«самую крупную свою покупку — мебельный гарнитур — микола лукаш по частям раздарил друзьям»
«Знакомьтесь: Микола Лукаш, чудак и гений», — так рекомендовали этого человека его близкие друзья. Лукаш знал 24 иностранных языка (как полиглот с ним мог соперничать только украинский ученый Агатангел Крымский), оставил переводы с 12. Он подарил украинским читателям «Фауста» Гете и «Декамерона» Боккаччо, «Мадам Бовари» Флобера и поэзию Бернса, Лорки, Аполлинера, Рильке, Верлена… До конца своих дней не расставался с «Дон Кихотом» Сервантеса. И самого Лукаша часто сравнивали с рыцарем Ламанчским. За свое донкихотство он поплатился исключением из Союза писателей. Жил впроголодь, зимой и летом ходил в трикотажном костюмчике. При этом не утратил присутствия духа и чувства юмора. Устные поэтические экспромты, остроты Лукаша тут же подхватывались и пересказывались. Впрочем, и о самом авторе рассказывали множество историй. И вот теперь его «коллективный портрет» предстал в книге мемуаров «Наш Лукаш». На днях презентация книги состоялась в Киево-Могилянской академии. Поэт и переводчик Леонид Череватенко взял на себя труд собрать биографические материалы и свидетельства земляков Миколы Лукаша, его сверстников, друзей и коллег.
«Возможно, он общался с некой божественной субстанцией»
- Рассказы о Лукаше поданы без «ретуши», — говорит Леонид Череватенко. — Исправлялись лишь грамматические ошибки и неточности в написании фамилий и названий. А выступать в роли цензора я не собирался. Среди авторов есть и те, кто в свое время, завидев Лукаша, переходили на противоположную сторону улицы. Тем не менее они написали проникновенные, теплые воспоминания о нем. И по-человечески это понятно…
- Микола Алексеевич родился на большой праздник. Как он отмечал дни рождения?
- Именин Лукаш никогда не устраивал. Но к самой дате своего появления на свет — 19 декабря 1919 года — относился очень серьезно. И истолковывал это редкое сочетание чисел как добрый знак. Он ведь, кроме прочего, интересовался и эзотерическими науками, цитировал наизусть Нострадамуса… Столь же необычно, кстати, «выстроены» числа и в биографии Джованни Боккаччо. Его «Декамерон» Лукашу был очень близок. По натуре ведь Микола не сухарь или книжный червь, а хулиганистый, задиристый, живой человек…
- Правда, что первое издание украинского «Декамерона» в 1964 году читатели раскупили за несколько дней?
- Да. А за перевод Лукаш, по его признанию, брался трижды. Сперва пользовался современным литературным языком (как Веселовский, автор русского перевода). Но почувствовал — не то! Затем обратился к стилю старинных казацких летописей. И снова был разочарован своей работой: это примерно то же, что переводить сонеты Шекспира книжным языком XVI- XVII столетий. В конце концов ключ к переводу «Декамерона» нашел в украинской народной фразеологии. Ею он владел как никто другой, с юности собирал материалы для своего словаря. Помню, на презентации украинского «Декамерона» в Союзе писателей (тогда я, студент филфака, впервые увидел Лукаша, а позже мы познакомились) он рассказал один эпизод из своей работы. Герой новеллы Боккаччо обращается к героине дословно так: «Сокровище мое!» Лукаш долго искал более выразительное слово. И вдруг услышал, как его сосед по писательской коммунальной квартире говорит маленькой дочке: «Iди до мене, мiй маєточку!» Микола пришел в восторг. «Маєточок» тут же перекочевал в рукопись. И насколько же он точнее, чем литературный «скарб»! «Декамерон» стал колоссальным открытием, причем не только переводческим, а и стилистическим для всей украинской литературы. Без него не было бы прозы Валерия Шевчука, Евгена Гуцало. Не было бы исторических поэм «Маруся Чурай» и «Берестечко» Лины Костенко.
- Даже так?
- Именно так! Лукаш и Костенко дружили, обменивались своими ресурсами… Не все знают, что Микола Алексеевич учился на историческом факультете Киевского университета. И, как сам рассказывал, на первых курсах подрабатывал тем, что составлял картотеку исторических документов из архивов для словаря Агатангела Крымского. За каждую карточку получал 10 копеек. Документы «отпечатывались» в его памяти.
- А почему Лукаш, с его знанием языков, выбрал не филологический, а исторический факультет?
- Однажды я спросил его об этом. И он рассказал, как на его глазах сельчане на улицах падали замертво — от голода. «Я хотел понять как историк, — объяснял он, — почему нас безнаказанно убивают в мирное время?»
А факультет иностранных языков Лукаш закончил уже после войны, в Харькове. Оттуда и привез в Киев перевод «Фауста». Оригинал, к слову, он знал наизусть со школьных лет. Для меня загадка: откуда у человека, выросшего в Кролевце Сумской области, такое знание языков и наречий? Возможно, он общался с некой божественной субстанцией. Как иначе объяснить, например, его переводы Верлена? Эта поэзия фактически непереводима. Ее можно только пересоздать. И Лукаш это сделал.
- Ему доводилось бывать за рубежом?
- Какая там заграница! Он был «невыездной». Возможность услышать иностранную речь выпадала ему в ресторане «Интурист». Собственно, он и ходил туда обедать, чтобы проверить свое знание языков. При удобном случае мог поддержать разговор с итальянцами или испанцами на их родном диалекте.
Со своих гонораров Микола часто давал знакомым деньги в долг — «на вічну віддачу», как он говорил. А самое крупное свое приобретение — мебельный гарнитур — по частям раздарил друзьям.
- Почему?
- Получилось так: Лукаш в мебельном магазине за Бессарабкой заказал гарнитур «Министерский кабинет». Заплатил, нанял грузчиков с машиной, дал им адрес и ключ. А сам пошел на стадион «Динамо» — был футбольным фанатом. Вечером, вернувшись домой, не смог… зайти в свою комнату в коммуналке. Мебель стояла в два яруса! Там был стол министерский, к нему стол-приставка, два шкафа и две тумбочки, диван, картотека-вертушка, 12 кресел и столько же стульев… Утром Микола стал развозить мебель по друзьям. Шесть стульев и сегодня «живут» у его однокурсницы переводчицы Евы Нарубиной, а ее сыну Богдану Жолдаку достался письменный стол.
Когда же Лукаш перебрался в однокомнатную квартиру в писательском доме на улице Суворова, он первым делом… вынес из кухни плиту с умывальником — чтобы было больше места для книг и картотеки. Чайник стоял на электроплитке (ее подарил Григорий Кочур).
… В картотеке Миколы Лукаша были записаны до 40 тысяч слов и фразеологизмов, не зафиксированных ни одним словарем. Однажды он открыл ящичек на букву «щ» и увидел мышь, которая грызла карточки. «Как? — удивился Микола Алексеевич. — Мышь — и на букве «щ»?!» Он ценил порядок. И его квартира всегда была чисто прибрана, мало напоминая жилище холостяка. Семьей Лукаш так и не обзавелся, сколько ни пытались друзья знакомить его с претендентками на роль супруги. Рассказывали о его Дульсинее, которую он безответно любил со студенческих лет. Она несколько раз была замужем, имела четверых детей, подрабатывала портнихой. Спустя годы он просил возлюбленную стать его женой. И получил отказ.
Перевод «Дон Кихота» Лукаш заносил в толстую, «амбарную», тетрадь. На внутренней стороне обложки написал четверостишие:
«Хто бiльше, хто менше, ми всi Дон Кiхоти.
Самi собi творим своїх Дульсiней.
Хоч це нас вганяє в сердечні сухоти,
Проте пiднiмає над рiвнем свиней… »
«Прошу ласкаво дозволити менi вiдбути замiсть Дзюби визначене йому судом покарання»
Зимой 1972 года начались массовые аресты украинских шестидесятников. Взяли и автора знаменитой работы «Iнтернацiоналiзм чи русiфiкацiя?» Ивана Дзюбу, который лечился от туберкулеза. Микола Лукаш отправил в высокие инстанции письмо следующего содержания:
«Головi Президiї Верховної Ради УРСР
Головi Верховного Суду УРСР
Прокуроровi УРСР
Копiя: Президiї Спiлки письменникiв України
У зв'язку з тим, що я, нижчепiдписаний, цiлком подiляю погляди лiтератора Дзюби Iвана Михайловича на певне, офiцiйно у нас не iснуюче питання, за якi, наскiльки менi вiдомо, його засудив нещодавно один з нарсудiв м. Києва, та беручи до уваги: а) стан здоров'я засудженого; б) ту обставину, що в даний перiод (кiнця якого ми з Вами не можемо передбачити бодай наближено) для мене особисто перебування на будь-якому режимi видається майже рiвновартним i через те бiльш-менш байдужим, — прошу ласкаво дозволити менi вiдбути ЗАМIСТЬ вищеназваного Дзюби I. М. визначене йому судом покарання.
З належною повагою
Лукаш Микола Олексiйович, Член СПУ».
Друзьям, пытавшимся отговорить его от безрассудного поступка — ведь он и Дзюбе не поможет, и себя погубит — Лукаш объяснял: «Я це роблю для себе!» На собраниях в Союзе писателей признать свое письмо ошибочным он отказался. Лукаша исключили из Союза. «Менi дуже шкода з вами розлучатися, — говорил он коллегам. — Я вважаю, що я все ж таки дещо непогане зробив для нашої літератури». Он остался без работы и не мог публиковать переводы под своим именем. На десять с лишним лет его имя было вычеркнуто из литературы.
- Как выживал Микола Алексеевич все это время?
- По-всякому было, — говорит Леонид Череватенко. — В писательском доме встречались люди, которые открыто ненавидели Лукаша и оскорбляли его. Но были и те, кто ценил его. Евген Гуцало, Иван Драч и его жена Мария Михайловна, Виталий Коротич и его супруга Зинаида Александровна. Помогали они Миколе очень тактично, чтобы не унизить его достоинство. Приглашали, как бы между прочим, на обеды. Жены замечали: «Отут, Миколо, я засмажила, попробуй». Или: «Отут зайвий пiджак, подивися… »
Поддерживали многие… Анатоль Перепадя (известный переводчик, ученик Лукаша. — Авт. ) обычно говорил: «Ну треба ж Миколi допомогти!» Мы сбрасывались, кто сколько мог, и Анатоль нес Лукашу собранную сумму. А тот вручал ему стихотворные переводы, записанные на чем попало. Эти рукописные листочки от Лукаша Толя перепечатывал, самиздат шел в люди, стихи начинали цитировать…
В 1987 году Лукаша снова приняли в Союз писателей. А спустя год его не стало. Завершал перевод «Дон Кихота» уже Анатоль Перепадя. Вместе с Леонидом Череватенко они подготовили академическое издание «Декамерона». Собирались переиздавать другие книги своего учителя. К сожалению, Анатоль Перепадя в минувшем году погиб…
- Полное собрание сочинений Миколы Лукаша составит не меньше 14 томов, — говорит Леонид Череватенко. — В одиночку осуществить его издание невозможно.
- Скажите, вы помните последнюю встречу с Миколой Алексеевичем?
- Больно об этом говорить. Он умирал от рака желудка, тяжело мучился… В памяти храню его живым-здоровым, со всеми его шутками, которые он сам называл «шпигачки». Я записывал их за ним в разных вариантах. Насобиралось на книжечку «Шпигачки». Вот, послушайте один из его экспромтов:
«Кажу вiд iменi живих:
Що голову морочите?
Я пам'ятник собi воздвиг!
А ви собi — як хочете».
1249Читайте нас у Facebook
