Дмитрий Ступка: "Дедушка имел целую коллекцию шляп и всегда пахнул дорогим парфюмом"

Богдана Ступку называют символом украинской нации. К семидесяти годам знаменитый актер и художественный руководитель Национального театра имени Ивана Франко был удостоен практически всех театральных и кинонаград на постсоветском пространстве. Он сыграл более пятидесяти ролей в театре и воплотил 100 кинообразов. Свою службу на сцене Богдан Ступка начинал во львовском драматическом театре имени Марии Заньковецкой, продолжил в театре Франко, который считал своим вторым домом. Богдан Сильвестрович был и министром культуры Украины, называя это назначение своей важной ролью. Такой же важной, как и отца большого семейства. Дон Корлеоне — так в шутку называл себя Богдан Сильвестрович, когда вместе соби­ралась вся его большая семья: жена Лариса, сын Остап и внуки: Дмитрий, Устина и Богданчик…

*Все воспоминания детства Дмитрия Ступки связаны с домом его деда Богдан Ступка был сильным человеком и до последнего верил в то, что победит страшную болезнь (фото из семейного альбома)

— По сути, моим воспитанием занимались бабушка с дедушкой, — вспоминает Дмитрий Ступка. — Отец с мамой были довольно молоды, когда я появился на свет. Недавно смотрел семейную хронику, где есть небольшое видео: мы с дедом гуляем в парке прямо возле театра. Дедушка ведет меня за руку, а я в смешном пальто и огромной шапке, надвинутой на лоб. Тогда стояла очень холодная зима.

Все воспоминания детства связаны с дедушкиным домом. Мне кажется, что я родился, уже зная, что расту в актерской семье. Поэтому не видел ничего странного в том, что Богдан Сильвестрович часто закрывался в большой комнате и репетировал. Помню, как дед 1 сентября вел меня за руку в школу. Несмотря на плотный график работы, он всегда успевал быть в курсе всех моих дел, впрочем, как и бабушка. Традиционно 1 сентября мы делали общую фотографию, где на переднем плане обязательно был Богдан Ступка. Но больше всего я любил празднование Нового года. У нас в доме собиралось много гостей, дедушка непременно переодевался в карнавальный костюм, и начиналось представление.

«Когда я тоже решил стать актером, дедушка меня не отговаривал», — говорит Дмитрий Ступка (фото из «Фейсбука»)

— Богдан Сильвестрович брал вас с собой на съемки?

— Конечно! Я был, словно его хвостик. Почему-то больше всего запомнил съемки картины Ежи Гофмана «Огнем и мечом». Мы приехали в Польшу, были в гостях у Ежи Гофмана. Тогда я познакомился с актером Александром Домогаровым и все рассказывал ему, что моя мама смотрит сериал «Графиня де Монсоро» и восхищается его игрой. Потом вместе с дедом ездили на съемки в Крым. Правда, больше всего я любил бывать с ним в нашей квартире в Конче-Заспе. Это было государственное жилье на территории санатория. Квартира небольшая — двухкомнатная, с маленькой кухонькой. Но нам этого было предостаточно. Богдана Сильвестровича напрягала жизнь в большом шумном мегаполисе, и он использовал каждую возможность, чтобы уехать за город. Любил гулять на свежем воздухе. Мы просто бродили по территории и наслаждались видами. Знакомые все тянули дедушку порыбачить, но он был совершенно равнодушен к этому виду отдыха. Зато его настоящей страстью был футбол.

— Он сам никогда не играл?

— Еще как играл! Однажды даже сломал во время матча руку. Много лет назад на олимпийском стадионе в Киеве состоялся товарищеский поединок актеров с банкирами. Дедушка стоял на воротах. Нападающий с мячом несся прямо на него. Богдан Сильвестрович, не растерявшись, кинулся навстречу. Их столкновение было ужасным, дедушка буквально перелетел через форварда и, приземлившись, сломал себе руку в двух местах. Через несколько недель ему предстояли гастроли в Америке. Он поехал туда с гипсом. Потом еще долго ходил со специальным массажером, разминая руку. После этого случая дедушка во время матчей уже только болел, сидя в кресле. Его любимой командой всегда оставалось киевское «Динамо». Со вздохом он часто вспоминал о том времени, когда тренером был Лобановский. Говорил, что футболисты тогда играли как боги.

— Как вы обращались к Богдану Сильвестровичу?

— Я всегда называл его Бодей. Дедушкой же, наверное, ни разу в жизни. Мне кажется, ему очень нравилось, что я, совсем мальчишка, вот так запросто обращаюсь к нему. Может быть, он чувствовал себя в такие минуты более молодым.

— Богдан Ступка любил вспоминать свое детство?

— Оно было очень тяжелым. Когда Богдан Сильвестрович рассказывал о далеком прошлом, мне всегда казалось, что он едва сдерживает слезы. Я хорошо запомнил, как дедушка говорил о войне. В начале 40-х Богдан Сильвестрович был совсем мальчишкой. По его словам, испытывал тогда постоянное чувство голода. А когда ходил за хлебом в соседнее село, то по дороге натыкался на трупы немцев, брошенные просто под заборами. Однажды любопытство маленького Боди чуть не стоило ему жизни. Он с друзьями постарше нашел на дороге неразорвавшуюся гранату. Мальчишки начали ее разбирать, сказав Богдану, чтобы он спрятался за пенек. Как только он присел, граната взорвалась у них в руках. Бодя рассказывал, как видел разлетающиеся части тел своих друзей. Вообще, все, что связано с войной, вызывало у Богдана Сильвестровича очень тяжелые воспоминания. Говорил: ни за что никому не пожелал бы пережить подобное.

— Он рассказывал, почему решил стать актером?

— Богдан Сильвестрович вырос в достаточно творческой семье. Его папа одно время пел в церковном хоре. Мне кажется, дед никогда и не думал о другой профессии. Он закончил студию при театре Марии Заньковецкой во Львове. Вспоминал те годы с большой любовью. Рассказывал, как они с друзьями постоянно собирались в кофейне «Комарик» недалеко от театра. Пили кофе, а иногда и кое-что покрепче. Потом Ступку забрали в армию, он служил в ансамбле песни и пляски. Кстати, там впервые попробовал себя в роли конферансье, говорил, что имел большой успех. Когда вернулся, поступил на службу в театр Марии Заньковецкой, куда его принял сам Данченко.

— А потом он же перевел Богдана Сильвестровича в Киев?

— Да, когда Сергей Данченко возглавил здесь театр имени Ивана Франко. Но дедушка по-прежнему очень часто ездил во Львов. Старался бывать там раз в несколько месяцев. Отец Боди умер рано, а вот мать прожила 80 с небольшим лет. У них были очень трепетные отношения. К тому же во Львове жили и продолжают жить наши многочисленные родственники. Кстати, папа до сих пор жалеет, что мы продали старую бабушкину львовскую квартиру. Но ни дедушка с бабушкой, ни родители никогда не хотели вернуться во Львов. Жизнь в столице всех вполне устраивала. Одно время в семье активно обсуждалось предложение уехать в Москву. Дедушке советовали перевезти туда всю семью и поступить на службу в театр. В конце концов Богдан Сильвестрович решил, что никуда из Украины не уедет.

— Помните, как впервые увидели дедушку на сцене родного театра?

— Он любил шутить, что я родился за кулисами. Я проводил в театре все дни напролет. Приходил из школы и сразу бежал туда. Поэтому спектакли смотрел от начала репетиций до премьеры. Самое большое впечатление в детстве произвела на меня «Енеїда». Дедушка играл роль Котляревского. Когда я первый раз смотрел спектакль, со мной случилась истерика. Дело в том, что в спектакле есть сцена пожара, когда включается красный свет, валит дым, актеры кричат… В тот момент я подумал, что все происходит на самом деле. Стоял за кулисами и вдруг сам закричал, разрыдался, начал рваться на сцену. Бабушка подбежала, обняла меня и сказала: «Димочка, успокойся, это все не по-настоящему». Но этот испуг остался у меня надолго. И вместе с тем «Енеїда» стала одним из любимейших спектаклей. Ходил на него сотни раз! Мне очень нравились музыкальное оформление и трюки с саблями. А еще был такой момент: дедушка в роли Котляревского спускался в зал, проходил между рядами партера, произнося текст. Там есть слова: «И гладил их по голове…» Дедушка так все просчитывал, что в момент этой фразы оказывался возле меня и нежно гладил по голове.

— Богдан Сильвестрович признавался, какая роль была его любимой?

— Полагаю, что это был Тевье из спектакля «Тевье-молочник». Многие говорят, что-то была самая знаковая постановка театра Ивана Франко. Еще он очень любил «Короля Лира». Хотя я посмотрел спектакль всего один раз. Помню, сидел в зале и, глядя на деда, не мог сдержать слез. Он настолько честно, эмоционально играл, что я на минуту забыл, что нахожусь в театре. Для меня это был очень тяжелый психологически спектакль, казалось, дедушка отдает ему все свои силы.

— Как Богдан Ступка готовился к роли в день спектакля?

— С утра он обычно репетировал, закрывшись в комнате. Громко повторял текст. И никто не имел права ему мешать. Днем обязательно ложился спать. Отдыхал с обеда до пяти часов вечера, а к шести отправлялся в театр. Обычно шел вместе с бабушкой. У нее было специальное место в зрительном зале — в центральной ложе. От нашего дома до театра было всего пару минут хода. Иногда, если дедушка что-то забывал дома, я мог быстренько сбегать и принести. Вообще, до того момента, как дед стал министром культуры Украины, мы виделись часто. Но после назначения все резко изменилось. Богдан Сильвестрович уходил из дому очень рано, а возвращался ближе к полуночи. Конечно, мы в семье обсуждали его новую должность. Дед, прежде чем принять решение, даже собирал всех родных, чтобы посоветоваться — соглашаться на высокий пост или нет. В конце концов дедушка сказал, что ему даже интересно попробовать «сыграть новую роль».

— Что было на первом месте для Богдана Сильвестровича — театр или кино?

— Конечно, театр! Кино — в первую очередь средство заработка. Не будь его, семья деда с трудом сводила бы концы с концами. Бывало, дедушка говорил в шутку, обращаясь к жене: «Лорочка, пусть бы меня даже в профиль сняли». В начале карьеры дед очень хотел попасть в кадр, потому что жили они крайне бедно. Когда Богдан Сильвестрович познакомился с будущей женой, он был худощавым юношей, только пришедшим из армии. Бабушка была балериной. Дедушка простудил половину лица, и бабушка навещала его в больнице, а он, как мог, смешил ее. Первые годы их совместной жизни прошли в большой бедности. А потом дед снялся в картине Ильенко «Белая птица с черной отметиной». После этого начала расти его кинокарьера. Ступку назвали актером с «колючими» глазами. С 30 лет дедушка постоянно снимался в кино, после 50-ти его стали наперебой приглашать режиссеры из Украины, России и ближнего зарубежья. Бабушка рано ушла на пенсию и занималась исключительно семьей. Хотя одно время и она зарабатывала, чтобы нас содержать. Год прожила в США, работая няней в русской семье. Присылала из Америки деньги и вещи. Вообще, у них с дедушкой были очень теплые отношения. Она стала его ангелом-хранителем, оберегала от компаний, которые были не прочь хорошо выпить и погулять.

— Богдан Сильвестрович был всегда очень элегантно одет…

— Знаете, мы вечно шутили, что у нас в семье три Девы и три барахольщика: дед, Остап и я. Все любили хорошо одеться. Бодя мог сменить костюм три раза за день. Для него было очень важно пахнуть дорогим парфюмом. Он имел целую коллекцию шляп. Знаете, дедушка никогда не жалел, что стал актером. Думаю, в профессии он был счастлив. Поэтому ни папу, ни меня не отговаривал, когда мы тоже решили пойти по его стопам. Помню, он пришел на мой выпускной спектакль. Это была «Чайка», я играл Треплева — роль, которую в свое время исполнял и дед. После окончания Богдан Сильвестрович подошел и сказал: «Мне понравилось». Для меня оценка деда была очень важна.

— В последний год жизни Богдан Сильвестрович тяжело болел.

— На Новый год дед поехал в Карпаты. Вернувшись в Киев, пошел к врачам, и ему поставили страшный диагноз — «рак мочевого пузыря». Дедушку прооперировали в Германии. Все время с ним находилась бабушка, на две недели приезжали я и папа. Операция прошла успешно, врачи заверили нас, что болезнь побеждена навсегда. Мы все успокоились. А буквально через год дед стал жаловаться на боли в ноге. Обследование показало, что поражены кости и сделать уже ничего нельзя.

— Он понимал, что уходит?

— Знаете, дедушка всегда был бойцом и до по­следнего верил в то, что победит болезнь. Строил планы. Мы вместе репетировали «Чайку», где он должен был играть роль Сорина. Но судьба распорядилась иначе. Наш последний разговор состоялся в больнице. Я уезжал сниматься в картине Левицкого «Тени незабытых пред­ков» и пришел навестить деда. Помню, сказал ему: «Бодя, я тебя люблю. Держись, все будет хорошо!» Он понимал, что у меня работа, и лишь ответил: «В Карпатах очень холодно. Одевайся теплее». Я уехал, прошло пару дней, и дедушка умер.

Читайте нас у Facebook

Зробіть «ФАКТИ»
обраним джерелом
у Google News