Андрей Пионтковский: "В свое время предложение Сахарова могло бы спасти СССР от развала"
— Я познакомился с Андреем Дмитриевичем Сахаровым в последний год его жизни, весной 1989-го, — рассказал «ФАКТАМ» соратник академика Андрей Пионтковский (на фото). — Тогда я, как и сейчас, работал в Российской академии наук (РАН). Сахаров был нашим делегатом на I съезде народных депутатов СССР. Кстати, на мой взгляд, это были самые свободные выборы в истории Советского Союза. Я входил в так называемый Клуб избирателей РАН. Созданный по инициативе молодых ученых наш клуб противостоял руководству Академии, которое, опасаясь гнева партверхушки, пыталось не допустить Сахарова на съезд. Мы боролись за включение академика в списки делегатов от РАН. Победили. А вечером 14 декабря 1989 года, через несколько часов после выступления на I съезде народных депутатов СССР Андрей Дмитриевич неожиданно для всех скончался…
— Андрей Андреевич, помните свою первую встречу с Сахаровым?
— Она была связана с трагическими событиями 9 апреля 1989 года, когда в центре Тбилиси десятки людей погибли в результате разгона советскими войсками оппозиционного митинга сторонников независимости Грузии. Я написал проект обращения к демократической общественности по этому поводу и повез его Сахарову в известную всей Москве квартиру на улице Чкалова. Свой приезд предварительно согласовал с Еленой Георгиевной Боннэр. Она была не только супругой Сахарова, но и его ангелом-хранителем, секретарем — всем на свете. Короче, приехал я на Чкалова. Прошел на знаменитую сахаровскую кухню. Андрей Дмитриевич внимательно прочитал обращение и сказал слова, которые я никогда не забуду: «Я первый раз подписываю текст, написанный не мной, но я со всем согласен»…
— Чем это было для вас?
— «Крещением» меня как публициста. Это был мой первый публицистический текст. До этого писал только научные статьи по прикладной математике. Прошло 27 лет. У меня — тысячи страниц опубликованных материалов, сотни статей, куча книг, но своим «крестным отцом» в публицистике считал и считаю Андрея Дмитриевича…
— С тех пор вы не раз бывали на сахаровской кухне… Часто дом может многое рассказать о хозяине. Какая квартира была у Сахарова?
— Я по комнатам особо не ходил, жизнь в этой старой квартире кипела на кухне. Именно там все собирались и за чаем с сушками, который разливала Елена Георгиевна, обсуждали текущие события. По меркам типичного обывателя, у Сахарова была очень хорошая московская квартира, но, по мнению партноменклатурных бонз, — слишком аскетичная…
— Во время ваших бесед поднималась тема ядерного оружия? Академик не каялся в том, что создал водородную бомбу?
— Нет. Эти темы вообще не обсуждались. Я думаю, у советских ученых не было нравственных комплексов по поводу создания ядерного оружия для сохранения мира через ядерный паритет двух сверхдержав — СССР и США. Да, впоследствии Андрей Дмитриевич неоднократно выступал за ограничение ядерного арсенала, против испытаний оружия в воздухе. Сахаров понимал страшную силу ядерного заряда и вместе с США хотел, чтобы СССР сделал все, чтобы не допустить его применения.
Это понимание пришло к руководителям ядерных сверхдержав еще во время Карибского кризиса 1962 года. Тогда лидеры СССР и США заглянули в «ядерную бездну» и ужаснулись. После кризиса уже никто не пытался шантажировать соседей превентивными ядерными ударами. Доктрина «гарантированного ядерного взаимоуничтожения» работает до сих пор и препятствует началу Третьей мировой войны.
Но в 1989 году, повторю, были другие насущные задачи, которые требовали немедленного решения: надвигался распад СССР, поднимались национальные автономные республики…
— Он был советским человеком? Хотел «перезагрузки» СССР?
— На этот вопрос мне легко ответить. Сахаров сформулировал образ будущего Союза в проекте своей Конституции. Он вынес его на обсуждение съезда народных депутатов СССР и был освистан агрессивно-послушным большинством.
Мне кажется, Сахаров хотел создать нечто подобное СНГ, но реально живое. Обновленный, демократический Советский Союз. Главный вопрос был в предоставлении национальным автономиям в составе СССР статуса союзных. Это очень неожиданное и смелое предложение могло бы спасти СССР от развала, предотвратить Чечню, Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазию, Южную Осетию, Крым…
— Сахаровская Конституция была имперской или антиимперской?
— Конечно, антиимперской. Его проект предусматривал создание равноправного содружества наций. СНГ тоже вроде бы планировали сделать содружеством наций, но все испортил извечный российский имперский комплекс. Россия захотела доминировать над другими республиками, сделать их «зоной своих привилегированных интересов». А кому это понравится?!
Нынешняя Российская Федерация не стремится примирить народы. Наоборот, действует по принципу Древнего Рима: разделяй и властвуй. Вот опять обострился кризис в Нагорном Карабахе, над урегулированием которого работал Сахаров. Но политика Путина — создавать на всем пространстве СНГ перманентные очаги межнациональной напряженности и держать ситуацию под личным контролем. Путин раздул конфликт в Карабахе, чтобы все время иметь рычаги влияния на Баку и Ереван. И так он поступает везде.
— Многие из тех, кто смотрел трансляцию I съезда народных депутатов СССР, помнят, как освистали попытку Сахарова рассказать с трибуны о проекте новой Конституции. И то, как зал успокоил Горбачев. Академик верил Михаилу Сергеевичу?
— Да, как и мы все. Тогда Сахарова больше пугал Ельцин. В то время Борис Николаевич искал себя, заигрывал с разными политическими силами, в том числе националистами, был откровенно популистским политиком. Скажу без ложной скромности, что сыграл важную роль в начале сотрудничества Сахарова с Ельциным. Я убедил Андрея Дмитриевича в необходимости присутствия Бориса Николаевича в демократическом движении: ведь, с одной стороны, его поддерживали массы людей, а с другой стороны, он — человек из высоких кабинетов, знает, как там все устроено, у него осталась масса связей в ЦК. И в какой-то момент Сахаров внял моим словам, стал более толерантно относиться к Ельцину, пошел на контакт с ним.
— Все биографы отмечают гениальную интуицию Сахарова. Может, он уже тогда увидел будущего Ельцина, «родившего» для РФ Путина?
— Может быть. Но тогда я убедил Андрея Дмитриевича, что тактически крайне важно сотрудничать с Ельциным. И что Сахаров может на него позитивно повлиять… После смерти академика Ельцин предпринял ряд важных политических шагов в духе Сахарова: поехал в 1991 году в Вильнюс в день штурма телевышки, в результате которого погибли люди; заключил договор с прибалтийскими республиками о признании Россией их независимости; предотвратил военный путч. Если вы стесняетесь задать вопрос, раскаиваюсь ли я в том, что убедил тогда Сахарова сотрудничать с Ельциным, то отвечу: нет!
— Это тогда. А сейчас, в 2016 году, вы понимаете, что тактически были правы, но стратегически нет, потому как Ельцин «родил» Путина?
— Андрей Дмитриевич не отказался от своего настороженного отношения к Ельцину, просто прислушался к советам о целесообразности сотрудничества. Поэтому тогда, в 1989 году, их взаимодействие было важным и нужным. Ельцин на I съезде народных депутатов СССР, Ельцин на танке в 1991 году — это результат влияния на него Сахарова. Ну, а потом Ельцина окружили известные персоналии. С одной стороны — коржаковы-сосковцы, с другой — чубайсы-березовские. И мы увидели иного Бориса Николаевича.
— Был еще один человек в судьбе страны и Сахарова, который повлиял на ход истории мира и СССР, — Сталин. Тема возможной реабилитации сталинизма в 1989 году была актуальной?
— Да, конечно. Ведь тогда советская пресса начала публиковать правдивую информацию о Сталине и репрессиях, открыли архивы КГБ. У нас с Андреем Дмитриевичем не было дискуссий о Сталине, потому что тут наши взгляды совпадали полностью: он палач и преступник…
— То есть в этом вопросе Сахаров оказался пророком, написав еще в 60-х годах Хрущеву письмо об опасности возрождения культа Сталина…
— Я думаю, что в 1989 году даже Андрей Дмитриевич не мог предположить, что в 2016 году Сталин снова станет героем России.
— Что вы думаете об упреках в адрес академика в том, что он «предал» науку и разменял ее на правозащитную и политическую деятельность? Говорят даже, что Михаил Суслов (идеолог Компартии Советского Союза — Ред.) настоял, чтобы о «предательстве» им науки было упомянуто в статье об Андрее Дмитриевиче в Большой советской энциклопедии?
— Мы не разговаривали на научные темы… А что касается Суслова, то я приведу вам подлинную версию разговора Суслова с академиком Александровым (Анатолий Александров, президент Академии наук СССР 1975—1986 гг. — Ред.). Суслов сказал, что это, мол, у вас Сахаров не занимается наукой, а все еще член Академии наук? На что Александров ответил: «У меня тоже есть член. Он не работает, но я держу его за прошлые заслуги». Это остроумно, но в отношении Сахарова не соответствует действительности. Он публиковал научные работы, в частности по космологии, до конца 80-х.
— Какое значение Сахаров имел для России как правозащитник и политик?
— Его правозащитная деятельность очень важна: это и письма, и три его голодовки протеста в Горьком. Но главными были последние полтора года жизни Андрея Дмитриевича, когда он стал публичным политиком, делегатом съезда народных депутатов СССР и его в прямом эфире видела и слышала вся огромная страна. В России за последние сто лет возникла фигура бесспорного морального авторитета. И тогда это было уже абсолютно понятно. А сейчас, спустя столько лет, мы осознаем, какой чудовищной потерей был его уход.
Нынешний сценарий бандитско-чекистского капитализма в РФ не смог бы реализоваться при живом Сахарове, при его влиянии на умы миллионов людей. И тут я хочу вспомнить о российской «статусной интеллигенции» и «системных либералах», которые изменили идеалам Сахарова, отбросили их с самого начала. Вы же помните, что в устах «реформаторов» с большим пиететом звучало имя Пиночета, а не Сахарова. Поэтому они и привели подполковника Путина на вершину авторитарной власти. Отказ от нравственных заветов Сахарова — это предательство народа нашей интеллигенцией. Я не согласен с ее тезисами о том, что есть невежественный народ и «мы», что 10—15 процентов интеллигенции ничего не могут сделать. Они, московские либералы, статусная интеллигенция, создали фашистский дискурс, господствующий на всех каналах. Сахаров мог бы стать российским Гавелом, и его смерть во многом предопределила четвертьвековое развитие России. Никто из его близких соратников, при всем уважении ко многим из них, эту роль не смог выполнить.
5518Читайте нас у Facebook