. Москва приглашала их вернуться на Родину.
— Когда Германия приняла решение об объединении ГДР и ФРГ, а Берлинская стена была разрушена, — продолжает Люсьен Фикс, — Ростропович приехал в Берлин и, сидя на стуле у бывшего контрольно-пропускного пункта «Чарли» между Западным и Восточным сектором города, играл сюиты Баха для виолончели. А в августе 1991 года, находясь в Париже, увидел по телевидению интервью захватившей в СССР власть хунты и решил ехать в Москву. «Мне вдруг вспомнились образы двух наших гениев — Прокофьева и Шостаковича, — рассказывал Мстислав Ростропович. — Я был с ними, когда они так страдали, когда у них по-настоящему не было денег на еду. Это было в 1950 году. Когда я жил на даче у Прокофьева, он мне утром сказал: «Слава, простите, но у меня нет больше денег на завтрак». Этого я никогда в жизни не забуду. Я не мог допустить, чтобы такое случилось снова. Я никогда не прощу проклятому коммунистическому режиму Прокофьева, Шостаковича, я не прощу им Ахматову, наших великих поэтов, наших великих писателей, не прощу застреленного ими Мейерхольда. Это была война против русской культуры, против русского авангарда культуры. Этого им простить нельзя. Сейчас уже не секрет, что, отправляясь из Парижа в Москву, а Галина (Вишневская, супруга музыканта. — Авт.) тогда была в Лондоне, я оставил ей прощальное письмо. Я был уверен, что меня убьют».
— Чем вы занялись после выхода на пенсию?
— Сел за мемуары. Сразу же после ухода с «Голоса Америки» 30 мая 2006 года у меня появилось много свободного времени. Тогда я подумал: ведь я прожил на Западе более половины своей жизни, был свидетелем важнейших исторических событий, встречался со многими интересными людьми — историками, политиками, политологами, выдающимися исполнителями. И я посчитал: а может быть, кому-нибудь будет интересно пройтись со мной по историческим вехам? Кроме того, мои публикации печатаются в интернет-альманахах и журналах. А в остальном мы каждый день делаем то, что работающие люди могут позволить себе только в конце недели — много читаем, особенно то, на что не хватало времени раньше, ходим с супругой на выставки в музеи и галереи, в кино, на спектакли и концерты. Ну и, конечно, не забываем о путешествиях. Не так давно посетили страны Северной Европы и совершили длительную поездку по Южной Америке. Мы добрались до Огненной Земли, были на самом краешке Земли — в Патагонии, через Магелланов пролив прошли из Атлантического океана в Тихий и «закончили поход» в столице Чили Сантьяго. Все страны мира интересны по своему, но скажу без преувеличения, что по красоте своей природы Новый Свет не уступает Старому. Америку трудно описать словами, ее нужно увидеть своими глазами.
1869Читайте нас у Facebook
