Георгий Швед: «Поработав главврачом станции скорой помощи, зарекся: главным быть не хочу!»
В этом году Георгию Павловичу исполнится 80 лет. Но он не торопится отходить от дел и выращивать на даче овощи. Наоборот, хорошо зная ситуацию в медицине в целом и понимая, как нужно организовывать работу врачей таким образом, чтобы пациенты вовремя получали необходимую помощь, предлагает пути реорганизации отрасли. К его советам всегда прислушивалось руководство столичной медицины. «Я любил и люблю свою работу, — говорит Георгий Швед. — До сих пор стараюсь идти в ногу со временем. С удовольствием освоил компьютер. Появился какой-то новый препарат, его еще в справочниках нет, а в интернете уже можно найти всю информацию. Здорово!» Опыту и мудрости у этого человека нужно учиться. Тем более что он готов ими делиться.
«Прячась от немцев, жевал молодые ростки кукурузы, чтобы утолить жажду. С тех пор даже запах этот терпеть не могу — сразу тошнит»
— Я пришел в столичную больницу в 1977 году, — рассказывает Георгий Павлович. — Это была совсем новая клиника, которая работала всего пятый год. Некоторых врачей я уже знал, так как на ее базе проходил внутреннюю защиту кандидатской диссертации. Мне здесь понравилось. Когда предложили занять пост начмеда именно четвертой городской больницы, я тут же согласился. Нужно было создавать коллектив, готовить молодых врачей. И я рад, что, как и мой учитель Василий Иванович Милько, многих убедил заниматься наукой. Среди моих учеников уже есть и доктора наук, и профессора, и кандидаты наук.
— Врачам клиники постоянно приходится участвовать в самых неожиданных ситуациях...
— Конечно. Например, уже через год после моего прихода в больницу на улице Урицкого на спуске столкнулись три трамвая. Всех пострадавших «скорые» везли к нам. Сразу поступили 18 человек — с переломами, ушибами, черепно-мозговыми травмами. Всем быстро оказали помощь. Наши врачи не растерялись.
Очень необычный случай произошел весной 1979 года... В Дарнице был Институт химии. А в те времена всех сотрудников посылали на овощные базы перебирать овощи. Девять человек из этого института перебирали капусту, свеклу, морковь... С собой они взяли бутылку спирта, развели его водой и решили выпить на свежем воздухе. В итоге все отравились. Восемь человек доставили в другие клиники, они погибли. А к нам привезли девушку. Как сейчас помню — ее фамилия была Деревянко. Мы день и ночь сидели возле нее, вызывали консультантов, искали антидоты... И все же спасли нашу пациентку. До сих пор не знаю, каким именно веществом они отравились, но в емкости, куда налили спирт, раньше хранилось какое-то отравляющее вещество. Хватило нескольких капель, оставшихся на стенках, чтобы погибли восемь человек!
— Но ведь вы могли и не стать врачом. Вы же сначала закончили училище, выпускавшее специалистов в области литья... металлов.
— Я вам больше скажу: в 11 лет мог погибнуть от фашистской пули. Именно в этом возрасте меня забрали в концлагерь, который находился между Днепропетровском и Днепродзержинском, по дороге на Кривой Рог. Это место еще называют Карнауховы хутора. В лагерь для военнопленных сослали всех мужчин из окрестных сел. Когда меня забирали, мама падала в ноги немцам, показывала мои метрики, доказывая, что мне нет еще 11 лет, что я ребенок. Но так как я был рослым пацаном, ей не поверили. Фашист сказал: у нас есть врач, он разберется, сколько ему лет. Так и забрали.
В концлагере мы пробыли около двух месяцев. Когда всех пленных погнали на запад, мой брат Виталий (он старше меня на шесть лет) сказал: будем бежать! Нас вывели из лагеря ночью. Туман был такой, что на расстоянии вытянутой руки не было видно человека. Брат держал меня за руку, а потом вдруг говорит на ухо: «Бежим». И тут же дернул меня влево из колонны. Мы упали в кювет, проходивший вдоль земляной дороги. Охрана начала стрелять вдаль, куда мы, по их расчетам, должны были побежать. Хорошо, что собак не было в сопровождении. Скажу вам честно: я полные штаны наделал, когда лежал и слышал выстрелы над головой...
Вскоре все ушли, голоса затихли. Брат говорит: «Поднимайся». Вывернули мои штаны и пошли в поля. Зашли в кукурузу, чтобы дождаться утра. Еды у нас с собой было немного, а воды — ни капли. Виталий мне показал, как жевать молоденькие ростки кукурузы, чтобы хоть чуть-чуть утолить жажду. Даже сейчас, вспоминая этот вкус и запах, чувствую тошноту.
«Я окончил то же училище, что и президент Казахстана Нурсултан Назарбаев»
— Вы родом из Днепродзержинска. Почему пробирались в село?
— Немцы планировали сделать Днепр неприступным, поэтому всех жителей правого берега Днепродзержинска выгнали в степь, в села, куда угодно. А у наших родителей была знакомая семья в селе Шульговка Петриковского района, которое находилось в сорока километрах от города. В
В самом начале войны мама отправила меня с братом к этим людям в село. Позже мама нас забрала в Днепродзержинск, и там мы жили до 1943 года. Когда немцы стали выгонять из города мирных жителей, мы попали в Карнауховы хутора. Однако вышел приказ: переселенным идти дальше, на запад, а тот, кто их спрячет, будет расстрелян. В той ситуации меня просто потрясло отношение к нам человека, который нас приютил, дядьки Мефодия. Он сам был из раскулаченных. Уже многое пережил. И тут говорит: «Оставайтесь, люди добрые! Расстреляют? Да хай уже всех расстреливают!» А ведь у него самого было пятеро детей. Так он еще две семьи к себе на постой взял. Когда мы с братом неожиданно вернулись из плена, он еще и нас спрятал. На меня надели девичье платье и отправили на печь, а брат все время находился в огороде, в канаве, которую вырыл вместе с хозяйским сыном и накрыл снопами. Но дня через три на эту территорию пришли наши, и мы вышли из «укрытий».
— Вы действительно успели еще и на заводе поработать до того, как начали заниматься медициной?
— Сначала в колхозе. То овец пас, то коноплю вымачивали, то зерно веяли. Женщине, у которой мы жили, помогали землю обрабатывать. Ей удалось корову сохранить, так ее вместо лошади запрягали... Сельские жители, в отличие от городских, в годы войны не голодали. В колхозе была кухарка, которая раз в день готовила. Да и мы картошку пекли. До сих пор для меня нет ничего вкуснее!
Самыми голодными годами после войны были
Если все подсчитать, то я учился в первом классе, седьмом, восьмом, девятом и десятом. За пять лет школу окончил. Но какие учителя с нами занимались после войны! Настоящие сподвижники.
«Меня, человека, отдавшего больнице 35 лет, уволили накануне празднования 40-летия клиники. Даже в буклетах нет моего имени»
— Почему, уже имея специальность, вы все же решили поступать в медицинский?
— Во время войны насмотрелся на раненых, на то, как их лечили. Нас же посылали помогать в госпиталях. Девочки стирали бинты, а хлопцы убирали, переносили кровати. И мне хотелось учиться медицине, хотя у нас в роду не было врачей. Это сейчас уже и младший сын врач, и крестницы, и племянники... Представьте себе, я поступил с первого раза, хотя конкурс был — шесть с половиной человек на место.
Я мечтал о хирургии. И уже после четвертого курса мне позволяли удалять аппендикс. По окончании института вернулся в Днепродзержинск, встретился с заведующим здравотделом, чтобы определиться, где работать. И он мне говорит: «Слушай, Жора, хирургия — это ночи не спать. Сделаешь резекцию желудка — две недели потом переживаешь, как все пойдет дальше». А ведь и правда, тогда больных часто теряли из-за несовершенства анестезиологических препаратов. Антибиотиков не было, поэтому возникало множество осложнений, с которыми не могли справиться. В общем, начал он меня агитировать идти в психиатры. И я согласился.
Вскоре меня назначили заведующим психиатрической службой всего Днепродзержинска. Правда, заведовал я сам собой — больше у меня врачей не было. Параллельно изучал неврологию. Затем уже новый заведующий горздравотделом предложил мне,
— Помните самый сложный вызов?
— В здании бывшего райкома партии в центре Днепродзержинска взорвался газ: он накопился в подвале, а заведующая библиотекой включила свет — искра, взрыв! В радиусе километра валялись обломки, летали бумаги... Четырехэтажное здание взлетело на воздух, но внутри оставались люди. Тогда телефоны были редкостью. Как координировать все действия? А нам, скорой помощи, по команде Георгия Жукова какая-то военная часть передала радиостанции, и мы могли скоординировать несколько машин. Оказали помощь очень быстро. Помню, погиб только один человек. Остальные получили травмы.
— Долго вы проработали главным врачом скорой помощи?
— Три с половиной года — до
— Почему?
— Хотел заниматься медициной. А на такой должности нужно контролировать бухгалтерию, финансы, ремонты, штаты. Поэтому я сознательно выпросил отпустить меня на курсы специализации по неврологии в Запорожье. Уже там вычитал, что объявлен набор в клиническую ординатуру клиники академика Маньковского. Академик был необыкновенным человеком. Крупнейший невролог. Мне захотелось попробовать поступить. Я подал документы и забыл об этом. А когда пришло письмо из Киева, что меня зачислили в клиническую ординатуру, мои руководители возмутились: «Мы на тебя полагаем такие надежды. Молодой, перспективный! Не отпустим». Но меня буквально защитил председатель горисполкома Виктор Федорович Добрик: «Едь, пока молодой, неженатый. Учись!» Так я попал в Киев и начал заниматься в ординатуре.
Василий Иванович Милько, ректор мединститута, мне тогда очень помог. Но вот ведь как бывает. Когда он умер, его похоронили на Байковом кладбище по соседству с моими родителями и женой. Сейчас, приходя туда, кланяюсь каждому из них.
— После ординатуры вы остались работать в Киеве?
— Еще во время обучения мне предложили должность невропатолога в клинике для руководящих работников аппарата, крупных заводов, Героев Соцтруда, ветеранов войны. После учебы оставили в штате. Но я продолжал писать диссертацию. Изучал острые расстройства мозгового кровообращения, энцефалопатию, причину головных болей, невриты, периферические и центральные поражения нервной системы.
Знаете, мне по жизни везло на хороших людей. Очень дороги воспоминания о моих учителях Дмитрии Ивановиче Панченко, Борисе Никитиче Маньковском, Василии Ивановиче Милько, который, к слову, первым протянул руку мне, голодранцу с периферии. У меня же не было никаких связей, никаких знакомств. А у Василия Ивановича не было своих детей, и он помогал многим молодым ребятам. Мне подобрал тему. Вычитал, что где-то в Перми применили радиоизотоп йода для лечения больных с поражениями центральной нервной системы, преимущественно спинного мозга, при которых теряется чувствительность, в первую очередь — температурная. Можно огнем касаться тела человека, а он не ощущает этого. Чтобы я мог проводить опыты, Василий Иванович обеспечивал меня радиоизотопами.
— Как случилось, что вас уволили накануне празднования
— Главным врачом назначили человека, который до этого работал под моим руководством. Причем плохо, и об этом я всегда говорил, но ничего не мог сделать. Кроме того, я постоянно пытался усовершенствовать работу медицинских учреждений, свои предложения не раз передавал столичному руководству. Кому понравится такая активность? Вот главный врач и стал ко мне придираться. В итоге все окончилось тем, что мне вынесли выговор — за невыполнение профилактических мер по борьбе с гриппом. И меня, человека, отдавшего больнице 35 лет, уволили накануне празднования
Знаете, что я забрал, уходя из своего рабочего кабинета? Десятки пачек сигарет, которые отдавали мне пациенты, решившие после бесед со мной бросить курить. Практически все они так и не вернулись к пагубной привычке. Даже это позволяет мне сделать вывод, что свою жизнь я прожил не зря.
2061Читайте нас у Facebook
