Адвокат Виктор Чевгуз: «Причин опасаться за жизнь свидетелей по делу об убийстве Евгения Щербаня нет»
«Вы не скажете, что происходит там, наверху? Я в последнее время стал плохо видеть…» — «Сегодня каждый сам за себя решает, что он видит». Это диалог из культового пророческого фильма «Убить дракона». Он весьма точно характеризует происходящее в Печерском райсуде столицы на слушании дела об убийстве в 1996 году народного депутата Евгения Щербаня.
Как ранее сообщали «ФАКТЫ», 13 февраля началось досудебное следствие, в ходе которого судьи, прокуроры и адвокаты допрашивают свидетелей преступления. Показания дали два бывших бизнесмена из Донецка и Днепропетровска. О происходившем без малого 17 лет назад они рассказывали в основном со слов третьих лиц, которые в настоящее время мертвы, или же находятся в зоне недосягаемости для отечественных правоохранителей, в частности, в США. В связи с этим почему-то опять в памяти всплывает цитата из фильма «Убить дракона». Там бывший бургомистр вольного города, (его сыграл Евгений Леонов), ставший президентом, произносит фразу: «Я тоже не верил. Но когда сначала факты, потом очевидцы, и сам покойник… Я говорю: кто тебя убил? Он говорит: ты».
«ФАКТЫ» предлагают читателям фрагменты из стенограммы судебных допросов свидетелей. Кроме того, мы попросили известного киевского адвоката Виктора Чевгуза прокомментировать происходящее на процессе.
«Думаю, статья Уголовно-процессуального кодекса о допустимости доказательств, полученных «с чужих слов», писалась «под Юлю»
— Виктор Степанович, как вы — бывший следователь, нынешний адвокат и юрист с 37-летним стажем — можете объяснить принцип работы нового УПК на примере дела Щербаня? Это ведь не только громкий политический процесс, но и демонстрация новых процессуальных возможностей. Нормально ли, например, что каждого свидетеля допрашивает «свой» судья. Мы ведь привыкли к тому, что в суде дело от начала до конца слушает один судья. И если он, например, заболел, или, не дай Бог, умер, слушания растягивались на годы, потому что каждый новый судья вынужден был начинать все с самого начала.
— То, что вся страна наблюдает сейчас в теленовостях, это не судебное, а досудебное следствие, которое раньше проводилось в обстановке строгой секретности и составляло следственную тайну. Согласно старому УПК, в ходе процесса свидетелей удаляли из зала заседаний, чтобы они не слышали показаний своих «коллег». Сейчас процедура изменилась. В деле Щербаня следственные судьи (кто конкретно — определяет автоматизированная система) допросили свидетелей Марьинкова и Зайцева и собираются, как заявлено, допросить Владимира Щербаня. По нормам нового УПК такие досудебные допросы свидетелей возможны только в исключительных случаях, а именно: опасность для жизни и здоровья свидетеля или потерпевшего, их тяжелая болезнь, опасность того, что свидетель может не дожить до суда или отсутствовать на нем. Мне неизвестно, что угрожает жизни подвергнутых перекрестному допросу свидетелей. По-моему, до сих пор они были в большей безопасности, чем теперь. Ведь их так глубоко законспирировали, что, кроме следователей, о них никто и не знал. Даже в уведомлении о подозрении, в отличие от обвинительного заключения, доказательная база не раскрывается. А раз причин опасаться за жизнь свидетелей нет, их публичный допрос, на мой взгляд, не что иное, как психическая атака, пиар, непонятные политические игры Генпрокуратуры.
— Какова юридическая, доказательная ценность свидетельских показаний о том, что когда-то кому-то сказал человек, которого давно нет в живых? Это допустимые доказательства?
— Думаю, статья 97 нового УПК о допустимости доказательств, полученных «с чужих слов», писалась «под Юлю». Нынешние «свидетели» ведь, как выясняется, были Генпрокуратуре давно известны и при рассмотрении дел по убийству Гетьмана и Щербаня могли быть допрошены, но не допрашивались. Указанная статья УПК говорит, что подобные свидетельские показания должны подтверждаться иными доказательствами.
— Какие могут быть доказательства, если событиям, о которых идет речь, 17 и больше лет?
— Например, свидетель Марьинков утверждал, что Тимошенко жила в гостинице в соседнем с ним номере. Год известен, название отеля — тоже. Получить подтверждение или опровержение этих показаний теоретически можно, хотя практически это вряд ли удастся. Если же объективное подтверждение получено не будет, то все сомнения должны трактоваться, как известно, в пользу подозреваемого. Кстати, опровергать такие сомнительные доказательства — дело защитников Тимошенко.
— Во время досудебного следствия допускаются допросы в отсутствие подозреваемого?
— Допускаются, если он был предупрежден о судебном заседании должным образом, но не явился на него по каким-то своим причинам.
— Чем же отличается досудебное от собственно судебного следствия? Расскажите об этом на примере дела Щербаня.
— Судебное следствие по такому делу, где предполагается пожизненное заключение, осуществляется коллегиально, составом трех профессиональных судей, а по желанию обвиняемого, — судом присяжных в составе двух профессиональных судей и трех присяжных. Другое дело, что нынешний суд присяжных это, по сути, те же народные заседатели, которые до недавнего времени принимали участие в рассмотрении уголовных дел. Между собой мы их называем «кивалами»: они сидят на заседании, читают, дремлют, кивают на вопросы председательствующего и всегда соглашаются с ним. Например, по одному из последних дел мы — и адвокаты, и прокуроры, и судьи — молились, чтобы заседатель, старенький дедушка 80 с лишним лет, был здоров и дожил до приговора, иначе пришлось бы все начинать сначала.
— Сейчас как раз формируются суды присяжных при местных администрациях, но к нам, в «ФАКТЫ», уже несколько раз звонили люди с жалобами, что их кандидатуры даже не захотели рассматривать.
— Естественно, ведь присяжным положена солидная зарплата, и на это место всегда найдутся «свои люди». Они и голосовать потом будут предсказуемо. Надежды на то, что такие присяжные станут принимать решения независимо, мало. Поэтому уповать нужно только на профессиональную защиту, а не на непредвзятое судопроизводство.
«Тимошенко подозревается в тяжком преступлении. Поэтому защищать экс-премьера следует правовыми средствами и методами. А этого нет»
— Но ведь Европа признала факт политических преследований и избирательного правосудия в Украине.
— Конечно, в таких условиях политические заявления адвокатов уместны. Но ведь преступления, в которых подозревается Юлия Тимошенко, по классификации относятся к тяжким и особо тяжким. Поэтому защищать экс-премьера следует юридически, правовыми средствами и методами. А этого нет. По каким причинам, не знаю. То ли из-за того, что все, что предъявляется Юлии Тимошенко, правда, и ее защите остается только политизировать процесс, то ли соратникам безразлична ее судьба, и они зарабатывают на этом процессе собственные рейтинги.
— Что дает вам основания утверждать это?
— Непрофессиональная позиция защитников Тимошенко, без боя передавших инициативу в руки Генпрокуратуры с момента возбуждения так называемого «газового дела», по которому она сейчас отбывает наказание. Например, экс-премьеру вменяли в вину то, что ее незаконными действиями государству причинен ущерб в размере 1,5 миллиарда гривен. Такую сумму следователям обосновали эксперты Киевского НИИ судебных экспертиз. Что в этой ситуации должна была сделать защита? Во-первых, обратиться к экспертам, чтобы те определили материальный ущерб, причиненный украинским предприятиям вследствие перекрытия газа Россией за период с начала года по 19 января 2009 года, когда злополучный газовый кран наконец-то открыли. И еще один вопрос следовало задать экспертам: какой могла быть сумма убытков в том случае, если бы 19 января газ не подали. Отдельно следовало бы спросить у специалистов из европейских стран о предполагаемом ущербе в случае непоставок газа. А каковы были бы политические последствия? Я думаю, что сумма убытков и в первом, и во втором случае во много раз превысила бы названные экспертами полтора миллиарда гривен.
Ответы на эти вопросы подтвердили бы, что Тимошенко, подписывая 19 января 2009 года невыгодные газовые контракты с Россией, предотвратила ущерб, который во много раз превысил бы причиненный реально. На языке Уголовного кодекса это означает, что она действовала «в состоянии крайней необходимости» (статья 39 УК Украины), что вообще исключает уголовную ответственность. Почему-то ни сама экс-премьер, ни ее защитники этого не сделали. Не зря, между прочим, Ренат Кузьмин заявил в свое время, что «защитники, адвокаты экс-премьера отказались от использования правовых средств защиты», а недавно признался, что Власенко как адвокат его полностью устраивает.
— Защитники Юрия Луценко, с вашей точки зрения, работают более профессионально?
— Да, и Фомин и Баганец работают по-настоящему, профессионально.
— Значит, все-таки в уголовных делах Тимошенко и Луценко определяющей является политическая составляющая?
— Конечно, но это не отменяет профессиональной работы адвокатов.
Игорь Марьинков: «Мало ли, что я сказал. Вы мне дурацкие вопросы третий раз подряд задаете. Почему, почему… По кочану!»
После неоднократных переносов судебных заседаний по делу об убийстве в 1996 году Евгения Щербаня, в Печерском райсуде столицы 13 февраля состоялся допрос первого свидетеля обвинения.
Накануне соратники Юлии Тимошенко предположили, что это будет, скорее всего, «профессиональный свидетель». То есть человек, который, находясь на крючке у «силовиков», выдаст любую нужную им информацию. Как оказалось впоследствии, под подозрение в том, что он является «своим человеком» для следователей, попал Игорь Марьинков. На судебное заседание он прибыл в сопровождении нескольких охранников. А пока важный свидетель давал показания (Марьинкова допрашивали в суде два дня), журналисты выяснили, что уроженец Донецка является соучредителем ООО вместе с… бывшими и нынешними высокопоставленными представителями Службы безопасности Украины.
*Игоря Марьинкова в суд сопровождали многочисленные охранники. В зале заседаний свидетель не счел нужным снять пальто
Впрочем, в ходе двухдневного допроса Марьинков никак не афишировал своего знакомства с сильными мира сего, зато подробно поведал о связях с членами банды киллеров Кушнира:
— 3 сентября 1994 года убили в Донецке уголовного авторитета, вора в законе Брагинского, — рассказывал на суде Марьинков. — Его убили в ресторане, одним из владельцев которого был Рябин (один из организаторов банды Кушнира. — Ред.). Ко мне обратились перевезти семью Рябина в Братиславу, где жила моя семья. Они переехали туда числа 20 сентября.
Раз в три месяца я ездил или летал в Братиславу. В один из приездов Рябин меня познакомил с таким худым человеком, с таким характерным носом. Это был Евгений Кушнир…
В конце 1995 года Рябин поинтересовался, есть ли у меня вопросы по правительству Украины. Потому что есть там один серьезный человек, Мильченко Александр Федорович (криминальный авторитет по кличке Матрос. — Ред.), он недавно вышел из тюрьмы и готов оказывать всяческую коммерческую помощь, договариваться с правительством. И было сказано, что он был в очень хороших отношениях с Лазаренко, который был тогда первым вице-премьером.
…С Мильченко мы встречались раз в четыре месяца, встречались в компании «Бруклин-Киев» возле площади Независимости в Киеве…
…Что касается убийства Щербаня. Была поздняя весна 1996 года. Люди, я имею в виду Рябина и Кушнира, иногда останавливались в отеле «Национальный», Мильченко там даже жил. И Тимошенко там жила в 810-м номере, я жил в 408-м номере.
Где-то днем захожу в отель «Национальный». Я знал, что Кушнир приехал. Там, где ресепшен первого корпуса отеля «Национальный», я на этой площадочке встретил Мильченко, Кушнира и Тимошенко (в то время — президент компании ЕЭСУ. — Ред.). Они мило беседовали. Я был удивлен, что они перешли на личные знакомства. Два-три дня они были в Киеве. Я у Кушнира спросил: «Что это за компания такая, какие у вас отношения с Тимошенко?» На что Кушнир сказал, что Лазаренко и Тимошенко для них — одно целое. И благодеяния могут поступать и от Тимошенко, им надо что-то и кушать, и семьи питать, ведь семьи жили за рубежом. Он сказал: «Нормально, нам Юля решит все проблемы, которые у нас есть материального плана, мы будем и бизнес иметь, и всякие дела». Был такой внятный-невнятный его ответ. Учитывая, что он не занимался никакими делами, я понял через какой-то период времени, что это были какие-то киллерские заказы.
Впрочем, Марьинков сменил повествовательный тон на раздраженный, когда вопросы ему стали задавать адвокаты Юлии Тимошенко, подозреваемой в причастности к организации убийства Евгения Щербаня. Свидетель рассказал, что был знаком с тогдашним руководителем аппарата министра внутренних дел генерал-лейтенантом Фере. Узнав от знакомых бандитов о том, что они готовят покушение на народного депутата Александра Волкова и руководителя НАК «Нефтегаз Украины» Игоря Бакая, Марьинков рассказал об этом генералу. Адвокаты поинтересовались:
— Почему вы предупредили Фере об угрозе Волкову и Бакаю, но ничего не сказали об угрозе Щербаню?
— У меня не было фактов.
— Но по поводу Щербаня (угрозы его жизни.- Ред.) у вас тоже не было фактов, только разговоры, — уточнили защитники.
— Нет, там была конкретика!
— И поэтому вы написали Фере письмо? А по Щербаню этого не сделали… (о переданной генералу милиции информации рассказал сам свидетель. — Ред.)
— Я же не мог с каждой своей мыслью, догадкой к Фере бежать! — раздраженно ответил Марьинков. — Я их боялся. Рябин, Кушнир — это же волчья статья. Я боялся за жизнь.
Защитники напомнили свидетелю его слова, что с одним из организаторов банды Кушнира, Анатолием Рябиным, он дружил.
— Ну и что?! Мало ли, что я сказал, — на повышенных тонах заявил Марьинков. — Вы мне дурацкие вопросы третий раз подряд задаете.
— Хорошо, когда вы перестали бояться?
— Не помню, перестал немного.
— Почему?
— По кочану! Я что, как перестану бояться, должен бежать в газеты объявление давать?
Сергей Зайцев: «Я не хочу обвинять Тимошенко. Я же не говорю, что она. Я говорю просто то, что слышал. И то, что мне говорили в глаза»
Неделю назад, 15 февраля, в Печерском райсуде Киева на процессе по делу Щербаня свидетельствовал днепропетровский предприниматель Сергей Зайцев. Он — родственник Петра Кириченко, помощника Павла Лазаренко. Покойная супруга Сергея Зайцева — Светлана Новаковская — родная сестра Изабеллы Кириченко, жены Петра Кириченко. С 1991-го по 1995 год Сергей Зайцев работал генеральным директором компании «Агроснабсбыт», соучредителями которой были супруги Зайцевы и чета Кириченко. Напомним: именно показания Петра Кириченко позволили американскому правосудию собрать доказательную базу для осуждения Павла Ивановича в США. А в Украине Сергей Зайцев убеждал суд, что у Тимошенко был мотив убить Щербаня. Этот мотив, по словам свидетеля, появился после того, как Юлия Владимировна, возглавлявшая «Единые энергетические системы Украины», нашла в своем кабинете торт и записку: «Привет из Донецка. В следующий раз это может быть и не тортик». Об истории с тортом Зайцеву, как он сообщил суду, рассказал Петр Кириченко. Более того, по словам свидетеля, эта идея и принадлежала Кириченко, который, по словам Зайцева, недолюбливал Тимошенко.
*По словам свидетеля Сергея Зайцева, в середине 90-х в машине Павла Лазаренко всегда лежал кейс с 3−4 миллионами долларов
— Дело в том, что у Кириченко были неприязненные отношения с Тимошенко Юлией Владимировной, — сообщил суду в своих свободных показаниях Зайцев. — Почему? Потому что она позже нас намного занялась бизнесом. Потом она начала опережать Кириченко. Он очень нервничал по этому поводу, и, собственно говоря, он это мотивировал тем, что он не может ее обскакать, потому что у Паши с Юлией Владимировной личные какие-то интимные отношения, и он в этом плане не может ему заменить ее.
…И это же подтверждала жена Тамара Ивановна Лазаренко в разговорах с моей супругой. Она жаловалась, что Тимошенко разбила семью…
…Кириченко знал о существующем конфликте у Тимошенко и Лазаренко с Донецком. Кириченко хвастался мне в этом разговоре (на дне рождения супруги Зайцева, который отмечали в 1998 году в США. — Ред.), как они ловко с Шуриком (так свидетель назвал вора в законе Матроса. — Ред.) и их люди подложили под кресло какой-то торт, на котором было написано: «Привет от донецких. В следующий раз это будет не тортик». Это он так рассказывал, насколько это соответствует, я не знаю, причем рассказывал он это на полном серьезе, — так в суде описал Зайцев мотивы убийства Щербаня, которые якобы были у Тимошенко и Лазаренко. — После этого (истории с тортом. — Ред.) Кириченко рассказывал, что Лазаренко очень испугался, немедленно послал за Кириченко самолет. И Кириченко завел напрямую к нему Матроса, который пообещал якобы уладить эти спорные вопросы. Насколько я понимаю, у них (Лазаренко, Тимошенко и Матроса.- Ред.) состоялась встреча. И Матрос в разговоре потом рассказал: «Мы их развели на трешку». Что он имел в виду… Вот такая сумма прозвучала. Сколько реально, я не знаю. Из того, что Кириченко мне рассказывал: миллион, который он перечислял на бизнес Матросу…
Позже на уточняющий вопрос адвоката: «Лично Кириченко заплатил лично Мильченко (Матросу)?» свидетель ответил: «Да». А далее последовал диалог:
- За что? — спросил защитник.
— За Щербаня.
— Это в платежке было так написано: «за Щербаня»?
— Да, — сказал Зайцев, а затем «уточнил»: — Не было такой платежки.
В ходе перекрестного допроса прокурор спросил свидетеля, известны ли ему обстоятельства знакомства Кириченко с Матросом. Зайцев по этому поводу сказал:
— Познакомился, как мне рассказал сам Кириченко, когда они гуляли в ресторане «Люкс» в Днепропетровске. В 1982 году, по-моему. Но это со слов Кириченко. И потом их объединяла, так будем говорить, страсть к наркотикам. Кириченко был наркоманом с огромным стажем, и жена была наркоманка, брат, сестра — вся семья. Он потом от этой зависимости избавился, жену лечили, а брат с сестрой и по сей день наркоманы. Но живы они и по сей день, насколько я знаю. А по поводу Кириченко я знаю единичные случаи, когда он при мне употреблял наркотики. Это было в Сан-Франциско в 1999 году, перед его арестом.
Когда адвокаты Тимошенко поинтересовались у свидетеля, почему он не обращался в правоохранительные органы ранее, хотя знал со слов Кириченко о причастности Лазаренко и Тимошенко к преступлению, Зайцев замялся, а потом сказал:
— Я до 2001 года проживал в Америке. Здесь это кому-то надо? А сейчас… А что сейчас? Я просто хочу, чтобы, ну вот из выступлений прессы… Ну, собственно говоря, я не люблю, когда люди говорят неправду. Ну там всякие такие заявления в прессе. Я не хочу обвинять госпожу Тимошенко. Она довольно симпатичная женщина, мужественная, и ей нужно отдать должное. Но даже не знаю… Я же не говорю, что она. Я говорю просто то, что слышал. И то, что мне говорили в глаза. Вот так, как мы с вами разговариваем. А оценку даст суд, прокуратура. Проверяют то, что я говорю. Я говорю правду, можете мне поверить. То, что мне дословно говорили.
2992Читайте нас у Facebook
