Прокурор — боец АТО Алексей Захаров: "Мечтаю вернуться в родной Луганск, который был и будет украинским"
Не я одна смотрю на 32-летнего Алексея Захарова с уважением и легким недоумением. Когда он вместе с группой коллег-единомышленников 7 сентября 2014 года очутился в центре военной подготовки 93-й механизированной бригады в поселке Черкасское Днепропетровской области, на них все ходили глядеть, как на уникумов. «Это правда, что вы из Донецка и Луганска?» — уточняли. «Что, в самом деле — работники прокуратуры?» — переспрашивали, не веря собственным ушам и округляя глаза.
— А в Интернете тогда появилась лживая информация о том, что прокуроров из Луганска и Донецка поселили в самые лучшие казармы, — рассказывает Алексей Захаров. — Что, дескать, через два месяца они получат удостоверения участников боевых действий и на этом их «война» закончится. Можете сами убедиться, какие были там условия: плесень на стенах, грязные рваные матрасы на ржавых раскладушках, на четверти окон стекла вообще отсутствовали, — собеседник достает мобильный телефон, в котором до сих пор хранит фотографии из центра боевой подготовки. — За два месяца, конечно, мы там навели порядок — знакомые и родственники помогли деньгами.
Форму нам тоже выдали такую же, как всем — плохого качества. Причем мне досталась на несколько размеров больше. «Ничего, — успокоил командир.— В армии хорошо кормят, поэтому тут все поправляются, и ты вырастешь». Опять же, нормальную экипировку многим пришлось покупать самим, кому-то помогли волонтеры, родственники, друзья.
Все мы учились обращаться с оружием. Но одно дело освоить минимальную программу — выстрелять положенное количество патронов (к чему в основном сводилась военная подготовка призывников-резервистов), а другое дело — научиться метко стрелять с различных позиций и в разных ситуациях. Большинство моих коллег, так же, как и я, в армии не служили. Освоив программу военной кафедры в вузе и получив звание офицера, мы не имели практических навыков ведения боевых действий. Хорошо, инструкторами были люди, прошедшие не одну горячую точку.
Обученных в центре прокуроров разбили на группы и прикомандировали к военным службам правопорядка на прифронтовых территориях или к комендатурам. Алексею Захарову выпало служить в Старобельске и Счастье Луганской области.
— В освобожденном Счастье, по сути, ни дня не обходилось без выстрелов и взрывов, — рассказывает мой собеседник. — «Элэнэровцы» методично обстреливали жилые кварталы, провоцируя украинскую армию. Однажды наш старенький УАЗ попал под такой обстрел. Мы с напарником ехали днем по центральной улице, вдруг впереди, метрах в 200-х, ложится снаряд и раздается взрыв. И пошло, как в кино: следующий снаряд разорвался метрах в 30 от нас, потом — сбоку вровень с нашим автомобилем, а очередной — в 15—20 метрах сзади. Работала самоходная установка (САУ), и мы только чудом остались живы. А под первую волну обстрела в тот день попали ребята из 92-й бригады. То есть мирной ту территорию можно было назвать лишь условно.
В таком же «мирном и спокойном» Старобельске 8 марта прошлого года едва не погиб мой товарищ, который выехал по вызову на место происшествия. Наши бойцы праздновали Международный женский день в одном из кафе и вели себя, мягко говоря, неадекватно. Пришлось их усмирять. Одному из военнослужащих это не понравилось, и он бросил в наряд комендатуры гранату. Товарищ молниеносно накрыл ее собой. К счастью, граната не взорвалась.
Увы, проблемы в мирных городах зачастую создают украинские бойцы, которые нарушают порядок с убеждением: «Я воевал, мне все позволено». Работая в комендатуре, Алексей Захаров сталкивался с такими случаями не раз и не два. После демобилизации он еще долго просыпался от того, что ищет под подушкой пистолет и не находит его…
На вопрос, почему он пошел добровольцем в Вооруженные Силы, мой собеседник отвечает, не раздумывая:
— Ну как же? На мою землю пришла война…
*Алексей признается, что деcять месяцев, проведенныt на передовой, сильно его изменили. Фото из личного архива Алексея Захарова
Алексей говорит, что до мая 2014 года атмосфера в Луганске была такой же, как в любом другом городе Украины.
— Ярко выраженных пророссийских настроений, как в Крыму, здесь не чувствовалось, — замечает он. — Проводили митинги за смену власти и против, однако в областной прокуратуре, где я занимал должность начальника отдела, не было ни одного уголовного дела в отношении евромайдановцев. Но однажды в Луганске появились люди, увешанные георгиевскими ленточками. Россияне выдавали себя незнанием местных реалий. Знакомый рассказывал, как он столкнулся с «засланным казачком» в магазине. Тот взял пиво и попросил у продавщицы «Кока-колу». Поскольку этого напитка в магазине не имелось, та предложила ему «Живчик». «А что это такое?» — удивился странный покупатель.
После этого начались захваты зданий облгосадминистрации, СБУ, прокуратуры.
— Кто захватывал?
— Какие-то местные — женщины и мужчины разного возраста, многие в состоянии алкогольного опьянения, — отвечает Алексей. — Часть из них вела себя адекватно, слушалась старшего группы. Но зачем они это делали, похоже, не понимали. Здание прокуратуры через две недели захватчики оставили. Когда мы с сотрудниками вернулись на свои рабочие места, обнаружили, что из кабинетов исчезли компьютеры, телефоны. Ковры и ковролиновые дорожки были сплошь прожжены окурками, диваны в коридорах изрезаны. Что-то было сложено в пакеты, да так и не вынесено. У некоторых ребят оказалась порезанной форма, у меня исчезли форменные брюки и значок об окончании юридической академии. И в то же время вся документация осталась нетронутой, только перерыта и вывалена из шкафов. То есть люди, захватившие здание, вели себя, как обычные вандалы. Мы после них несколько дней наводили порядок.
Однако через две недели все повторилось. Только на этот раз те, кто брали прокуратуру (их было полтора десятка человек), уже умели обращаться с оружием. Нам приказали: «Заканчиваем работу и выходим!» Документы и жесткие диски выносить запретили. В здании областной прокуратуры обосновалась резиденция так называемой «Луганской народной республики».
Как только в городе началась стрельба, Алексей Захаров вывез дочь-первоклассницу и жену (тоже сотрудницу прокуратуры) в Кременчуг на Полтавщину, где проживают родственники супруги. К тому времени молодая семья только получила в Луганске собственное жилье, начала ремонт. Собирались ванну устанавливать. Она так и осталась стоять посреди комнаты.
— Алексей, как вы считаете, почему большинство силовиков в Луганске, Донецке и других захваченных городах Донбасса переметнулись на сторону «русского мира»?
— Они оказались в информационном вакууме. Из Киева поступала только одна команда: «Ждать!» Сколько ждать, никто не говорил. Формулировки были неопределенные: «Сколько надо». А тут быстренько организовалось «Министерство внутренних дел» самопровозглашенной «ЛНР», в котором начали раздавать должности. Его «министры», неизвестно кем назначенные, при орденах, объезжали милицейские райотделы, агитируя принять присягу и занимать любую руководящую должность, обещая большие зарплаты, всяческие льготы и привилегии. Кто-то на это «клюнул».
Да, были предатели. Они стали начальниками в «ЛНР». Ну, а дальше что? Сколько может продержаться эта банановая республика, в которой нет бюджетообразования, поскольку вся промышленность уничтожена? России ведь даже донбасский уголь не очень-то нужен.
Но патриоты тоже не прятались по подвалам. Например, два моих товарища, ушедшие из органов МВД на пенсию по выслуге лет, на пике революционных событий вновь вернулись на работу, понимая, что каждый «штык» на счету. Потом они отправились добровольцами в армию. Мы с коллегами, работавшими в районах, попавших под оккупацию, тоже объединились и стали на защиту своей родины.
А многие проукраински настроенные луганчане остались в городе в силу разных причин: у того бизнес, иной не смог оставить жилье, некоторым некуда ехать. Значительная часть тех, кто в панике бежал в Россию, вернулись обратно, не пожелав, допустим, заниматься расчисткой снега в Сибири. Увы, Украина теряет этих людей, проигрывая противнику информационную войну. На оккупированных территориях нет ни одного украинского средства массовой информации, зато есть 40 сепаратистских телеканалов, которые ведут жесткую пропаганду 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Рассказывают о страшных «правосеках», приехавших убивать шахтеров, о «кровожадных бандеровцах», которые едят детей, о «карателях», уничтожающих мирных жителей… В оккупированных городах Интернет слабо пробивается, даже в Счастье с ним проблемы. Откуда людям черпать достоверные новости? Сейчас мало кто из населения захваченных территорий понимает, почему нет продуктов на прилавках, почему исчез бензин с заправок. Им говорят: «Виновата Украина», и они этому верят.
Кстати, политическая обработка граждан начиналась на базарах и в транспорте, когда о войне никто даже помыслить не мог. «Агитаторы» распространяли слухи, которые подогревали негативные настроения по отношению к новой украинской власти. А в ополчение многие ушли от безысходности — после закрытия шахт люди остались без средств к существованию. Хотя и «идейных» там много. Мне тяжело представить, как там сейчас. Не знаю, смогу ли я жить рядом с людьми, которые кричали: «Путин, Россия!» Которые отправляли воевать против Украины своих сыновей и мужей. Но… я все равно хочу домой. Хоть на час, хоть на пять минут. Не было дня, чтобы не мечтал вернуться в свой Луганск, который был, остается и будет украинским…
Летом 2014 года, считает Алексей Захаров, Украина имела возможность закончить АТО. Тогда 12-й батальон территориальной обороны «Киев» и добровольцы батальона «Айдар» стояли в Луганске. Но государственным деятелям не хватило воли принять решение. Однако рано или поздно его нужно будет принять. Если не дипломатическое, то силовое. Отбросив всякую политическую конъюнктуру.
По мнению прокурора, нужно, наконец, четко прописать в законодательстве, что такое терроризм и сепаратизм, а также меру ответственности за поддержку террористических организаций и участие в них. «Если человек не хочет быть гражданином Украины, давайте пойдем ему навстречу и лишим гражданства», — высказывает он свою позицию по этому вопросу.
Сейчас Алексей Захаров занимает должность заместителя прокурора Кременчугской прокуратуры. Хотя после прошедшей недавно реорганизации ведомства имел все шансы ее возглавить — он лидировал в открытом конкурсе по результатам компьютерного тестирования на профессиональные знания среди кандидатов (их было более 40) на вакантную должность. Чем руководствовались члены конкурсной комиссии (в нее входили четыре представителя от Генпрокуратуры и три — от Верховной Рады) при личном собеседовании с претендентами, набравшими самые высокие баллы, неизвестно, но в итоге Захаров оказался на седьмом месте. Вслух он не комментирует этот факт, переводя разговор на первоочередные задачи, которые стоят перед ним сейчас. В круг нынешних обязанностей Захарова входит и борьба с коррупцией.
— Почему-то коррупцию все видят в высших эшелонах власти, но мало кто понимает, что нужно менять менталитет общества, — говорит Алексей. — Пациенты дают взятки врачам, водители — гаишникам, родители — учителям, студенты — преподавателям… Коррупция начинается именно с этих «мелочей». Сомневаюсь, что можно побороть «вредные привычки» открытием уголовных производств. Чтобы выбраться из этого болота, общество должно «перезагрузиться».
.jpg)
Десять месяцев, проведенных на линии разграничения, сильно изменили молодого прокурора. Он охладел к оружию (на память о войне оставил себе лишь гильзу от 12-миллиметрового боеприпаса, которую использует как подставку для ручек на рабочем столе) и перестал ходить на охоту. Материальное, говорит, отошло для него далеко на задний план.
*На память о войне Алексей оставил гильзу от 12-миллиметрового боеприпаса, которую использует как подставку для ручек на рабочем столе. Фото автора
Стал сентиментальным. Раньше, например, скептически относился к детским рисункам, которые волонтеры привозят на передовую. А, поди ж ты, до сих пор хранит две таких «картинки», которые проносил под бронежилетом практически всю службу. И самым ценным подарком сослуживцам, который он привез из единственного краткосрочного отпуска, были именно рисунки одноклассников дочки.
— Нужно видеть, как светлеют лица суровых мужчин, когда они разбирают такие передачи, — мне показалось, глаза Алексея заблестели от выступивших слез. — И как они расстраиваются, когда звонят по указанным на рисунках телефонным номерам, чтобы поблагодарить ребенка, а номер не отвечает. На фронте очень важно любое внимание, любая поддержка людей, ради которых солдаты рискуют своей жизнью.
Кстати, через девять месяцев после отпуска жена Алексея Захарова родила дочку Сашеньку.
3481Читайте нас у Facebook
