Во Львове директор школы стал опекуном своей 17-летней ученицы
В этом году Ира Ковальчук встречала Рождество уже в новой семье: вместе с папой и мамой. Ира признается, что впервые за 17 лет у нее был настоящий праздник: с кутьей, подарками и главное — с людьми, которые уже успели стать ей родными.
— Директора интерната Андрея Евгеньевича я теперь называю папой, — говорит Ира. — Так здорово, когда есть человек, которого ты можешь назвать отцом. Когда Андрей Евгеньевич с женой Ульяной узнали, что мою маму лишили родительских прав, они решили взять меня под опеку. Я согласилась, не раздумывая.
С человеком, который заменил ей отца, Ира познакомилась почти четыре года назад — когда Андрей Евгеньевич Закалюк стал директором общеобразовательной школы-интерната № 2. По словам Иры, с приходом молодого директора (ему тогда было 27 лет) школа сильно изменилась.
— Мы наконец узнали, что у нас есть директор, — говорит Ира. — Ведь никто прежнего директора почти не видел. Я здесь с первого класса, поэтому мне есть с чем сравнивать. До прихода Андрея Евгеньевича большинство детей были замкнуты в себе. Нам не с кем было поговорить, учителям наши проблемы были неинтересны. Андрей Евгеньевич круто все изменил. Он начал с нами знакомиться. Представьте: нас в школе 135 человек, а он к каждому подходит, заводит разговор. Андрей Евгеньевич так искренне всем интересовался! Сразу сказал, что ученики могут заходить к нему в любое время — если захотят выговориться или просто рассказать, как у них дела. Часто бывало так, что даже учителям приходилось ждать под кабинетом, пока Андрей Евгеньевич поговорит с учениками.
Ира признается: о проблемах в своей семье не рассказывала никому. Новому директору поначалу тоже.
— Это было слишком больно, чтобы с кем-то делиться, — продолжает Ира. — В нашем интернате много сирот. Только я-то как раз не сирота. У меня есть и мать, и отец, и два младших братика. Но настоящей семьи не было никогда. Отец с нами вроде как не жил, но часто приезжал пьяным и устраивал дебоши. Бил и маму, и меня. Однажды так сильно меня избил, что я долго ходила с синяками. Настоящие родители так не поступают. Мама ничего не могла сделать. Она даже не пыталась… В интернате было грустно, ужасно одиноко. Но все равно лучше, чем дома.
Я начала общаться с Андреем Евгеньевичем, когда он предложил мне и моему однокласснику поучаствовать в одном конкурсе. Мы должны были писать мотивационные письма, и директор рассказывал, как это делать. Когда первый раз шла к Андрею Евгеньевичу, было страшновато. Я не ожидала, что он такой добрый и открытый человек. С ним было намного проще, чем с другими учителями. Наверное, он заметил, что меня что-то беспокоит. Говорил, что всегда готов меня выслушать. Но о том, что происходит дома, я рассказала ему только через полтора года, когда по вине отца чуть не пострадали мои братья.
Как сейчас помню, это была пятница. Я пришла домой на выходные. Отец был выпивши. Он чуть не вылил на нас с братьями кипяток, но бабушка успела вырвать у него из рук кастрюлю. Мы с братиками убежали. Я сказала им, что мы больше никогда туда не вернемся. Лучше уж жить на улице… Вспомнила, как Андрей Евгеньевич говорил мне: «Если будут проблемы, звони. В любое время суток». Я позвонила и спросила, можно ли мне вместе с братьями приехать в интернат. Андрей Евгеньевич сказал: «Конечно, можно». Сам нас встретил, нашел для братиков свободные койки. Я уже не могла держать все в себе. Расплакалась и впервые в жизни кому-то излила душу.
На следующий день Андрей Евгеньевич приехал к нам домой. Отца не было. Директор посмотрел, как мы живем, и сказал, что мы останемся в интернате до тех пор, пока дома не улучшатся условия. Наш дом, ко всему прочему, был аварийным и в любой момент мог рухнуть. С тех пор мы и в выходные дни оставались в интернате. Там братикам ничто не угрожало, и мне стало спокойнее. А еще рядом был директор, к которому я могла прийти с любой проблемой. Появилось ощущение, что меня есть кому защитить.
Как ему удалось так быстро найти подход к ученикам, Андрей Закалюк и сам не может сказать.
— Нет тут никакого рецепта, — говорит Андрей Евгеньевич. — Все намного проще. Нужно быть собой и любить детей. Рано или поздно они это почувствуют. Если идти к ним с добром, они ответят тем же. В моем представлении директор школы должен быть прежде всего директором детей, а не директором документов. Для меня было важно познакомиться с каждым. Поиграть с ребятами в футбол, организовать туристический лагерь, пойти вместе в горы. В нашем интернате сейчас 135 учеников. Я с каждым пытался наладить контакт.
* «Со мной в поход обычно идут не меньше пятидесяти человек», — говорит Андрей Евгеньевич
— Когда пришел в эту школу, мне было 27 лет, — продолжает Андрей Закалюк. — Я играю в футбол, слушаю Linkin park… Свой пацан, одним словом (смеется). Шучу. На самом деле было непросто. Наверное, помогло то, что я уже работал с детьми. Раньше был учителем истории во львовской школе № 28, классным руководителем. Тогда же написал так называемый антитабачниковский учебник по истории, о котором много писали СМИ. В 2014 году мне позвонили из управления образования и предложили стать директором школы-интерната. Согласился только потому, что даже не догадывался, что меня ждет. Я привык работать в обычной школе, а интернат — это совсем другое. У многих это место ассоциируется с каким-то режимным объектом: строгие воспитатели, серые стены, запуганные дети… То, что я увидел, когда пришел сюда, действительно напоминало режимный объект. Я сам испугался.
— Дети говорят, вы смогли это изменить. Как?
— Нужно было поменять администрацию, школе требовалась свежая кровь. Я старался мотивировать педагогов работать иначе. Благодарен всем, кто меня понял. С теми, кто не понял, пришлось попрощаться. Для меня было важно, чтобы учителя относились к детям как к друзьям, а не как к подчиненным. Поменял 70 процентов коллектива.
Еще я хотел, чтобы дети начали контактировать с внешним миром. В интернатах с этим проблемы. Я разрешил ученикам уходить из интерната тогда, когда они захотят. Хочешь после уроков погулять? Пожалуйста. Я даже не спрошу, куда идешь. Главное — вернись к определенному времени. Родители же отпускают гулять своих 14-летних детей. Так почему своим доверять можно, а этим — нет? Воссоздать семью в интернате я не смогу при всем желании. Но сделать так, чтобы дети чувствовали себя как дома, понемногу получается.
— По словам Иры Ковальчук, вы были первым, кому она рассказала о проблемах в семье…
— Когда Ира поняла, что я искренне хочу ей помочь, стала часто приходить, разговаривать. Я говорил детям, что для них я на связи 24 часа в сутки. У меня не может быть выходных. Позже Ира познакомилась с моей женой Ульяной. Они быстро нашли общий язык. Мы с женой стали забирать Иру к себе на выходные. При этом она все равно была рядом с братиками. Дело в том, что мы с Ульяной сами живем в этом интернате. Своей квартиры у нас нет, а здесь мне выделили служебное жилье. У нас другой вход и выглядит это как отдельная квартира, только на территории интерната. Поэтому для детей директор всегда в зоне доступности.
— А что говорит по этому поводу ваша жена?
— Ульяна интересуется делами интерната, многое мы делаем вместе. Она тоже лично знакома со всеми учениками. Ходит с нами в горы, ездит в путешествия. Жена понимает, что эта школа уже давно стала для меня семьей. Многие ребята называют меня папой.
— Ира тоже?
— Да. Но Ира стала называть меня так, когда мы с женой оформили над ней опеку. Это произошло после того, как маму Иры лишили родительских прав. Отца по документам у нее и не было, а мама вскоре после решения суда пропала. То, что мы взяли Иру под опеку, получилось само собой. Не было такого, чтобы мы с Ульяной сидели и думали, стоит нам это делать или нет. Понимаете, у нас уже были настолько доверительные отношения, что мы не могли сказать ей: «Ира, извини, будем искать тебе другую семью». Мы уже были семьей.
* Андрей Закалюк: «Не могу передать те эмоции, которые испытал, когда Ира робко спросила: «Можно я буду называть вас папой?»
— Андрей Евгеньевич с Ульяной видели, как мне тяжело, — говорит Ира. — Они практически все время со мной разговаривали и пытались успокоить. После суда я на десять дней уехала в Италию по специальной программе для школьников. А когда вернулась, Андрей Евгеньевич сказал, что они с женой хотят взять меня под опеку: «Мы не сможем тебе дать того, что дали бы богатые семьи. У меня даже жилья своего нет. Но мы тебя очень любим».
За право опеки Андрею Евгеньевичу пришлось побороться. Вопрос решался в суде и, как я поняла, то, что у него нет своей квартиры, было проблемой. Но я сказала судье, мол, ни в какую другую семью не пойду — только к директору. Суд вынес решение через несколько дней после моего дня рождения. За все мои 17 лет это был лучший подарок.
— С тех пор моя семья состоит уже из трех человек, — говорит Андрей Закалюк. — Не могу передать те эмоции, которые я испытал во время суда или когда Ира робко спросила: «Можно я буду называть вас папой?» Если бы вы меня сейчас видели — разговариваю с вами, а сам… смеюсь и плачу одновременно (с Андреем и Ирой мы общались по телефону. — Авт.).
— Как к вашему решению стать опекуном Иры отнеслись в школе?
— Меня поддержали и учителя, и дети. Иру в коллективе любят, здесь нет злости или зависти. Когда мы познакомились, Ире было всего 14, но в душе она была старше — из-за ситуации в семье ей пришлось быстро повзрослеть. Теперь мы с Ульяной стараемся подарить ей хоть немного детства.
— Нам все говорят, что мы с Ульяной — как сестрички, — говорит Ира. — Ульяна не такая эмоциональная, как Андрей Евгеньевич. Когда мы только познакомились, я сначала боялась с ней заговорить. Мы подружились в прошлое Рождество, когда поехали в гости к маме Андрея Евгеньевича. Сейчас мы с Ульяной — настоящие подружки. Я доверяю ей секреты, о которых не могу поговорить с папой.
— Где сейчас ваши братики?
— В интернате. А значит, все время под моим присмотром. Я вижу, что им здесь хорошо — и мне спокойно. С приходом Андрея Евгеньевича интернат изменился даже внешне. Раньше тут были мрачные комнаты с облупленными стенами. Мы мылись холодной водой, душ был в подвале. Туда даже заходить было страшно. Андрей Евгеньевич нашел спонсоров, и теперь в интернате хорошие условия.
Конечно, братья скучают по маме. Какой бы она ни была, она все-таки мама. Дети не могут понять, почему она вдруг исчезла. После суда, на котором ее лишили родительских прав, мама приходила к нам всего один раз. Побыла полчасика — и больше мы ее не видели. Для братьев главное, что я рядом. В этом году планирую поступать в университет, хочу получить специальность журналиста. Но в любом случае останусь во Львове, буду жить со своей семьей.
— Ходите вместе с дочкой в горы? — спрашиваю у Андрея Закалюка.
— Конечно! За последние два года мы с ребятами поднялись на Говерлу и покорили все двухтысячники. Горы — моя страсть. Там я отдыхаю и набираюсь сил. Дети меня понимают. Со мной в походы обычно идут не меньше пятидесяти человек. Ира и еще один выпускник интерната Стас — главные инициаторы поездок. Год назад я стал крестным отцом Стаса. Было очень приятно, когда он меня об этом попросил. Стас мне тоже как родной. Кстати, благодаря детям на днях сбудется моя заветная мечта — я лечу в Латинскую Америку покорять Мачу-Пикчу. Дети обратились на программу «Сюрприз! Сюрприз!», где мне сделали такой подарок. До сих пор не верится, что это правда. Так совпало, что мне подарили эту поездку в день 13-й годовщины смерти моего отца. Иногда мне кажется, что это не просто так.
— Вы мечтали о большой семье?
— Нет. Если бы десять лет назад мне сказали, что я стану директором интерната и у меня будет приемная дочь, ни за что не поверил бы. Сейчас часто ловлю себя на мысли, что я очень счастливый человек. И богатый. Я очень богат, хотя у меня нет денег. Зато есть 135 детей, которые называют меня отцом.
Читайте нас у Facebook
