Уникальная операция на Черниговщине: врачи экстренно пришили отрезанную руку без… анестезии
Фельдшер Светлана Литвиненко только вернулась с очередного вызова, как в амбулаторию прибежал до смерти напуганный односельчанин. «Светлана Васильевна, быстрее! — кричал он, задыхаясь от волнения. — У нас там такое случилось… Ленка себе руку порезала. Вернее… отрезала. Полностью, представляете?!»
— Он был так напуган, что даже не смог сразу сказать, о какой Лене идет речь, — вспоминает фельдшер. — Схватив свой чемоданчик, я села на велосипед и поехала на помощь. Прилетаю — а там Лена, бледная как мел, сидит на лавочке. Вокруг — лужа крови. Односельчане завернули ее отпиленную ладонь в целлофан и пытаются наложить жгут.
«Главное, не засыпай, — говорила фельдшер. — Ты должна доехать до больницы в сознании»
Как это произошло, Елена помнит хорошо. Более того, она хорошо помнит и всю операцию, ведь руку ей пришивали… без наркоза. Но об этом позже.
В тот день Лена, как всегда, возилась на кухне, одновременно присматривая за своей пятилетней дочкой, а муж помогал соседу делать ремонт. Вечером к ним пришли гости.
— Мы сидели во дворе, как вдруг я вспомнила, что еще не пилила дрова, — говорит Елена Гайворонская (на фото). — Мы с мужем привыкли делать это хотя бы несколько раз в неделю — круглый год готовим запасы. А тут пришли гости, и я напрочь об этом забыла. «Вы сидите, а я еще чуть-чуть поработаю», — извинилась. Очень уж не хотелось оставлять это на завтра. Я взяла циркулярку и начала работать.
— Сами? Электропила — все-таки мужской инструмент.
— Я вас прошу! — махнула рукой Лена. — Это у вас в городе он мужской. А в селе женщины, как говорится, и коня на скаку остановят, и сами дрова пилить будут. Мужик в доме — это, конечно, хорошо, но все равно основную работу приходится делать самой. Что касается дров, то здесь мы с мужем работали по очереди — день он, день я. Как раз была моя очередь. В общем, я села и, время от времени переговариваясь с гостями, начала пилить. Так работала, как вдруг что-то неприятно укололо правую руку, будто бы поранилась. Я еще не придала этому значения. Думаю, мало ли, какая-то щепка через перчатку залетела. Уже хотела продолжать работать, как один из гостей закричал не своим голосом: «Лена! Лена! Ты же себе руку отпилила!»
Глянула — действительно, перчатка как-то неестественно повисла. По руке потекло что-то очень горячее, как будто на меня вылили кипяток. «Снимай перчатку!» — крикнул сосед, подойдя ближе. Я осторожно начала снимать. На землю ручьем полилась кровь. «Да что же это…» — начала я, но не договорила. Вместе с перчаткой я сняла… половину своей руки. Рука вместе с пальцами повисла на тоненьком лоскутке кожи. Никогда не забуду это жуткое зрелище. Маленький кусочек пальца упал на землю. Отрезанная часть руки тоже вот-вот могла упасть. «Держите ее! — закричала я. — Держите мою руку, она же сейчас упадет!» Но соседи, которые были шокированы так же, как я, не могли сдвинуться с места. В ужасе они смотрели на мою руку и, переглядываясь, шептали: «Что же делать?!» «Делайте хоть что-нибудь! — закричала я. — Рука же сейчас оторвется!» К счастью, парни спохватились и побежали искать подручные средства. Меня усадили на лавочку. Стараясь не смотреть на это жуткое зрелище, я закрыла глаза. У меня звенело в ушах, кружилась голова. Я чувствовала, что теряю кровь.
Тем временем односельчане начали оказывать Лене первую помощь. Каждый хватал то, что попадалось под руку, — полотенце, целлофан, шарфы. Ни перекиси, ни спирта не нашли. Один из соседей побежал за фельдшером — недалеко от дома Елены находится сельская амбулатория.
— Соседи начали меня успокаивать, — продолжает Лена. — Одновременно переговаривались между собой. «Давай накладывать жгут!» — сказал один. «Давай! — поддержал второй. — Но как? Ты знаешь, как это делать?» «Я где-то видел», — отозвался третий. «Ты, Лена, не волнуйся, — сказали мне. — Это мы так… На самом деле мы все умеем. Потерпи немножко». Смутно помню, как они начали что-то говорить о перекиси — мол, не могут найти, нечем обработать рану. Но мне уже было все равно. Главное — чтобы они хоть что-нибудь делали! В голове звучала фраза из какого-то детективного сериала: «Она потеряла слишком много крови». «Вдруг я тоже сейчас потеряю слишком много крови?» — с ужасом думала я. Одновременно в голову лезли страшные мысли об ампутированных конечностях.
Ребята начали обматывать мне руку полотенцами. Я по-прежнему чувствовала лишь легкое покалывание. Только когда руку сильно стянули (они сказали, что наложили жгут), началась острая боль. К счастью, вскоре прибежала фельдшер. Сказав, что за мной уже едет машина, которая отвезет меня в больницу, Светлана Васильевна дала мне понюхать нашатырный спирт. «Главное, не засыпай, — говорила она. — Ты должна доехать до больницы в сознании».
«Соседи действовали наугад, но шину наложили профессионально»
— Я говорила это, но видела, что Лена уже плохо осознает происходящее, — рассказывает фельдшер Светлана Литвиненко. — Это и естественно — болевой шок, обильное кровотечение. К тому же зрелище было действительно не для слабонервных — отпиленная рука держалась на кусочке кожи. Соседи наложили жгут, но правильно ли они это сделали? Как только приехала машина, мы повезли Лену в районную больницу.
— Немного пришла в себя, как вдруг ко мне подбежала пятилетняя дочь, — говорит Елена. — Увидев мою руку, она громко заплакала: «Мамочка, тебе больно?! Сделайте так, чтобы ей не было больно!» К счастью, дочку забрала к себе соседка. В машине скорой помощи мне все время хотелось спать.
— Соседи — молодцы, — качает головой фельдшер. — Ни у кого из них нет медицинского образования, действовали, можно сказать, наугад. А шину наложили профессионально. Размотав Ленину руку, мы ужаснулись: она была распилена на две части. Циркулярка распилила даже кость. Я понимала, что в Сосницкой райбольнице, где, как и во всех провинциальных госпиталях, нет ни подходящих условий, ни оборудования, ей вряд ли помогут. Но везти пациентку в Чернигов было слишком рискованно — с нашими дорогами это заняло бы три-четыре часа. Конечность точно не прижилась бы. По дороге я позвонила в больницу, и когда мы приехали, нас уже ждали все районные хирурги. Минуя приемный покой и регистратуру, Лену тут же отвезли в операционную.
— Это я тоже помню, — говорит Лена. — Уже в больнице мне разрешили… терять сознание. Но мне больше не хотелось спать. Я спросила, когда подействует наркоз. «Вам уже сделали анестезию, — ответил врач. — И она уже действует». Я ничего не могла понять: почему же тогда я не засыпаю? Оказалось, что это была местная анестезия. Наркоз делать было некому. Поэтому все те два с половиной часа, которые длилась операция, я не сомкнула глаз. Помню, лежу на операционном столе и слышу, как врачи говорят друг другу: «Дай такой-то нож», «Подай бинт». Мало того что я все слышала, так еще и чувствовала. Анестезия немного притупила боль, но не полностью. Поэтому я чувствовала и как резали, и как зашивали. И все время нетерпеливо спрашивала: «Вы закончили? Ну когда там уже?»
— В нашей больнице нет анестезиолога, — объясняет хирург Алексей Пилипенко (на фото). — Так что во время операции пациентка была в сознании. Все это время мы с ней разговаривали, стараясь отвлечь от неприятных мыслей. Чтобы она не видела происходящее, отгородили пострадавшую руку ширмочкой. Операцию делали на свой страх и риск. В наших условиях мы не могли дать никаких гарантий — это вам не столичный институт трансплантологии, здесь ни оборудования, ни такого количества специалистов. Условия, можно сказать, полевые. Когда к нам привезли Лену, ее рука висела на кожно-мышечном лоскуте. Была надежда на то, что благодаря этому лоскуту в отрезанной руке сохранились признаки жизнеспособности тканей. И мы решили оперировать. Восстановили сухожилия, сложили кости. Одновременно пытались вывести пациентку из шокового состояния, делали ей капельницы.
— Если бы ее повезли в Чернигов, за несколько часов, которые пациентка провела бы в дороге, жизнеспособность тканей точно была бы утрачена, — говорит второй хирург Сергей Мороз. — А так у нас была надежда. Случай действительно сложный, операция длилась больше двух часов. И хотя она прошла успешно, мы тогда еще не могли давать никаких гарантий. Мало ли, вдруг конечность не приживется? Но уже через три дня мы увидели результат: Лена смогла пошевелить пальцами пришитой руки и главное — почувствовала их.
«Накануне мне приснилось, что поломалась стиральная машинка. А я ведь всегда говорила, что она для меня — как правая рука»
— Передать не могу, что я почувствовала, когда увидела свою руку, — говорит Елена. — По идее, раз меня оперировали, я должна была на что-то надеяться. Но в голову лезли страшные мысли. Постоянно вспоминала, как еще там, во дворе, соседи причитали — мол, бедняжка, такая молодая, а останется инвалидом. И тут передо мной рука. Без кусочка ногтевой фаланги на пальце, но это уже ерунда. Вся обшита сине-зелеными нитками, но целая. «А она точно не распадется?» — спрашиваю. «Точно, — засмеялись медики. — Вы же ее чувствуете? Значит, все нормально».
Тогда я успокоилась и начала донимать врачей другим вопросом: когда можно будет уехать домой? Муж хоть и говорил, что у них все в порядке — мол, с дочкой управляется, обеды готовит, — мне как-то с трудом в это верилось. Сколько прожили вместе, ни разу его у плиты не видела. Какие там обеды! Видя, что мне совсем невмоготу, врач сказал: «Отпустить пока не могу, даже не просите. Единственное — дочка может пожить с вами в палате. Это в порядке исключения».
Через неделю Елену выписали. Правда, сказали каждый день приезжать на перевязку. А женщина украдкой от мужа и медиков начала постепенно возвращаться к работе по хозяйству.
— Ну не могу я без своих коров, — смеется Елена. — Руку, конечно, берегла. Мне советовали учиться все делать левой рукой — теперь, мол, на правую не должно быть нагрузок. Но у меня не получилось. И уже вскоре я прекрасно научилась работать правой. Например, чистить картошку. Зажму картошину коленями и аккуратненько ножиком… Теперь уже и корову подоить могу, и огород прополоть. Надела перчатку — и вперед. Только почувствую покалывание — прекращаю. Значит, нужно отдохнуть. А доить корову — это, я вам скажу, тоже своеобразная разминка. Сейчас, как сказали врачи, у меня идет процесс реабилитации. Так что разминки необходимы.
Больше с циркуляркой не работаю. Чтобы она не напоминала мне ни о чем плохом, мы убрали ее со двора. Как только вернулась в село, стала местной звездой. Соседи до сих пор приходят, всем хочется на пришитую руку посмотреть. Многие спрашивают о предчувствиях, не снилось ли чего накануне. А когда я рассказываю о своем сне, начинают смеяться. Дело в том, что накануне мне приснилось, что у меня поломалась стиральная машинка. Сначала поломалась, а потом вообще исчезла. А я всегда всем говорила, что для меня стиральная машинка — как правая рука. Более ценной вещи у меня нет. Еще проснулась и первым делом побежала к машинке — вдруг, думаю, действительно поломалась. И вот, надо же, сама в тот день чуть не лишилась правой руки. В буквальном смысле.
P.S. За помощь в подготовке материала автор выражает благодарность председателю сельсовета села Змитнивка Василию Засько.
Фото автора
1593Читайте нас у Facebook
