Александр каневский: «в нашей киевской коммуналке мы считались очень зажиточной семьей, потому что имели собственный… Унитаз»
Александр Каневский всегда с удовольствием приезжает в Киев. Здесь прошла его юность, здесь он впервые влюбился и здесь стал писателем. Родному городу Александр Семенович посвятил не одну книгу воспоминаний. В основном — положительных. Несмотря на то, что когда-то его фактически вынудили покинуть столицу Украины.
«Когда заканчивались деньги, мама брала свою супермодную котиковую шубу, несла в ломбард — и гулянки продолжались»
- Александр Семенович, с чем пожалуете в Киев после трехлетнего перерыва?
- С большой творческой программой. Сначала представлю свою книгу «Как пройти на Голгофу?», название которой мне подсказала одна встреча в Иерусалиме. Ко мне подошла женщина и спросила: «Простите, как пройти на Голгофу?» Я указал ей ориентир и вдруг понял, как будет называться моя книга. Она стала продолжением «Тезы с нашего двора». Главные герои моих рассказов — одесситы. Хотя я и не коренной одессит, а примазавшийся, все равно всегда с удовольствием приезжаю в этот город. Общаюсь с неповторимыми людьми, многие из которых становятся прототипами моих персонажей. Та же баба Маня — главная героиня рассказа, одесситка. Она постоянно сидит возле своего дома во дворе, ее больные ноги опущены в тазик с водой, куда она время от времени подливает кипяток и при этом жалуется прохожим: «Ой, мои ноги! Чтоб они сгорели! Как они меня замучили». На что ее зять Леша отвечает: «А не надо было ходить с Моисеем по воде».
Я счастлив, что смогу провести презентацию книги 21 июня в Одесском культурном центре, а 25-го — в киевском Доме писателей. В Киев вообще всегда приезжаю с особым чувством. Я написал об этом городе много произведений.
- Здесь вы родились, выросли, работали…
- В свои юные годы я так находился пешком по Киеву, что могу с уверенностью сказать: «Нет в Киеве места, где не ступала бы нога Александра Каневского». Весь Крещатик был буквально отшлифован моими дешевыми сандалиями.
Я жил в коммуналке с мамой и отцом, потом к нам присоединился и мой младший брат Леня (Леонид Каневский, известный актер. — Авт. ). Папа работал в трех местах и зарабатывал довольно много как для нормальной семьи. Но в нашей коммунальной квартире гости буквально поселялись, и их надо было чем-то кормить. Тогда мама брала свою супермодную котиковую шубу, несла ее в ломбард, получала деньги — и гулянки продолжались. Когда папа приносил очередную зарплату, мама шла в ломбард и выкупала шубу. Шуба-кормилица постоянно циркулировала из ломбарда домой и обратно.
По утрам в нашей коммуналке у туалета выстраивалась большая шумная очередь. Все нервничали, потому что опаздывали на работу, и дружно ругали счастливчика, завладевшего унитазом: «Что он там, газету читает? Если у тебя запор — становись последним!.. » Все нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Думаю, танец чечетка зародился именно у такого туалета.
Наша семья считалась преуспевающей: у нас были две комнаты, в «девичестве» — одна, разделенная перегородкой. В маленькой комнатке жили дедушка Лева и бабушка Люба. Большую проходную комнату они отдали маме и папе после их свадьбы. Кроме того, у нас была маленькая кухонька и… свой микротуалет, в который можно было входить только боком и там, внутри, разворачиваться в исходное положение. И кухня, и туалет были перестроены из какого-то темного чулана, но все равно мы считались очень зажиточной семьей, потому что имели собственный унитаз…
Так мы жили. Я рос. Сначала с отличием окончил школу, потом пытался поступить учиться дальше. Но меня нигде не брали — еврей… Один проректор даже сказал, что на свой красный аттестат я могу только с удовольствием смотреть, и все. Никуда меня принимать не будут. Я его чуть за это не побил, благо, приятель не позволил. Ничего, все равно писал, печатался. Однако то, что я еврей, мне не давали забыть ни на секунду. Даже после того как я стал довольно известным киевским писателем.
«После замечания Фурцевой мою пьесу зарезали во всех театрах»
- Я начал задыхаться в Киеве, — продолжает Александр Каневский. — Стали снимать с репертуара мои пьесы, хотя они неизменно шли с аншлагом. Сначала в Театр оперетты пришла представительница райкома и потребовала снять представление «Возьмите шпагу» в постановке Спартака Мишулина. Спустя неделю захотели снять уже другой мой спектакль про Киев — «Як тебе не любити?», шедший во Дворце «Украина»! Покойный Борис Шарварко (известный украинский режиссер-постановщик. — Авт. ) сказал: «Саша, извини, придется выбросить твою фамилию из титров. Нужно спасти представление». И я согласился. Потом, буквально на следующий день, запретили ставить написанный мною спектакль «Семь Робинзонов» в Молодежном театре Малахова (сейчас Театр на Подоле. — Авт. ). Это было уже слишком! Я и так долго держался в Киеве, правда, во многом благодаря Тарапуньке и Штепселю, для которых писал интермедии. Они сами ходили к чиновникам все пробивать. Но пришло время уходить. Меня давно звали в Москву.
- Кто, если не секрет?
- Сергей Михалков (советский детский писатель, автор гимнов СССР и России, отец известных кинорежиссеров Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского. — Авт. ) лично направил мне телеграмму. Ее текст не мог не тронуть за душу: мол, если не приеду, без меня культура может и вовсе погибнуть. Я понимал, что здесь он немного перегнул, однако то, что Михалков действительно заинтересован в моем приезде, было очевидно.
Сергей Владимирович хорошо ко мне относился. Хвалил, платил повышенные гонорары (в 1962 году Михалков организовал сатирический киножурнал «Фитиль». — Авт. ). По моим произведениям часто снимали сюжеты для «Фитиля», которого тогда многие боялись. Помню, как-то по просьбе самого Михалкова я написал рассказ об искусственных морях. Предварительно узнал, что ради таких морей уничтожаются огромные территории, что в них не то что купаться нельзя — там даже рыба гибнет! А наше тогдашнее правительство так восхваляло эти проекты! Фильм вышел очень жестким. Через некоторое время мне звонит оператор и говорит: «Саша, по приказу Шелеста (в 1963-1972 годах — первый секретарь ЦК Компартии Украины, в 1973 году заместитель председателя Совета Министров СССР. — Авт. ) сняли директора студии «Фитиль». Все из-за фильма». Я мигом снимаю трубку, набираю Михалкова и говорю: «Сняли директора, не понравился сюжет. Что делать?» Он в своей манере, вы же знаете, немного заикаясь, отвечает: «З-з-наю. Ни-ч-чего. З-завтра его во-во-ста-та-новят. Я фильм Б-брежневу уже показал». На следующий день директор был восстановлен.
- Насколько мне известно, конфронтации с властью вы и в Москве не избежали…
- Мою пьесу «Семь Робинзонов» взяли сразу два театра — Театр оперетты и Театр Гоголя. И тут я допустил ошибку: решил, что нужно в Театре оперетты изменить название пьесы на «Вперед- назад». Сам Кабалевский (известный советский композитор. — Авт. ) согласился писать музыку к моей пьесе. После этого сто(!) театров захотели взять мое произведение. Меня это поразило. На сцене еще ничего не показали, а пьесу уже берут столько театров. За месяц до премьеры Фурцева (министр культуры СССР. — Авт. ) собрала совет управления культуры для доклада «О культурных мероприятиях в честь юбилея Советской власти». К сожалению, на этом собрании не было директора Театра оперетты Анфимова, который мог защитить мою пьесу. Зато был главный дирижер театра. Он стал детально пересказывать суть моего произведения Фурцевой, а этого делать было нельзя: «Очень интересный сюжет, — говорил он. — Семь человеческих пороков попадают на необитаемый остров. Но так как они тунеядцы и не хотят работать, они только уничтожают все. Происходит, как говорил Энгельс, обратная эволюция: капитализм, феодализм. После чего все семь пороков превращаются в обезьян». Все вокруг зааплодировали. Но только не Фурцева: «Ха-ха, — отреагировала она. — Получается, с юбилеем Советской власти мы придем к обезьянам! И название «хорошее»: «Вперед-назад». Ха-ха». Фурцевское «ха-ха» всегда означало только одно: «казнить!» В тот же день мою пьесу «зарезали» во всех театрах.
«О смерти Тарапуньки сообщила только одна газета, но и этого хватило, чтобы движение транспорта в центре Киева оказалось перекрыто»
- Вот уже почти двадцать лет вы живете в Израиле. Там вам тоже приходилось начинать все с нуля?
- А как же! Перед переездом я был там только раз, на конгрессе, когда прочли мое произведение «Теза с нашего двора». Нужно сказать, что Израиль девяностых и Израиль сегодня — две большие разницы. Тогда на всю страну был только один телеканал и ужасные русскоязычные газеты. По этой причине я запрещал себя там печатать. Но сегодня — совсем другое дело. Города расстроились, театров стало великое множество, а сколько хороших телеканалов появилось!
- Вы уехали в Израиль не потому ли, что распался дуэт Штепселя и Тарапуньки? Ведь вы писали им интермедии больше двадцати лет!
- Нет. Просто я так решил. Пришло время. Началась перестройка…
В этом году Юре (Тимошенко. — Авт. ) исполнилось бы 90 лет, Фимы (Березина. — Авт. ) нет с нами пять лет… Какой это был дуэт! Как они не любили власть, но как их любил народ! Одними из самых черных дней в моей жизни стали дни их смерти.
Юра умер из-за проблем с сердцем. Скорее всего, сказались переживания по поводу несложившейся личной жизни. И перенапряжение — их дуэт давал в среднем по два спектакля в день… На гастролях в Ужгороде у Юры случился инфаркт. Он пролежал после инфаркта, как положено в советской медицине, 21 день. Когда Фима приехал, чтобы его забрать, Юра поднялся с кровати, дошел до двери и упал, чтобы уже никогда не встать…
О смерти Юрия Тимошенко не писали газеты, о нем не печатали некрологи. Боялись нагнетать обстановку, чтобы избежать толпы. Но одна газета все же сообщила о его смерти, и этого хватило, чтобы движение транспорта по улице Полупанова (сейчас Ярославов Вал. — Авт. ) оказалось перекрытым людьми (прощание с артистом проходило в Доме актера. — Авт. ). Мне не дали написать о нем заметку, потому что артисту, не имевшему звания «народный», не предоставлялась возможность быть упомянутым в прессе. Единственное, что мне удалось сделать, — это написать небольшой материал в «Крокодил». Хотя и там до поры до времени не давали его опубликовать. Когда Аркадий Райкин узнал, что Тимошенко скончался, то жутко расстроился: «Как, Юрочка умер? Я даже не знал об этом». И заплакал. После этого Аркадий Исаакович, видимо, похлопотал за Тимошенко, так как посыпались некрологи о «великом артисте» и «потрясающем человеке».
После смерти Юры Березин пытался работать сам с программой «Штепсель о Тарапунька». Правда, без особого успеха. Затем, когда Леня (Леонид Каневский. — Авт. ) и Аня (жена Леонида Каневского, дочь Ефима Березина. — Авт. ) уехали в Израиль, Розита и Фима решили их проведать. Но буквально через три часа по прибытии в страну у Березина случился инфаркт. И это на фоне болезни Альцгеймера, которой он на то время уже страдал. Но до поры до времени Фима все же как-то умудрялся выступать. За кулисами у него тряслись руки и ноги, а на сцене это был источник силы и позитивной энергии…
Там, в Израиле, он и остался. Леня и Аня сняли рядом квартиру и присматривали за ним до конца его дней. С каждым годом ему становилось все хуже. А в последний год его жизни Леня, зная мою впечатлительность, меня к нему уже не пускал.
- Я знаю, что вы успели породниться с Ефимом Березиным. Ваш брат, известный актер Леонид Каневский, благодаря вашему ходатайству познакомился с дочерью Березина Анной.
- Мне всегда нравилась Анна. Я ей даже сказал как-то: «Анька, ты мне очень нравишься, но я уже женат. Поэтому я тебя отдам своему брату». С моей легкой руки Леня и женился на этой женщине.
У Лени недавно был юбилей — 70 лет. Как его поздравляли в его родном театре «Гешер»! Какие тосты произносили! У моего брата нет врагов. Он бесконфликтный человек и не умеет плести интриги. Он не менял театры. До «Гешера» он все время работал у Анатолия Эфроса в Театре на Малой Бронной.
Да и у нас с ним всегда были прекрасные отношения. Мы никогда не ссорились…
- А вот Леонид Семенович забыть не может, как он, будучи толстеньким пареньком, нередко получал братские оплеухи.
- (Смеется. ) Сейчас я ему говорю: «Ты должен быть мне благодарным, потому что я тебя воспитал. Я в детстве выбивал из тебя недостатки!» Когда ему надоели мои оплеухи, он стал активно заниматься вольной борьбой. Вскоре он накачал такие мускулы, что я понял — бить его уже нельзя. Кстати, он занимается спортом до сих пор.
- Видимо, боится, что вы его снова будете бить…
- (Смеется. ) У него просто график напряженный. Леня работает 24 часа в сутки. Без спорта никак. Нужно поддерживать форму. Вот вчера брат был у меня в гостях и ушел в десять вечера, потому что в четыре утра нужно уже ехать на съемки.
- Сейчас пишете новую книгу?
- Уже написал. Это детектив под названием «Кровавая Мэри». Я его буду скоро презентовать в Москве. А вообще, моя лучшая книга еще не написана.
834Читайте нас у Facebook
