Яна Мунтяну: «И подумать не могла, что придется рожать в военное время»
Яна Мунтяну — невысокая симпатичная шатенка — находится в киевском «Охматдете» уже больше недели. Но до сих пор не может прийти в себя после ужасов войны в ее родном Славянске. Молодая женщина говорит запинаясь, часто посреди разговора начинает плакать или вовсе замолкает, не в силах совладать с нахлынувшими чувствами. Ведь там, в самом эпицентре военных действий, остались ее мама, отчим и 16-летний брат. Беременную Яну и ее четырехлетнюю сестру Катю родные отправили на перекладных в Киев к малознакомой женщине, которая согласилась приютить сестер на какое-то время. Дорога в Киев для Яны выдалась нелегкой — на блокпостах ее грубо обыскивали вооруженные автоматами боевики, ей пришлось самой тащить тяжелую сумку с вещами. А страшнее всего было проезжать мимо населенных пунктов, обстрелянных российскими боевиками: тела погибших мирных жителей лежали прямо на обочине дороги, по которой ехали Яна с сестрой. Из-за жуткого стресса у женщины начались схватки сразу же после приезда в Киев.
— Если бы еще два месяца назад мне сказали, что придется убегать из родного города, потому что там будет война, я бы ни за что не поверила, — рассказывает Яна Мунтяну. — Славянск всегда был мирным городом. Люди здесь не были настроены ни за Россию, ни против. Местные жители говорили на обоих языках, вели себя спокойно и приветливо с окружающими. Я забеременела в ноябре, когда начались события на Майдане и «Беркут» разогнал студентов. Но даже когда шла революция, нам с мужем казалось, что все обойдется, эта дикая ситуация как-то разрешится и в стране все снова будет хорошо. О том, что придется рожать в военное время, когда все роддома в городе будут разрушены, я, конечно, и подумать не могла.
Ребенок был желанным, заранее очень любимым. К сожалению, жизнь с мужем Игорем у нас не сложилась — мы расстались и сейчас совсем не общаемся, я даже не знаю, где он. Но малыша все равно очень ждала, мечтала о том, как мы с ним хорошо будем жить вместе с моей мамой, сестричкой и братиком. Беременность протекала нормально, никаких предпосылок к тому, что я могу преждевременно родить, не было. Я помогала маме воспитывать Катюшу — у нас с сестричкой все-таки двадцать лет разницы, я ей — как вторая мама. Все у нас было просто замечательно. Но два месяца назад в город пришли российские солдаты и сепаратисты, и мирная жизнь закончилась.
Поначалу население вообще не знало, как реагировать на незваных гостей. Мы ведь не крымчане — те (как нам казалось по телевизору) сами сделали свой выбор в пользу России. В Донецкой области такого не было. Мы все считали себя частью Украины, хотя и жили несколько обособленно. А тут в прессе полился такой поток совершенно разной и шокирующей информации, что народ совершенно запутался. Причем врали все журналисты. Украинские телеканалы вещали, что Славянск опустел полностью, что отсюда уже эвакуированы все мирные жители. При этом мы жили в городе и точно знали, что это не соответствует действительности. А раз СМИ врут в одном, как им можно верить в другом? Российские телеканалы в свою очередь лгали, что в Славянске орудует «Правый сектор», который убивает горожан. В общем, в людях посеяли панику и неразбериху, город разделился между собой на два враждующих лагеря. Как правильно поступать, кто прав, кто виноват, было непонятно. Понятно стало, лишь когда началась война и россияне действительно принялись убивать людей.
Поверить в то, что весь этот ужас происходит на самом деле, было невозможно. Особенно когда беда касалась твоих близких. Например, в двухэтажный дом, где жили наши знакомые, попала мина. Вся семья погибла. Лучшие друзья моего брата — подростки 14—16 лет — шли на рыбалку, и прямо посреди дороги разорвался снаряд. Трое умерли на месте, шестеро оказались в больнице, где трое из них и скончались. В городе сейчас настоящий ад. Больницы, заводы, роддома, аптеки разрушены взрывами. Не работают почта и банки. Люди сидят без зарплат. А даже если у кого-то есть запас денег, купить на них нечего. В магазинах пустые полки, товар не завозят. Мирные жители на пороге голодной смерти. И постоянно, не прекращаясь ни на минуту, идет стрельба. Я звоню маме по телефону, и ее голос заглушают пулеметные очереди и грохот снарядов. Каждый раз, когда звоню домой, у меня холодеют руки: я не знаю, жива ли мамочка, сможет ли поднять трубку. Во время опасности люди прячутся, кто куда может — в гаражи, подвалы, погреба. Моим близким бежать некуда: они живут в квартире, на четвертом этаже. Когда начинается очередной обстрел, просто выбегают на лестничную клетку. Хотя понимают, что, если в дом попадет снаряд, эта мера предосторожности их не спасет. Наверное, они это делают просто ради самоуспокоения, чтобы было не так страшно, — Яна вытирает ладонью текущие по щекам слезы.
После того как террористы разбомбили в Славянске почти все больницы, родные Яны решили отправить ее и Катю в Киев, где сейчас безопаснее. Легко сказать — отправить! Во-первых, в столице у Мунтяну не было никого из родных и друзей, во-вторых, выбраться из оккупированного города было практически невозможно. Елена (мама Яны и Кати) обратилась за помощью к Наталье Кокуевой — случайной знакомой, с которой она несколько раз пересекалась по работе. Надежды на то, что чужой человек из другого города возьмет на себя обузу в виде беременной женщины и четырехлетнего ребенка, у Елены было мало. Но Наталья Михайловна согласилась не раздумывая.
— Я родилась и выросла в Иркутске, — рассказывает «ФАКТАМ» киевлянка Наталья Кокуева. — Нам, сибирякам, всегда была небезразлична чужая беда. Конечно, для Елены я была совершенно посторонним человеком — виделась с ней всего пару раз, когда была в командировках в Славянске. Особой дружбы между нами не было. Но раз она позвонила с просьбой о своих дочерях ко мне, значит, ей просто не к кому больше было обратиться. Тем более что последний раз я была в их городе всего несколько недель назад и весь этот кошмар видела собственными глазами. Девочкам надо было помочь. Я пошла на вокзал встречать поезд из Донецка, на котором ехали Яна и Катя. Когда они вышли на перрон, у меня сердце сжалось: на кого они похожи! Бледные, перепуганные, заплаканные…
Позже Яна рассказывала, что им пришлось пережить в дороге. Когда их микроавтобус проезжал по селам, где шли бои, на дороге лежали трупы людей, и водителю приходилось зашторивать окна, чтобы еще больше не пугать пассажиров. Стоит ли удивляться, что на нервной почве моя гостья стала рожать раньше времени! Когда у Яны начались схватки и за ней приехала «скорая», маленькая Катюша окончательно расклеилась. Она ведь очутилась совсем одна в чужом городе, в чужой семье, да еще и после всего, что насмотрелась в пути. Девочка плакала сутками напролет. Мне было с ней очень трудно. А теперь, неделю спустя, мы друг к другу привыкли. Катюша оказалась добрым, милым, послушным ребенком, настоящей умницей. Я стараюсь баловать ее разными вкусностями, мы с ней много гуляем, катаемся на речном пароходике. Постепенно девочка успокаивается. Я специально не укладываю ее после обеда в кровать, чтобы она за день набегалась, умаялась и ночью спокойно и крепко спала. К малышке и я, и мои сыновья очень привязались. Думаю, когда они с Яночкой соберутся уезжать, мы будем по ним скучать.
*"Катюша — милый, послушный ребенок, настоящая умница, — хвалит младшую сестричку Яны Наталья Кокуева. — Мы всей семьей очень к ней привязались"
— Я благодарна Наталье Михайловне за все, что она для нас делает, — говорит Яна. — Ее сын Саша тоже очень помог мне в трудную минуту. Когда меня «скорая» забрала в больницу, он поехал со мной. Я была очень напугана — ведь до этого думала, что рожать буду в начале августа и что в Киев приехала всего на пару недель — пересидеть стрельбу. Врачи потом говорили, что я их порядком «достала» — поминутно спрашивала, что они со мной делают, что колют, куда кладут. И, как попугай, талдычила, что мне надо домой, потому что я сбежала из Славянска, и у меня тут сестричка Катенька, которой одной плохо. Все это я знаю только из рассказов медперсонала. Сама я была в таком глубоком шоке во время родов, что ничего не помню. Отдаленно припоминаю, как меня уложили на высокую кровать и я родила Коленьку. Легко и быстро. Легкие у ребеночка (хоть он недоношенный и крохотный — всего 900 граммов) открылись сами. Малыш закричал. Мне на несколько минут положили его на грудь и тут же забрали в барокамеру. Там уже осматривали, взвешивали и делали все необходимые процедуры.
— Имя сыну давно выбрали?
— Я думала, что ношу под сердцем маленького Рината. Все спрашивали меня, беременную, не в честь ли Ахметова я собралась назвать ребенка. Это смешно! Конечно, нет. Просто мне приснился сон, в котором я родила мальчика и назвала его Ринатом. На УЗИ, когда врач называет пол ребенка, я даже не сомневалась, что у меня в животе мальчишка, и уже точно знала, как его будут звать. Тем более имя это редкое и, как мне кажется, довольно благозвучное. Но после побега из Славянска, после того как Бог спас моего малыша от снарядов, да еще и подарил мне его 22 мая — в день памяти Святителя Николая, я, конечно же, назвала сына Коленькой. Он у меня большая умница. Хорошо кушает, набирает вес, улыбается, хватает меня за палец. А иногда может и ручкой отпихнуть — характер показывает. К сожалению, пока я не могу кормить свою крошку грудью — пью лекарства, несовместимые с грудным вскармливанием. Но регулярно сцеживаюсь, пытаясь сохранить молоко. Правда, это не всегда получается — во-первых, я страшно нервничаю за родных, оставшихся в Славянске, а во-вторых, ем нерегулярно: много бегаю по городу по делам. То свидетельство о рождении Коли выправляю, то оформляю материальную помощь на ребенка, то встречаюсь с людьми, которые, узнав обо мне из новостей, приносят вещи, деньги, продукты…
— Наверное, уезжая впопыхах из Славянска, вы взяли с собой деньги лишь на первое время?
— Только на билет. И дело не в том, что собирались впопыхах. Просто денег дома нет совсем. Мама и брат сейчас не смогли бы уехать, даже если бы их выпустили на блокпосту. У них просто не за что купить билеты! И передать им туда денег нет возможности, потому что банки и почтовые отделения не работают, а транспортного сообщения с городом нет. Мы с Катюшей чудом уехали на «Газели», направлявшейся в сторону Донецка. Поэтому в Киев мы приехали без копейки в кармане. Как жить, было непонятно. И так мы с сестрой — обуза в доме женщины-пенсионерки. А тут еще появился младенец, которому нужны и лекарства, и памперсы, и одежка, и пеленки. Слава Богу, после сюжета на телевидении отзывчивые киевляне принесли мне все необходимое. Достали даже коляску для малыша, а Катюшу пообещали устроить в детский сад. Мы собирались в Киев на пару недель, а застряли здесь, видимо, надолго: врачи говорят, что нам с Коленькой придется находиться в больнице еще как минимум два месяца, пока сын не достигнет того возраста, когда он должен был родиться. А если война в Славянске не закончится, мы останемся в Киеве еще и дольше.
Конечно, я очень благодарна врачам «Охматдета», что уделяют нам с сыном так много времени, лечат, кормят и ни за что не берут денег. Но после выхода из больницы снова сидеть на шее у Натальи Михайловны, стеснять ее — немыслимо. Нам с сестричкой и сыном нужно будет где-то жить, за что-то питаться. Когда Коля чуть подрастет, я смогу подрабатывать — умею делать маникюр, педикюр, наращивать ногти и ресницы. Но пока я не смогу оставить ребенка. Вернуться в Славянск, конечно, тоже. Может быть, когда государство даст таким, как мы, статус беженцев и как-то поможет материально, будет легче. А пока, кроме как на киевлян, нам с Катюшей надеяться не на кого. Но я верю, что все будет хорошо — раз Бог дал нам возможность невредимыми вырваться из оккупированного города, где бушует война, и добраться до Киева, дал моему недоношенному ребенку родиться живым и здоровым, значит, обязательно сохранит нас и теперь.
*"Очень хочется надеяться, что у нас с сыном все будет хорошо", — говорит Яна Мунтяну
P.S. Те, кто хочет помочь Яне Мунтяну, могут звонить ей по телефону 095 813 44 30.
11544Читайте нас у Facebook
